Пираты Эгейского моря и личность.
Шрифт:
1. Письменность и грамотность
Исчезновение письменности между XV и IX вв. до н.э. подтверждается множеством фактов и в частности полным разрывом графики. Возрожденная греческая письменность использует иную графическую систему, чем минойскомикенская, заимствует графический материал у семитов. Меняются и сами принципы письма: вместо слоговой записи возникает алфавитная, особого рода запись, в которой фиксируются не только согласные, но и гласные фонемы. Сам процесс заимствования графического материала обнаруживает характерную деталь: греки используют чужой знак только в диакритической функции, не обращая внимания на связь с фоменой: такие семитские согласные,
Невозможно представить преемственный процесс эволюции графики от знаков линейного письма к греческому алфавиту, поэтому приходится предполагать либо сосуществование двух видов письменности, либо же хронологический их разрыв: гибель одной и возникновение другой. Нет данных в пользу первого предположения, но есть множество данных в пользу второго. Решающим, например, можно считать то обстоятельство, что герои «Илиады» и «Одиссеи» все поголовно грамотны, и в поэмах есть лишь одно упоминание о письменности в известной истории с юношей Беллерофонтом, напоминающей библейский сюжет с Иосифом. По наговору жены Прет отсылает юношу:
В Ликию выслая его и вручил алосоветные знаки, Много на дщице складной начертав их, ему на погибель Дщицу же тестю велел показать, да от тестя погибнет. (Илиада, VI, 168-170).
Здесь только слова: отката.. .уЕауоеутауата (знаки... написав на дощечке) несомненно свидетельствуют о том, что речь идет о письменности и что письменность как социальный институт известна героям поэмы, но о каких именно знаках идет речь и какая имеется в виду письменность, из текста неясно. Упоминание «дощечки» можно, правда, соотнести с минойско-микенским способом письма или, вернее, с реминисценциями по поводу этого способа. Тут же, во избежание недоразумений, полезно напомнить, что поэмы Гомера хранились в устной традиции, впервые часть из них была записана Аристотелем для Александра, а известный нам канонический вариант появился лишь в III в. до н.э.
Письменность крито-микенского периода была по преимуществу «канцелярской» и даже в общем-то «бухгалтерской»: подавляющее большинство табличек Кносса и Пилоса связано с централизованным распределением рабочей силы и с централизованным снабжением, то есть представляют из себя наши «накладные». Возможно, что нерасшифрованные пока таблички содержат записи ритуальных процедур, дипломатическую переписку, движение законодательства, хотя последнее было бы не очень естественным: малоподвижный закон незачем фиксировать. Все области применения письменности связаны здесь с управлением, стабильным по форме и содержанию, что превращает письменность в профессию, а ее исполнителей в писцов-профессионалов Становлению письменности как профессии узкого круга лиц, причем профессии, как правило, наследственной, способствовала сложность графической системы и сложность самой техники письма. Оба линейных варианта ( А и В) содержат идеограммы, хотя мы и не знаем точно их количества. В близком по типу египетском письме содержалось около 600 идеограмм-иероглифов, число достаточное для строгой самоизоляции письменности в наследственный профессиональный навык.
Сравнивая Спарту и Египет, Геродот отметил: «Следующая черта свойственна лакедемонянам и египтянам: их глашатаи, флейтисты и повара наследуют занятия отцов, так что сын флейтиста становится флейтистом, сын повара - поваром, а сын глашатая - глашатаем; другие при всей звучности голоса не могут их вытеснить, так как свои обязанности они исполняют по праву наследства» (История, VI, 60). Он мог бы отметить эту черту близости и для писарей Кносса и Пилоса. Исследование «почерка» табличек показывает, что Пилос, например, имел около 40 писарей, труд каждого был специализирован в духе традиций современной бюрократии, где всяк занят «своим» особым кусочком дела. Форма письма напоминала нашу «форму отчетности», бланк, то есть была предельно стандартизирована: в Пилосе, жизнь которого была прервана пожаром, обнаружены таблички-заготовки, в которых нет только цифр, чтобы они могли стать документами.
Первые памятники алфавитной письменности относятся к VII в. до н.э., и они-то как раз показывают, насколько к этому времени изменилась сама концепция письменности и сфера ее употребления. Геродот, например, приводит в «Истории» (V, 59-61) древнейшие
Амфитрион поставил меня, победив телебеев.
