Пиратское фэнтези
Шрифт:
— Сэр? — спрашивает мистер Дэндибербиджгоррокстэйлор. Я уже не знаю, кто конкретно. Да мне и не важно.
Есть только я и мистер Гринхальг. И его глаза.
— Возвращайтесь на корабль.
Может, померк свет. Может, остальные сгинули. Может, мы замерзли до смерти и теперь я смотрю на последнюю картину, которую увидели мои глаза. Но потом…
— После вас, капитан.
— Нет, мистер Гринхальг, я настаиваю, — машу в сторону двери саблей.
На льду он вдруг засомневался. Не смотрит на меня, только спрашивает:
— Я не знаю, куда идти, капитан. Не вижу следов, оставленных мистером Феттером.
Я смотрю на тень под ногами и толкаю его вперед:
— О, зато я знаю, мистер Гринхальг.
На север.
МАЙКЛ
Железнолицый
(Виньетка)
Перевод В. Полищук
Тот, кто назвал эту планету Венецией, попал в самое яблочко. Золотую ее поверхность пересекали миллионы регулярно организованных каналов, так что из космоса она напоминала папскую тиару. Облака следовали каналам соответственно временам года и скорее подчеркивали, нежели затеняли эту геометрическую сетку. И разве не естественно было обнаружить на планете с таким именем изящные гондолы и величественные баржи, на которых обитатели Венеции вели и торговлю, и сражения? Венеция оказалась планетой богатой, живущей насыщенно и бурно. Она привлекала межгалактических путешественников куда больше, чем ее девять (или около того) соперниц, а ведь в их число входили и Ур-17, и необычайной красоты Новый Титан, чьи поселенцы-колонисты подвергались страшным опасностям, лишь бы любоваться невыразимо прелестными пейзажами Титана.
Как и на все обитаемые планеты, на Венецию был закрыт вход большим ракетам IPS. Кроме того, торговые суда с Земли постоянно сталкивались с конкуренцией каперов — более маневренных и зачастую более проворных кораблей, использовавших в качестве топлива источник более капризный и непостоянный — солнечный ветер. Вторая межгалактическая война уничтожила целые солнечные системы, и с общего согласия решено было беречь планеты. Поэтому все конфликты на поверхности любой из них теперь ограничивались применением местного оружия, а на Венеции таковым считались неимоверных габаритов боевые баржи — громады, влекомые необъятными парусами, чьи размеры исчислялись скорее квадратными милями, чем метрами. Кроме того, венецианцы воевали на маневренных гондолах, легко ходивших как на веслах, так и под парусом. Эти суденышки юрко шныряли по многочисленным каналам, перебирая веслами, — точь-в-точь водомерки-многоножки. Из космоса они и казались живыми, разумными, преследующими какие-то собственные цели. Пират по прозвищу Железнолицый весьма успешно промышлял на этих самых гондолах, ловко маскируя свои суда, как ему было угодно, и так находчиво воспользовался неразберихой военного времени, что вскоре покорил всю планету. Однако последние полвека корсар уже почти не пользовался гондолами.
На Венеции шли новые сражения за территорию. Дело в том, что каналы занимали четыре пятых поверхности планеты и все движение осуществлялось водным путем. Исследователи давно уже установили, что поразительная геологическая симметрия, порожденная самой природой, характерна для всей планеты, — даже плодородные ветреные террасы Арктура-и-Арктура когда-то образовались за счет тех же каналов.
Железнолицый, который на самом деле звался Корнелиусом, а также носил кличку Голландец, в своей пространной поэме «Эпиконеон» писал:
Парус ловит ветра, солнечные ветра,Позабудь о вчера, в путь отправляться пора.Космос перед тобой, бездной раскинулся он,На перепутье дорог ты звездами осенен.Шхуны прекрасней нет, хоть обойди весь свет:Плавно стремит она мощный свой бег, как волна,Воле послушна моей, вернее любых друзей.К цели твердой рукой шхуну я поведу,Врага одолею и Беду стороной обойду.Шхуна Корнелиуса звалась «Боль». Пират надменно возвышался на капитанском мостике, гордясь этой красавицей, не знающей себе равных. Само совершенство, а не шхуна, такой еще не видывал
А капитан Железнолицый, возглавляющий шайку, — безжалостный поэт, галантный бандит, командир, внушающий трепет, почтение и зависть; последнюю благодаря красоте и маневренности шхуны, а также ее разрушительной боевой мощи. Вряд ли какое-то иное судно смогло бы тягаться с «Болью» в открытом космосе — ну разве что «Милая Ломбардия». Железнолицый решительным жестом отдает своим людям приказ к высадке.
