Пир мудрецов

Афиней

И потому куретов имя славное

Мы заслужили: волосы обрезаны .

И КУМЕЙЦЫ италийские, как рассказывает Гиперох [FHG.IV. 344] или иной сочинитель приписываемой ему книги "О Кумах", ходили в золоте и цветистых одеждах, а на поля они выезжали с женами на пароконных [е] упряжках.

38. Итак, вот что я запомнил о роскоши городов и народов. А о прославившихся роскошью людях я слышал следующее.

[Каталог сластолюбцев]

Ктесий в третьей книге "О Персии" рассказывает [frag.20], что роскоши предавались все азиатские властители, более же всех - НИНИЙ, сын Нина и Семирамиды. Он не выходил из дворца и в своем роскошестве [f] никому не показывался, кроме евнухов и собственных жен. Таков же был и САРДАНАПАЛ, {40} сын то ли Анакиндараксара, то ли Анабараксара. И когда один из его полководцев, мидиец Арбак, {41} стал проситься у евнуха Спарамиза лицезреть своего государя и с трудом получил на свою просьбу согласие, то войдя во дворец, мидиец увидел, как царь, набеленный и по-женски разнаряженный, (529) восседал на возвышении среди наложниц и расчесывал

пурпурную шерсть; брови у царя были насурьмленные, платье женское, борода сбрита, а кожа выглажена пемзою, лицо белее молока и с подведенными глазами; и когда царь заметил Арбака, то приказал вырвать ему глаза. Однако большинство [историков], в том числе и Дурид [FHG.II.437], рассказывают, что Арбак вознегодовал, что такой человек над ними царствует, и сам заколол [b] Сарданапала. Ктесий же продолжает [frag.20], что царь выступил на войну, собрал огромное войско, но был разбит Арбаком и покончил с собой, сгорев в своем дворце. Погребальный костер он взгромоздил в четыреста футов высоты, бросил в него полтораста золотых лож и столько же золотых столов, посреди костра поставил стофутовый деревянный терем и в нем ложа для царя с женою и для наложницы. Трех своих сыновей и двух дочерей он, когда дела пошли плохо, отослал в Ниневию к ее [с] царю, давши им три тысячи талантов золота. Терем он покрыл большими толстыми бревнами и вокруг поставил крепкие деревянные столбы, чтобы не осталось выхода. Золота он там положил тысячу мириад талантов, серебра мириаду мириад талантов, и еще ткани, багряницы и всякие наряды. Этот костер он приказал поджечь, и горел он пятьдесят дней, и народ дивился при виде дыма и думал, что это царь приносит жертвы [d] богам; правду знали только евнухи. Вот так, прожив жизнь в неслыханном сластолюбии, Сарданапал скончался, как настоящий муж.

{40 Сарданапал — Ашшурбанипал, 668-626 гг. до н.э., сын Ассархаддона. Ср. рассказ о Сарданапале у Юстина (I, 3).}

{41 ...мидиец Арбак... — У Юстина (I, 3, 2) Арбакт.}

39. Клеарх о персидском царе рассказывает [FHG.II.305, см. выше 515], что когда ему приносят сласти, он дает принесшим награды... себе на уме: не точная ли это поговорка "Кусочек за бога, кусочек за царя". Вот почему Сарданапал счастливей всех: он при жизни превыше всего почитал наслаждение, и по смерти на памятнике своем показывает, [e] сложив пальцы, как для щелчка, что смешны дела человеческие и не стоят щелчка пальцами, какой дважды выщелкивается в хороводе... {42} и в ином был усерден: так что Сарданапал предстает совсем не бездельником, потому что на том памятнике написано: ".Сарданапал, сын Анакиндаракса, выстроил в один день города Анхиалу и Таре, но теперь мертв". Аминта в третьей книге "Путевых стоянок" [Scr.Al.Magn. р.316] пишет, что в городе Ниневии есть высокая насыпь, откуда Кир брал землю, [f] окружая город осадным валом, и будто насыпь эта осталась от Сарданапала, царя Ниневии, а на ней каменный столб и надпись халдейскими буквами, которую Херил переложил стихами [AP.XVI,27]: {43} "Я был царем, и (530) пока видел солнце, я пил, ел и любил, зная, что век человеческий краток, но вмещает много перемен и страданий, и оставленным мною добром насладятся другие. Поэтому наслаждался и я, не упуская ни дня". Клитарх в четвертой книге "Об Александре" пишет [frag.2], что Сарданапал умер в старости, свергнутый с [ас]сирийского престола. [b] А Аристобул говорит [frag.2]: "Идя на персов, Александр остановился лагерем у Анхиалы, которую построил Сарданапал, и там поблизости был памятник Сарданапалу и на нем каменный отпечаток правой руки с пальцами, сложенными как для щелчка, и с надписью ассирийскими буквами: "Я, Сарданапал, сын Анакиндаракса, выстроил в один день города Анхиалу и Таре. Ешь, пей, забавляйся, а все остальное не стоит вот этого", [c] то есть щелчка".