Надпись выполнена «кадмическим» шрифтом, что, по мнению Геродота, говорит о ее глубокой древности, так как, по преданию, греки заимствовали графику у финикийцев, которые пришли с Кадмом в Беотию. К этой новой сфере употребления письменности принадлежат и многочисленные эпитафии, надписи на статуях и других предметах, в которые уже в конце VII в. до н.э. врывается гражданская тематика. Архилох, например, известен как автор эпиграммы на гетеру Пасифилу:
Много ворон на утесе смоковница кормит плодами; Всех Пацифила гостей, добрая, рада принять.
Такого в табличках не обнаружишь. Нс найти в табличках и чего-нибудь подобного, скажем, эпитафии Симонида Кеосского купцу-критянину:
Родом критянин, Брегах из Гортины, в земле здесь лежу я. Прибыл сюда не за тем, а по торговым делам.
И уже совсем было невозможно во времена государственно-профессионального существования письменности представить себе то, что произошло с левой ногой статуи Рамзеса II перед храмом Абу-Симбеле. На рубеже VI в. до н.э. группа греческих наемников оставила здесь типично «туристскую» роспись; «Когда царь Псамметих пришел в Элефантину, те, кто плыл вместе с Псамметихом, сыном Теокла, сделали эту надпись. А прошли они выше Керкиса так далеко, как позволяла река. Иноязычными предводительствовал Потасимто, а египтянами Амасис. Это написали...». И дальше десять подписей. Приди такое в голову писцу, он тут же поплатился бы за это святотатство жизнью.
Примерно в то же время Солон в Афинах, проводя знаменитую «сисахфию», отменяет долги, по некоторым версиям, даже «сжигает долговые расписки», хотя сам-то он говорит о «долговых столбах».
Какой же я из тех задач не выполнил, Во имя коих я тогда сплотил народ!? О том всех лучше перед Времени судом Сказать могла б из олимпийцев высшая -Мать черная Земля, с которой снял тогда Столбов поставленных я много долговых, Рабыня прежде, ныне же свободная. (Аристотель. Афинская политая, 12,4).
Покидая канцелярию, письменность меняет и материал. В крито-микенский период для записей использовали глиняную табличку, и лишь форма ее и некоторые особенности линейной графики позволяют предполагать, что рядом с основной существовала, возможно, вспомогательная, «Оперативная», письменность, которая исполнялась на каком-то нестойком материале вроде пальмовых листьев. Материальная база алфавитной письменности значительно шире. Здесь и в какой-то степени традиционный «каменный столб», на котором треки пишут эпитафии, высекают элегии, законы, долговые обязательства, договоры. Но здесь также и новые материалы: кожа, папирус, а позднее - пергамент и бумага, которые сняли ограничения записи по объему и форме, обеспечили фиксацию таких, например, документов, как элегии Феогнида по 800-1000 строк или «истории» Геродота и ФукидвДа.
Материальное раскрепощение письменности важно не только и не столько тем, что оно позволило выражаться длинно и обстоятельно, но в гораздо большей степени тем, что раскрепощение письма, скованного прежде традиционными рамками объема и формы, раскрепостило и группу законов текстуального накопления, то есть законов теоретической кумуляции, запрещающих повтор-плагиат и требующих соотнесения каждого нового текста с наличными.
Если в крито-микенскую эпоху включенность письменности в процессы управления и неизбежная их фрагментарность сковывали и по-существу сводили на нет слепую творческую силу текста, который не может повторить ни одного из предшествующих текстов, не теряя при этом смысл, то теперь греки на собственном опыте испытали «ползущую» природу текста, его сдвигающую силу. Запрет на плагиат и требование соотнесенности с другими текстами волей-неволей выталкивало античных авторов, идет ли речь о философии, истории или искусстве, на позицию принудительного творчества. Античность не знала раскавыченных цитат, и первая цензурная молния поразила ее только в период канонизации группы текстов в священное писание, поэтому около семисот лет грекам, а потом и римлянам приходилось «выкручиваться» - творить новые теоретические отношения и к миру, и ко всему предшествующему теоретическому наследству.