Венецианцы наводят телескопы на объект, материализовавшийся в верхних слоях их атмосферы, и с чувствами, близкими к удовольствию, узнают в красавице «Боль», ее мощный и изысканный силуэт. Им известно, как истово капитан Железнолицый соблюдает условия конвенции. Он прибыл, чтобы собрать справедливую дань за десять лет, получить свою долю согласно закону, подписанному всем пиратским братством за вычетом лишь мелкой сошки, негодяя Сервантеса, того, что рыщет по пустынным задворкам малонаселенных галактик, пробавляясь скудной и редкой поживой.
Капитан Корнелиус, он же Голландец, он же Железнолицый, — личность загадочная как для своих подчиненных, так и для своих любовниц. Сколько ни изучают его поэтические творения в надежде разгадать тайну капитана, стихи лишь прибавляют плотности завесе этой тайны. Они лишь сообщают о том, что капитан ценит вино и чувственность, однако ставит дружбу превыше любви. Он всегда держится особняком, команды с капитанского мостика отдает лаконично и невозмутимо, а сам курит трубку, набитую смолистым опиумным табаком. По обыкновению, прежде чем спустить шлюпку, он делит трапезу лишь с боцманом — женщиной по имени Питр Авив, которая, так же как и он, держится наособицу от экипажа и пользуется почти таким же уважением. Не сказать, что капитана и боцмана на шхуне любят, но им охотно повинуются и не пытаются бунтовать, поскольку верность вознаграждается сторицей. Ведь когда «Боль» завершит свое длительное путешествие, полное жестоких набегов и грабежа, у каждого члена экипажа, будь то мужчина, женщина или дитя, богатств накопится столько, что любому из них по карману будет купить хоть короля, хоть президента.
Итак, Железнолицый отдает распоряжения. Шлюпки отсоединяются от шхуны и устремляются вниз, сквозь пылающие, пронизанные солнцем облака, чтобы явиться в венецианском небе во всей своей силе и славе.
Пираты наконец вернулись, и лишь немногие из наблюдающих за высадкой венецианцев рискуют отрицать могущество капитана Корнелиуса. Кое-кто из местных дворян, завидев пиратские шлюпки в небе, даже преклоняет колени, выражая тем самым почтение перед неизбежным, — так когда-то вассалы отдавали дань уважения своему сюзерену.
К вечеру Железнолицый уже среди них, он передает свои требования всем враждующим фракциям на планете, и канал за каналом узнает, с кого сколько причитается и в каком виде — провизией, людьми или золотом. Дань, которой капитан обложил Венецию, высока, но цена спокойствия куда выше — ведь благодаря ему планета защищена от других пиратов.
Постепенно баржи, груженные данью, стекаются к центральному водоему, что носит название Зимнего. Железнолицый и его помощники ведут тщательный учет и составляют опись полученного, а взамен данники получают от них расписки. Затем начинается вербовка, ведь экипаж «Боли» сколько-то человек потерял в боях, сколько-то ушли на покой, и всем им требуется замена — опытные бойцы и звездоплаватели.
Питр Авив негромко отдает распоряжения и ведет запись; прямо и осанисто держится она на своих элегантных протезах. Капитан Железнолицый, чье лицо, как всегда на публике, скрыто под простой гравированной маской, сидит слева от боцмана, и меланхоличный взгляд его мерцающих в прорезях этой маски глаз устремлен вдаль — на монастырский островок Св. Маркса. Там он когда-то, если верить слухам, ухаживал за послушницей и вынужден был уступить ее единственному сопернику, который оказался сильнее и которого Железнолицый называет Богом.