Пираты, или Тайна Бермудского острова

Боярков Василий

На сближение потребовалось еще минут двадцать, пока наконец «Независимость – 2» не оказалась взятой в кольцо четырьмя миноносцами, прославившими американский флот не в одной военной компании и всегда без сомнения подтверждавшими свою боевую мощь, быстроходность и способность к неожиданным и эффектным маневрам.

– Дайте по ним залп сразу из всех орудий, – предварительно приказав держаться на почтительном расстоянии, распорядился теперь Джеральдин, указывая рукой в сторону захваченного пиратами новейшего тримарана, – только глядите, чтобы – не дай-то вам Бог! – с ним чего-нибудь не случилось, то есть попаданий быть не должно, но страху нужно нагнать такого, какой тем «ублюдкам» еще и не снился; ну, а кто повредит корабль – ответит мне головой!

Такое вроде бы неоднозначное

распоряжение тем не менее было выполнено, как в вооруженных силах утверждается, точно и в срок, и, в сравнении с эсминцами, небольшое суденышко в следующий момент подверглось самой какой ни на есть стремительной, а где-то даже и «психологической», атаке, выразившейся в непрекращающихся на протяжении десяти минут взрывах, поднятыми волнами практически затопивших боевое «плавсредство». Пираты были настолько ошеломлены продемонстрированной им военной мощью, что попадали частью на верхнюю палубу, частью, где кто находился, и, накрыв голову сверху руками, вспомнили о Боге и самозабвенно предались непрекращающимся на протяжении всего обстрела молитвам, и только, единственно, разбойничий капитан не утратил присутствия духа и, приставив к горлу «папенькиного сыночка», острую саблю, вывел его на палубу и, обозначившись горделивой осанкой, принялся дожидаться окончания казавшегося бесконечным обстрела. Взрывы прекратились так же внезапно, как перед этим и начались, предоставив адмиралу отличную возможность – в бинокль «насладиться» лицезрением своего непутевого сына, все еще пока живого, но стоявшего сейчас на палубе и находившегося от неминуемой гибели всего лишь в каком-нибудь одном, неосторожном со стороны родителя, шаге. Даже полному идиоту в такой ситуации стали бы понятны намерения отчаянного пирата, ко всему тому же еще и ни на йоту не знавшему жалости, а принимая во внимание тот факт, что заслуженный адмирал был далеко не дурак, он сразу же смог понять, что его психологический маневр не сработал – главарь продолжал оставаться непоколебимым, мысленно готовым к смерти, а значит и отчаянному сопротивлению.

– Что они делают? – спросил пират у молодого Липкена, заметив через следующие десять минут, как с одного из кораблей стали спускать на воду небольшой быстроходный катер, а затем в него перекочевали пятеро людей, одетых в непривычную военную форму, под действием солнечного света казавшуюся до невероятности белой и поблескивающей экипированной фурнитурой.

Все суда к этому времени остановились: видимо, и упрямый механик, услышав мощнейшие взрывы и ощутив сильнейшую качку, понял, что их наконец-то обнаружили основные морские силы Соединенных Штатов и что в связи с этим довольно-таки убедительным обстоятельством в продолжении дальнейшего бегства необходимость отпала.

– Не иначе сюда плывет мой родитель, главнокомандующий ВМС США, – ответил молодой лейтенант, немного подумав и припомнив существующие на флоте обычаи, невзирая на его беспутство все-таки сумевшие найти отражение и в его неразумной, беспечной и, как это говорят на Руси, буйной головушке, – чтобы обговорить с Вами, сэр, условия моего освобождения и возможной, – здесь лейтенант осекся, сообразив, что городит лишнее, но все же, уловив суровый взгляд капитана, продолжил: – В том числе и вашей, – имея в виду всех пиратов, – капитуляции.