{42 Текст безнадежно испорчен.}

{43 НА ГРОБ САРДАНАПАЛА

Зная, что смертным родился, старайся питать свою душу

Сладостной негой пиров, — после смерти ведь нет нам отрады.

В прах обратился и я, Ниневии великий властитель.

Только с собой и унес я, что выпил и съел и что взято

Мной от любви; вся же роскошь моя и богатства остались.

Мудрости это житейской мое поучение людям.

(Перевод Л. Блуменау )}

40. Роскоши предавался не только Сарданапал, но и фригиец АНДРОКОТТ. Он тоже наряжался в цветистые одежды, и украшал себя ярче всякой женщины: об этом пишет Мнасей в третьей книге "Европы" [FHG.III.152]. Клеарх в пятой книге "Об образе жизни" [FHG.II.307] говорит, что мариандинец САГАРИС в своей изнеженности до старости сосал женскую грудь, чтобы не утруждать себя жеванием, и никогда не опускал руку ниже пупа. За то же самое и Аристотель смеялся над [d] халкедонцем Ксенократом, который справлял нужду не прикасаясь к срамным частям; Аристотель напоминал ему стих Эврипида [Эврипид "Ипполит" 317]:

Рука чиста, но вот душа запятнана.

Ктесий рассказывает [frag.52], что АННАР, царский наместник в Вавилоне, ходил в женском наряде и украшениях, и к нему, царскому рабу, сходились на пир полтораста певиц и арфисток, которые пели и играли на арфах, пока он жевал. О самом НИНЕ Феникс Колофонский в первой [e] книге "Ямбов" пишет вот как [Chol. р.141]:

Об ассирийском слышал я рассказ Нине:

Купался он в богатстве, как тюлень в море,

И как песка в морского, не считал злата.

В небесных он созвездьях не искал смысла,

Не возжигал священного огня магов,

На бога он гадальных не взносил прутьев,

Витией не был, не был судией людям,

Не

мог собрать народ, устроить смотр войску, -

[f] Зато он ел, любил и пил вино вволю,

А прочие заботы низвергал в пропасть.

А умирая, завещал завет людям,

[И он с его надгробия звучит песней]:

"Мидиец, ассириец или колх дальний,

Иль синд болотный с головой в кудрях длинных,

Услышь меня, и я тебе скажу вот что:

Я был живым дыханием и слыл Нином,

А ныне я ничто и стал земным прахом.

[И у меня осталось (ни глотком больше,)

Чем сколько выпил, съел и отлюбил в жизни.]

Нагрянули враги со всех сторон света,

И все мое добро безмерное грабят,

(531) Как жрицы Вакховы на части рвут зверя.

[Ни золота с собой не взял я в край смерти,

Не взял ни колесницы, ни коней царских:

Венец носивший, горсткою лежу пепла"].

41. Феопомп в пятнадцатой книге "Истории Филиппа" пишет [FHG.I.299], что роскошью и сластолюбием всех людей превзошел, сидонский царь СТРАТОН. Все, что сочинил Гомер про феакийцев - празднества, вино, певцы и сказители - все это было для Стратона [b] постоянным времяпрепровождением. В погоне за наслаждениями он далеко превзошел феакийцев: они, по словам Гомера, устраивали попойки с женами и дочерями, а Стратон созывал свои пиры флейтисток, арфисток и кифаристок, выписывал гетер из Пелопоннеса, музыкантш из Ионии, а [с] прочих девиц со всей Эллады, чтобы они плясали и пели, и устраивал между ними состязания перед друзьями. От природы будучи рабом наслаждений, все время он проводил с ними, радуясь такой жизни. Более же всего стремился он в этом превзойти НИКОКЛА: {44} они очень ревновали друг к другу, и каждый старался превзойти другого привольностью и сладостью житья. В этом соревновании дошли они до того, что будто бы расспрашивали всех приезжих, что нового в доме у соперника и как [d] богаты его жертвоприношения, - а потом старались во всем этом одержать над ним верх: так им было важно прослыть счастливыми и блаженными. Но им не удалось прожить так всю жизнь и оба умерли насильственной смертью. Анаксимен в книге "Превратности царской участи" [Scr.Al.Mag.38], повторив о Стратоне те же рассказы, пишет, [e] что роскошью и распущенностью он соперничал с Никоклом, царем Саламина Кипрского, и что оба погибли насильственной смертью. {45}

