Пир Джона Сатурналла
Шрифт:
К его раздражению, мужчина в зеленом тихо рассмеялся. Меланхоличное лицо с аккуратно подстриженной бородкой казалось смутно знакомым. Верно, в церкви встречал, подумал Джон.
— В-вас разоблачили, сэр К-кенелм, — заикаясь проговорил собеседник обер-камергера. Он приблизился к юноше. — Но кто разоблачил, п-позвольте поинтересоваться?
— Джон Сатурналл, — ответил Джон, которого все сильнее раздражала самоуверенность домашнего клерка; здесь его владения. Его, Сковелла и других поваров. — Повар при мастере Сковелле.
— Сковелле? — повторил сэр Кенелм.
— Мастере Сковелле, — поправил Джон. — И посторонним вход в кухню воспрещен.
Но
— Вы хороший повар, мистер Сатурналл?
— Достаточно хороший, чтобы стряпать для короля, — отрубил Джон.
— А ну как вы оплошаете? А ну как ваши кушанья не п-понравятся его величеству?
— Мы никогда не плошаем. Сам сэр Уильям хвалит наши блюда.
— Ах да, п-похвала. Остерегайтесь похвалы. Окуните ложку г-глубже… — мужчина в зеленом указал на ложку в руке Джона, — и под сладкой коркой похвалы вы обнаружите горечь.
— Ха! Превосходно! — воскликнул сэр Кенелм. — Поистине проницательное замечание.
Джон нахмурился. Что имел в виду клерк? Окуните ложку глубже. Он указал на дверь и отрывисто сказал:
— Вам не дозволено здесь находиться.
Сэр Кенелм открыл было рот, собираясь возразить, но домашний слуга заговорил первым:
— Что ж, оставляем вас с вашими к-котелками и сковородками, мастер Сатурналл. Не дай бог, чтобы его величество завтра ходил голодный.
На завтрак была миска похлебки, которую Джон проглотил стоя. Поварята бегали взад-вперед по кухне, таская со двора поленья и складывая у очага. Мимо, кренясь и качаясь, проплыл громадный поднос с выпечкой, несомый Коуком. После того как парня перевели со двора обратно в кухню, он вдруг стал на удивление дружелюбным. Даже услужливым, был вынужден признать Джон, когда Коук помог Симеону, с трудом тащившему большую корзину яблок. Сейчас Симеон выщипывал пеньки перьев у последней утки, а позади них Колин и Льюк нанизывали на шампуры фазанов. Джон положил углей в жаровню, сходил за своим сахарным сиропом и принялся мешать в котелке. Скоро его лицо раскраснелось от жара. Сироп начал загустевать. Две тестяные корзинки, в каждой из которых уже лежали съедобные драгоценности, корона и монеты, ждали на столе. Наконец Джон вылил в них желе, и они с Филипом отнесли обе в холодную кладовую.
— Успеет схватиться? — спросил Филип.
— Должно.
Работа в кухне набирала обороты. Адам сбивал в ведре сливки березовой мутовкой, стараясь держаться поближе к огню, и одновременно приглядывал за сковородой Вэниана. Филип встряхивал кондитерский мешок с горячей миндальной пастой, собираясь выдавливать ее в крохотные тарталетки на подносе. Адам усердно бил мутовкой, пока без видимого успеха, а за столом позади него Коук втирал истолченную в порошок морскую соль в маленькие птичьи тушки, разложенные на противне. Вэниан и Андерли засовывали зажаренных и нашпигованных куропаток в нутро лебедя, предварительно заворачивая каждую в гнездо, сплетенное из стеблей шпината. Сковелл, жонглируя двумя сковородами у очага, выкрикивал через плечо приказы. Потом, к великому изумлению Джона и Филипа, Коук обратился к Адаму:
— Нужна помощь, Локьер?
От неожиданности Адам лишился дара речи.
