Пиратское фэнтези

Муркок Майкл Джон

Энн, Мэри, Дред и я погребли навстречу китайцам. Влажные клочья морской пены летели мне в лицо. И шлюпка у них тоже хороша, отметило мое пиратское «я». Коли не заполучить их шхуну, почему не забрать хотя бы шлюпку?

«Цыц!» — прикрикнул я мысленно на пирата, упорно гнувшего свое, но он не унимался и смотрел из моих глаз, изнемогая от вожделения, смотрел на чужое судно.

Мы подтянули шлюпки друг к другу. Капитан в алом шагнул вперед, я уставился на его грудь. То есть на ее грудь. Померещилось? Нет! Этой роскошной

шхуной командовала баба!

Я вздохнул. Ну, подумаешь, велика важность. А за парня я ее поначалу принял потому, что башка бритая и шрам через всю черепушку.

— Капитан Джек, — выдавил я и заставил себя коротко поклониться.

— Капитан Чин, — кивнула она.

— Капитан Шмапитан, — вставила Энн, ехидно сверкнув глазами.

— Не желаете ли испить чаю? — предложила Чин на очень-очень аккуратном английском.

Я-то приготовился к кулачному бою или поединку на шпагах, но чаепитие?!

— Э-э… да, не откажусь.

Она извлекла из складок своего одеяния стеклянную фляжку и протянула мне. Чай был черен как смоль и отдавал древесиной. Но когда я поднес фляжку к губам, то расслышал, как внутри что-то плюхнулось и легонько стукнуло о стенку. А потом жидкость потекла мне в горло, и меня захлестнуло знакомое желание.

Чай оказался смешан с тем самым ромом, таким же, как наш!

— Ого, — только и сказал я в замешательстве, не зная, как быть.

Энн споро отобрала у меня бутылку, отхлебнула, передала дальше.

Китайцы высадились на берег первыми. Мы нагнали их, когда они откатили валун на холме, неподалеку от нашего клада, и извлекли свой собственный сундук с ромом.

А потом поведали нам свою историю. Их команда, «Буку», нашла на пляже старинную бутыль с ромом. Внутри находилось послание, то самое, что написал я сам. На следующий день они обнаружили бутылку рома в казенной квартирке Чин. После чего, испробовав питья, бросили все свои разработки государственной важности (а это был проект по созданию автономных киберпространств внутри Великой Китайской Огненной Стены) и ринулись сюда — в точности как мы. Все они были бритоголовые и в очочках, что твои ботаники.

Мы толпились друг против друга, как робеющие щенята, которые отчаянно желают поиграть. Потом Бешеный Кашалот не выдержал и показал одной из китаяночек программу, над которой работал. Она тут же указала ему на ошибку, отпихнула от компьютера и запорхала крошечными пальчиками по клавиатуре, исправляя ее.

Неловкость и смущение растаяли, как тает пена, оставленная прибоем на прибрежном песке. Мы сгрудились вокруг компьютеров и с той минуты с легкостью объяснялись на языке, объединявшем нас. У меня просто сердце таяло от всей этой сплоченности и взаимопонимания.

Но назавтра на горизонте показался еще корабль, а за ним и другой, и третий. Их становилось все больше, они стекались к острову, будто мигрирующие гагарки, и на борту

каждого была команда таких же двинутых программистов, как мы.

«Мародеры», «Корсары», «Неверные», «Пьерас Ноблас», и еще, и еще — они собирались к острову дюжинами. Каждая команда получила мое послание. Каждая отыскивала на острове свой собственный сундук рома, и каждая владела своими секретами, столь важными для нашего общего дела, для нашей миссии.

Немецкие пираты — пузатые краснорожие ребята — сколотили свой корабль из ящиков. Французы оказались развеселой компанией трансвеститов, не задерживавшихся подолгу ни на одной службе. С собой они притаранили уйму вонючих сыров. Суровые кубинцы прибыли на баржах — плавучих домах и с изрядным запасом сигар. Индийцы привезли пряности. И все, все до единого твердо знали, что призвало их на Золотой остров, и ни разу не вспыхнула не то что драка — спор. Какой ерундой казался ром в сравнении с настоящим сокровищем, которое мы намеревались заполучить!

По вечерам все капитаны объединялись — писали послания, заталкивали их в пустые бутылки и бросали в море. Послания звучали предельно просто: «Присоединяйтесь, господа!»

Корабли все прибывали. Все новые силуэты вырисовывались на фоне неба в лучах заходящего солнца. Я смотрел на них, и в сознании моем всплывали чужие воспоминания, печальные воспоминания — о проигранных битвах, о сотнях погибших, что нашли покой на дне морском, о слишком короткой и бурной жизни. Я не отводил глаз от горизонта и думал: а не кончится ли и эта история холодной водной могилой или же свадьбой с деревянной вдовой?

Сэм Флауэрс

(Наши дни)

Падение похоже на полет, а вспоротый воздух — на свободу. Плюх! Я тяжело ударился о воду, но она тут же перестала казаться твердой и обволокла меня нежнее нежного. Я погрузился было, но потом, удивив сам себя волей к жизни, рванулся на поверхность, отчаянно борясь за жизнь. Проклятые инстинкты возобладали. Голова моя поплавком закачалась над волнами, и я увидел, как круизный лайнер удаляется, скользит прочь в мириадах огней. Тут-то я пожалел о своем намерении покончить с собой.

Черт! Черт! Черт! Надо было остаться на судне. Лучше бы таблеток наглотался, в самом-то деле.

Я лежал в соленой воде и пялился на толстые крупные звезды. Что я здесь делаю? Почему вокруг так пусто? Подо мной, выталкивая из-под воды, поднялся целый пласт коричневых атлантических водорослей, и я поплыл на этом плоту по воле волн, как на волшебном ковре, полном блох. Прошла ночь, встало солнце и начало невыносимо палить меня.

Вся жизнь прокручивалась передо мной, как бессюжетный французский фильм: подружки нет, работа конторская, унылая, волосы жиденькие.