{44 ...превзойти НИКОКЛА. — Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». VII, 2. }

{45 ...оба погибли насильственной смертью. — Стратон погиб, приняв участие в восстании сатрапов против персидского царя. Никокл, царь Кипра, очевидно, разделил его судьбу.}

42. А вот что пишет в первой книге "Истории Филиппа" Феопомп [FHG. 1.283]: "И на третий день Филипп прибыл в Онокарсис, фракийское урочище, где была дубрава, прекрасная для отдыха, особенно в летнюю жару. Это был один из любимых уголков КОТИСА, который более всех фракийских царей любил сласть и роскошь и поэтому всякий раз в своих разъездах, видя место, осененное деревьями и орошенное [f] ключевой водой, устраивал там свои стоянки; а потом, объезжая их от случая к случаю, приносил там жертвы богам и пировал с наместниками, -счастливый и блаженный до той поры, когда кощунственно оскорбил Афину". И далее историк рассказывает, как Котис устроил пир, объявив, что Афина выходит за него замуж: построил свадебный терем и ждал, хмельной, явления богини. (532) Обезумевший, он послал телохранителя посмотреть, не явилась ли богиня в тереме, когда тот вернулся и сказал: "никого", он застрелил его из лука и послал второго, - пока, наконец, третий не догадался сказать, что она давно сошла и ждет царя. Этот же самый Котис однажды в порыве ревности разрубил своими руками собственную жену, начав со срамных ее частей.

43. А в тринадцатой книге "Истории Филиппа" Феопомп рассказывает об афиняне ХАБРИИ [FHG.I.297]: "В городе {46} он жить не мог - как [b] из-за своего мотовства и распущенности, так и из-за подозрительности афинян, [которая могла обратиться] против кого угодно; поэтому все лучшие мужи и предпочитали обитать вдали от города: Ификрат во Фракии, Конон на Кипре, Тимофей на Лесбосе, Харет в Сигее, а сам Хабрий в Египте". И о ХАРЕТЕ он тоже пишет в сорок пятой книге [FHG.I.318]: "Был Харет ленив и медлителен, хотя тоже тянулся к роскоши: в походы [с] он возил и флейтисток, и арфисток, и простых девок; а из военных денег часть тратил на эту свою спесь и часть оставлял в Афинах - для ораторов и законодателей в народном собрании и простых людей, которым грозил суд. Поэтому народ афинский на него не роптал, и граждане его даже любили - и понятно, потому что они и сами так жили: в юности с гетерами и флейтистками, взрослыми за пьянством, за игрой и прочими [d] беспутствами, а народ тратил больше денег на общественные угощения и мясные раздачи, нежели на управление городом". И в книге "О дельфийской добыче" Феопомп пишет [FHG.I.309]: "Афинянину Харету через Лисандра {47} было выдано шестьдесят талантов; из этих денег он принес жертвы богам за победу над Филипповыми наемниками, а потом угощал всех граждан на городской площади". [e] Начальником тех наемников был Адей по прозвищу Петух, о котором комедиограф Гераклид упоминает так [Kock.II.435]:

{46 В городе — То есть в Афинах.}

{47 ...через Лисандра... — Так как речь идет о событиях Священной войны (355 г. до н. э.), то не следует путать этого Лисандра со знаменитым спартанским адмиралом.}

Филиппов петушок раскукарекался,

Носился спозаранку и попал под нож -

Его тогда схватил Харет-афинянин:

Видать, тот был без гребня. И зарезавши

Лишь одного, устроил угощение

Харет для многих, - дело благородное!

То же самое рассказывает и Дурид [FHG.II.470].