Пир мудрецов
Шрифт:
Вот, например, кто бы мог ожидать, что сократик Эсхин был таким, каким изображает его оратор Лисий в своих речах об обязательствах? Ведь диалоги, ходящие под его именем, исполнены поразительной умеренности и кротости; - разве что, как утверждают сторонники Идоменея, эти сочинения принадлежат перу самого мудрого Сократа, после смерти которого Эсхин и получил их в подарок от Ксантиппы, вдовы последнего.
[е] 94. Во всяком случае, Лисий говорит это в речи, озаглавленной "Против сократика Эсхина по поводу долга". Хоть и длинно это место, но я приведу его по случаю большого чванства вашего, философы. Оратор начинает так: "Я никогда не мог бы предполагать, господа судьи, что Эсхин осмелится заводить такую позорную для него тяжбу; думаю, ему не легко было бы найти другую, более крючкотворную. У него есть долг, господа судьи, меняле
Потом, что должен человек испытывать,
Просиживающий весь день под зонтиком
При всех, в одной компании с мальчишками?
И далее:
[b] Ведь поварих никто еще не видывал,
Не говоря уж о торговках рыбою.
Ибо каждый должен вести образ жизни, который ему подходит, не исключая и профессиональных занятий. Далее оратор говорит следующее: "Я поверил такому заявлению его, имея в виду, что он, как бывший ученик Сократа, говоривший много пышных речей о справедливости и добродетели, никогда не вздумает и не решится поступать так, как решаются поступать люди самые скверные, самые бесчестные".
95. После этого оратор опять делает нападение на него по поводу его [с] займа, говорит, что он не хотел отдавать ни процентов, ни капитала, что он не уплатил деньги в срок, назначенный по заочному приговору суда, что в виде залога представил клейменого раба, и много других обвинений выставляет он против него и в конце речи говорит вот что: "Но, господа судьи, таким он выказал себя по отношению не одного только меня, но и по отношению ко всем, кто имел с ним дело. Живущие поблизости кабатчики, у которых он берет вино в долг без отдачи, разве не судятся с ним, разве не запирают перед ним свои кабаки? А соседям его разве не приходится так плохо от него, что они бросают собственные дома и нанимают другие подальше? Сколько ни соберет он взносов, взносы других он присваивает себе, а своих не платит; они разбиваются об этого кабатчика, точно о беговой столб. К его дому с самого утра приходит столько народу требовать уплаты долгов, что прохожие думают, что он умер и что народ сошелся на его похороны. Отношение к нему живущих [e] в Пирее таково, что им кажется гораздо безопаснее плыть в Адриатическом море, чем иметь дело с ним: занятые деньги он считает гораздо более своими, чем оставленные ему отцом. А разве он не завладел имуществом парфюмерного торговца Гермея, соблазнивши его жену, семидесятилетнюю старуху? Притворившись влюбленным в нее, он так ее настроил, что мужа ее и сыновей сделал нищими, а себя - из кабатчика - парфюмерным торговцем. Вот как любовно он обходился с этой девчонкой, наслаждаясь ее молодостью, у которой легче пересчитать зубы, чем пальцы на руке. Взойдите ко мне, свидетели этого!" Вот что, Кинульк, говорит о философах Лисий. Я же, по словам трагика Аристарха [frag.4]
Неправды не стерпев, отмстив обидчику,
на этом закончу разговор с тобой и остальными псами".
Конец Книги тринадцатой
Книга четырнадцатая
[О смехе. Шутники]
(613) 1. Диониса, друг мой Тимократ, многие называют безумным - только оттого, что напившись чистого вина, большинство людей впадает в буйство [Од.ХХI.293]:
Видно твой ум отуманен медвяным вином; от вина же
Всякой, его неумеренно пьющий, безумеет. Был им
Некогда Эвритион, многославный кентавр, обезумлен.
В дом Пирифоя, великою славного силой, вступивши,
Праздновал там он с лапифами; разума пьянством лишенный,
[b] Буйствовать зверски он вдруг принялся в Пирифоевом доме.
"Когда вино разливается по телу, - говорит Геродот [I.212], - то всплывают дурные речи", - добавим: и безумные. И комедиограф Клеарх говорит в "Коринфянах" [Kock.II.409]:
Когда бы голова у тех, кто пьянствует
Дни напролет,
Вина несмешанного, то никто б не пил.
А так мы получаем удовольствие
И пьянствуем, лишаясь благ, пред муками.
И Ксенофонт в "Агесилае" [V. 1]: "Он полагал, что пьянства следует избегать, [c] как безумия, а чревоугодия - как безнравственности". Но мы-то, никогда не пьющие лишнего, а поутру и вовсе не бывающие навеселе ('), пришли на этот пир скорее ради Муз.