— Здесь слишком тепло для этого. — Коук кивнул на жидкие сливки. — Дай-ка мне.
Ошарашенный Адам отдал мутовку, и Коук понес ведро по коридору к холодной кладовой. Пока Адам, Джон и Филип недоуменно переглядывались, у подножия
— Уже рассаживаются!
— По местам! — громко скомандовал Сковелл; и по всей кухне работники кивнули или вскинули руки, сообщая о своей готовности.
Джон наказал Симеону следить за котелком, а сам взял утюг и поставил на огонь. Потом он поспешил в холодную кладовую и в дверях там столкнулся с Коуком. Парень обливался потом, в руке у него болталось ведро со сливками, поверхность которых топорщилась затвердевшими желтоватыми гребешками. Они встретились взглядами.
— Что ты здесь делаешь? — осведомился Джон.
Коук принял вид оскорбленной невинности.
— Разве не понятно? — Он указал взглядом на взбитые сливки.
— Вижу, пришлось потрудиться, — сказал Джон, все еще подозрительно.
— О, оно того стоило, — беззаботно откликнулся Коук. — Я всегда говорил: главное — подойти к делу с умом. Помнишь?
Старший парень широко ухмыльнулся и проскользнул мимо Джона. Подойти к делу с умом? Да, он помнил — но откуда? Когда Коук ушел, Джон вытянул шею и заглянул в «Танталов пруд», стоящий на полке. Сироп еще не схватился. Но обязательно схватится, не сомневался Джон. Корона почему-то опрокинулась набок. Джон поставил ее прямо.
В кухне на подносы укладывали крохотные мясные пирожки, увенчанные листьями шпината и грецкими орехами. Рядом ждали своей очереди плоские блюда с бараньими фрикадельками, сдобренными шафраном и гарнированными затейливо нарезанными лимонами. Подавальщики Квиллера унесли огромные тарелки с говяжьими рулетами, начиненными артишоком и фисташковой пастой, за ними последовали булочки с рубленым яйцом, душистыми травами, корицей и солью…
Пряное вино уже отнесли наверх. Повара метались взад-вперед, подавая блюда ожидающим слугам: мускусная дыня в сиропе, похлебка из каплуна, вареные голуби в соусе, цыплячье рагу с зелеными овощами, жареная оленина с итальянским фаршем, сладкий заварной крем, дрожащий в чашечках из яблок…
Когда мастер Сковелл послал за грандиозным многоярусным десертом, Джон понял, что настал и его черед. Он велел Симеону поставить на огонь второй утюг, а сам вместе с Филипом поспешил в холодную кладовую. Желе застыло и было прозрачным. Они заглянули в глубины «Танталова пруда»: корона, монеты и драгоценное кольцо мирно покоились на дне.
Филип расчистил место на столе около очага, и Джон снял утюг с огня, прихватив горячую ручку тряпкой.
На ширину ладони, напомнил себе Джон. Он опустил утюг на нужную высоту над поверхностью и начал водить им туда-сюда, ожидая момента, когда желе начнет подтаивать. Краем глаза он увидел, как четверо мужчин осторожными, мелкими шажками продвигаются вперед, балансируя творением Сковелла и Вэниана, водруженным на громадный поднос. Под аркой они прошли на полусогнутых ногах, чтобы не зацепиться верхушкой десерта.
— Осторожнее, — предупредил Сковелл.
Сжимая горячую ручку утюга, Джон трудился над своими блюдами. Мало-помалу поверхности прудов стекленели. Когда первый утюг остыл, Джон повернулся за вторым. Сковелл и Вэниан разливали поссет в выпечные чашечки, установленные на верхних ярусах своего кулинарного творения, которое медленно вращали перед ними Льюк Хобхаус и остальные четверо. Однако нагретого утюга в очаге он не обнаружил.
— Симеон, — прошипел Джон, — утюг!
Выражение, появившееся на лице поваренка, было красноречивее любых слов.