Пир на закате солнца
Шрифт:
– Сесть он рискует не в кутузку, а в тюрьму. – Гущин покачал головой. – Джентльмен… Видеозапись в парке – единственная наша ниточка пока, и ведет она к нему.
– Но я был с вами, наблюдал. – Мещерский запнулся. – Там, во дворе дома этой несчастной. И вы сказали… Вы же сами уверены, что на нее напали дома ночью, а вовсе не в парке.
– С чего это вы решили, что на нее напали там?
– Ну, вы же сами все это выявили, все факты: дверь дома не заперта – раз, фонарик валяется – два, потом та лампочка на террасе, вы велели проверить, она
– Что получается?
– Женщина была дома, собиралась спать, выключила свет. И вдруг что-то услышала на улице. Встала, зажгла свет на террасе, но увидеть ничего не смогла, тогда взяла фонарик и вышла. Больше она домой не вернулась, все эти дни дом пустовал, иначе бы та лампочка не перегорела!
– Занятная логика. – Гущин усмехнулся.
– Это ж ваша все наработка, я только наблюдал.
– Вы кто по специальности?
– У меня туристическая фирма, я устройством экстремальных приключенческих туров занимаюсь, ну а в душе я, наверное, путешественник.
– Вид у вас соответствующий – на Миклухо-Маклая чем-то похожи, помните, фильм был старый, как он там лихо среди людоедов: и ведь не боялся же, что съедят!
Все это Гущин произнес искренне, без малейшего сарказма. Катя подивилась: и борода, и рваные джинсы его не смутили.
– Напасть во дворе на потерпевшую мог и Угаров, – продолжил Гущин. – Место тихое, соседей нет. Где он вот только труп столько дней держал?
– Андрей на убийство не способен.
– Кто на что способен, один бог знает. Подождем, может, обыск что даст в его квартире, одежду изымем.
– Разрешите мне с ним поговорить? – попросил Мещерский. – Не знаю, но… Андрей, он такой – если на него наезжать, то он или в драку сразу, или упрется. А если по-нормальному, по-человечески, то… Он мне как-то сказал: все бы отдал, чтобы ВСЕ было по-настоящему, без вранья.
– Как это понять?
– Ну, жизнь, люди. Он неплохой парень… Разрешите мне попробовать?
– Хорошо, времени, пока обыск в Москве у него на хате идет, полно. – Гущин пожал плечами. – Только условие: вы вдвоем, Екатерина тут посидит.
Катя осталась, а Мещерского сотрудники розыска проводили вниз, в изолятор временного содержания. Угаров был там, хотя в камеру его еще не водворяли. Он сидел в следственной комнате, скованный наручниками. Пальцы и ладони его были черны от краски – его успели дактилоскопировать, сфотографировать на «цифру», ждали судмедэксперта, который должен был забрать у него образцы крови.
Он обернулся к двери, когда услышал шаги, увидел Мещерского и…
– Привет.
– Привет, – Мещерский сел рядом. – Надо же, где встретились.
– Ты зачем здесь? Только не ври.
– Девушку видел? Со мной в ресторане была. Ну, в общем, замужем она за другом моим. А я… Короче, он уехал, за границей сейчас. Она одна. Она криминальным обозревателем работает в пресс-центре областной милиции, тут она по работе, убийство, которое
– Симпатичная. – Угаров искоса глянул на Мещерского. – Я влип, что ли?
– Считай, что так. Когда опера тебя волокли, я глазам своим не поверил.
– Я это иль не я? Ну я, как видишь, везет мне в таких делах как утопленнику. Что хоть случилось?
– Убийство, причем дикое какое-то. О маньяке поговаривают.
– И маньяк этот я?
– Зачем ты сказал, что не был в парке?
– Ну был я в парке, что с того? Прошелся, прогулялся, на скамейке посидел.
– Не похоже на тебя. Парк – это не бар и не казино.
– Хотел кое-что вспомнить. Это тебя устраивает? Детские воспоминания. Я и не знаю, как в этом Архангельском оказался – часто, наверное, мимо ездил, все время мимо, мимо, а тут решил остановиться, зайти. Вот и зашел на свою голову.
– А ты часто бываешь в этих местах?
– Знакомая у меня одна тут живет. Ты как следователь, Серега… Часом магнитофончика с собой не прихватил, нет? – Угаров заглянул в лицо Мещерскому. – Это менты тебя попросили, да?
– Да. Но я сам хотел поговорить. Я помочь тебе хочу. Я не верю, Андрюха, что…
– Правильно не веришь. И я не верю. Но вот сижу тут. И спрашивается, за что? Эта баба на пленке… я вспомнил в кабинете, я ее действительно видел в парке. Их две было – две кекелки, что-то там боронили… про какого-то генерала, про какого-то парнишку, который пропал, потом домой вернулся… Я сидел неподалеку на скамейке, слышал, но… Да мало ли кого мы встречаем за день – на улице, в магазине, в кафе? Мы и думать-то забыли об этом, а тут на тебе – пришивают убийство. Как ее убили-то хоть?
– Зверски. Я же говорю: речь идет о маньяке.
– И я, по их мнению, подхожу на эту роль?
– Тебя камера сняла.
– И это все?
– Та вторая женщина тебя опознала.
– И этого достаточно, чтобы бросить невиновного человека на нары?
– Недостаточно. Но ты должен объяснить им четко и ясно, чтобы они поняли, по какой причине тебя в парк занесло.
– Не буду я ничего объяснять.
– Андрей…
– Слушай, ты мне друг? Хочешь мне реально помочь?
– Я все сделаю, я же сказал – я не верю, что ты…
– У меня все забрали – мобильник, коммуникатор, ключи от машины. Я телефон тебе скажу. Позвони ей, ладно?
– Кому?
– Женщине одной, Анной зовут. Я с ума по ней схожу. Встречи добился, в ресторан пригласил в «Купол», поладили мы, домой к себе я ее повез – думал, любовь будет у нас красивая, а тут менты… Что она подумает обо мне? Если я ее потеряю, я жить не буду, понимаешь? Вены себе прямо тут, в камере, вскрою. – Угаров говорил это так страстно, так вдохновенно (о, слышала бы эти излияния Анна Гаррис!), был такой бледный, такой решительный, что Мещерский поверил, и более того, перепугался – а вдруг и правда вскроет, он ведь такой, без башни, у него все на эмоциях.