Придирчивый Ульпиан тут же поймал кого-то, заметившего: "Я вовсе не опьянен (')", и потребовал: "А где встречалось слово опьяненный!" "У Алексида в комедии "Новосел" есть стих [Коcк.II.318]:
Он все это проделал, пьяным будучи", -
ответил тот.
2. "Друзья мои, - продолжил Ульпиан, - поскольку после наших ежедневных бесед наш славный гостеприимец Ларенсий не только предлагает [d] нам каждый раз все новые и новые темы, но и устраивает нам представления скоморохов, то не поговорить ли нам и об этом предмете? Мне, например, известно, что скиф Анахарсис, когда на пир привели скоморохов, оставался совершенно невозмутим, когда же вывели обезьяну, рассмеялся, пояснив, что это животное смешно по природе, человек же смешит по принуждению. И Эврипид сказал в "Скованной Меланиппиде" [TGF2. 516]:
В издевках ради смеха упражняется
Немало остряков, я ж ненавижу тех,
(614) В ком разума нехватка, без узды уста:
Для смеха лишь годны, в мужах не числятся.
................
В домах ведут хозяйство {1} и товар морской
{1 В домах ведут хозяйство... — Папирусное чтение подтверждает, что в утраченном тексте речь переходила с легкомысленных мужей на трезвых жен.}
В них запасают.
Пармениск Метапонтский, как говорит Сем в пятой книге "О Делосе" [FGH.IV.439], первенствовал и родом, и богатством, но спустившись и вышедши из пещеры Трофония, не мог уже больше смеяться. Вопросив об этом оракул, он получил от Пифии ответ:
Ты вопрошаешь меня о ласковом смехе, угрюмец:
[b] Мать тебе дома вернет, ее почитай непомерно!
Надеясь обрести смех по возвращении на родину, он считал себя обманутым, поскольку этого не произошло. Но однажды он случайно прибыл на Делос, обошел все его диковины и зашел в храм Латоны, надеясь увидеть замечательную статую матери Аполлона. А увидев, что эта статуя - безобразный чурбан, нечаянно рассмеялся. Разгадав оракул бога и избавившись от болезни, он воздал богине великие почести.
[с] 3. Анаксандрид в "Старческом безумии" говорит, что шутовству (на пирах) положили начало еще Радамант и Паламед [Kock.II. 139]:
...а оно не от жизни хорошей:
Радамант с Паламедом придумали встарь,
чтобы те, кто не сделали взноса,
Веселили гостей на складчинном пиру.
О скоморохах упоминает и Ксенофонт в "Пире"; о Филиппе он говорит следующее [1.11]: "В дверь постучался шут Филипп и велел привратнику доложить, кто он и почему желает, чтоб его впустили; он пришел, прибавил он, собравши все нужное для того, чтобы обедать на чужой [d] счет; да и слуга его очень отягощен, оттого что ничего не несет и оттого что не завтракал". Македонец Гипполох в письме к Линкею упоминает шутов Мандрогена и Стратона из Аттики (ср. 130с). В Афинах была пропасть подобных искусников. Например, в диомейском храме Геракла их собиралось до шестидесяти, и в городе их так и называли: "шестьдесят сказали так" или "я только что от шестидесяти". Среди них, как пишет Телефон в сочинении "О Городе" [FHG.IV.507], были и Каллимедонт-Краб, [e] и Диний, и Мнасигитон с Менехмом. И такая слава шла об их увеселениях, что, прослышав об этом, Филипп Македонский послал им талант, чтобы они записывали свои шутки и посылали ему. Этот царь и впрямь был охотник посмеяться, как свидетельствует в "Филиппиках" оратор Демосфен (см. Демосфен. "Олинф.". 11.19). Другим любителем посмеяться был Деметрий Полиоркет, как пишет Филарх в шестой {2} книге "Истории" [FHG.I.335]: он говорил, что у Лисимаха двор - как сцена из комедии, все имена - двухсложные; {3} это была насмешка над Бифием [f] и Паридом, бывшими в большой силе при дворе Лисимаха, и над некоторыми другими из его друзей. А при самом Деметрий были Певкесты, Менелаи и даже Оксифемиды. {4} Когда Лисимах узнал об этом, то сказал: "Что-то я не видел, чтобы на трагической сцене появлялась блудницы!" - имея в виду флейтистку Ламию (см.577с). Но Деметрий и тут нашелся: (615) "Зато у меня блудница живет стыдливее, чем у него Пенелопа". {5}