– Хм, – усмехнулся грозный разбойник, словно и не обратив внимания на последнее слово, – и как это теперь происходит? В мое время, бывало, – Уойн был неглуп и, даже принимая во внимание огромный провал в его знаниях, смог сообразить, что он каким-то невероятным, не исключено, что и мистическим, образом телепортировался через столетия в будущее (или настоящее – кому как удобнее), поэтому без предубеждений дальше и констатировал: – С двух кораблей высылали навстречу друг другу шлюпки и встречались где-то посередине.

– Точно также происходит в том числе и сейчас, – поддакнул непутевый повеса, полностью уже «растворившийся» во влиянии грозного морского разбойника и возносивший его авторитет уже практически выше собственного высокопоставленного родителя, – ничего так и не изменилось: они доплывут примерно до середины и в течении получаса

будут дожидаться, пока мы, – подразумевал он сейчас захваченный тримаран, – вышлем им навстречу своих парламентеров, а не дождавшись, вернуться обратно – и вот тогда! – уже станут вести огонь на полное поражение.

– Даже несмотря на то весомое обстоятельство, что здесь находится сынок самого адмирала? – недоверчиво усмехнулся продуманный в этом плане разбойник, не допускавший себе и мысли, что верховный штатовский военачальник пойдет на такой отчаянный шаг.

– Возможно, – пожал плечами молодой лейтенант, еще недостаточно разбиравшийся в подобных армейских тонкостях, – кто его знает, какие ему сверху отданы приказания?

– Вы чего разлеглись?! – заорал капитан на своих пиратов, лежавших на палубе и только начинавших поднимать свои головы, предусмотрительно прижатые во время обстрела к обшивке. – Ни за что не поверю – Дэви Джонс мне в приятели! – что верные мне люди, прошедшие со мной ни через одну дьявольски треклятую задницу, смогли бы чего-нибудь испугаться; все, ребятки, обстрел закончился и пришла пора действовать: Скупой и Бродяга со мной прыгают в шлюпку – остальные остаются прикрывать наши тылы, и ежели что… хотя, впрочем, говорить об этом пока еще рано.

Исполняя приказание своего грозного предводителя, морские разбойники «повскакивали» с мокрой палубы и едва ли не выстроились перед ним в одну линию, готовые исполнить любое поручение этого мужественного человека, пусть даже оно окажется самым что ни на есть сумасбродным и последним в их жизни. В дальнейшем, следуя общепринятым морским правилам, с «Независимости – 2» также был спущен на воду маленький катер, тем не менее свободно вместивший в себя и Уойна, и, разумеется, Липкена-младшего, и двоих неразлучных морских пиратов, после чего вся эта небольшая процессия, ведомая молодым офицером, само собой разумеется взявшимся за управление небольшого моторного средства, выдвинулась на встречу с американским главным военачальником. Тот, сопровождаемый Смолом и еще двумя подчиненными, но только более меньшего ранга, терпеливо дожидался злобных бандитов, остановившись, как-то и полагается, ровно посередине расстояния, разделяющего два враждующих корабля, в настоящем случае военный эсминец «Колумбус» и захваченный «террористами» тримаран. Наконец, они встретились, почти коснувшись друг друга бортами, и можно было уже приступить к основной части мероприятия – проведению парламентерских переговоров.

– Отлично, адмирал, – пользуясь своим наиболее выгодным положением, первым заговорил злобный предводитель свободолюбивого братства, для пущей убедительности – что настроен решительно! – продолжавший удерживать клинок у горла «папенькиного сыночка», – вы очень наглядно продемонстрировали нам свою мощь, но что ты скажешь на тот случай, если я вдруг разозлюсь и «отпилю» твоему отпрыску голову, причем сделаю это прямо сейчас, у тебя, так сказать, на глазах.

– Тогда тебя, точно, ничто уже не спасет! – ответил ему главнокомандующий в том же грубом тоне, в каком с ним сразу же начал общаться самоуверенный, своенравный и, кроме всего прочего, еще и беспощадный разбойник. – Ты, вообще, кто такой, раз позволяешь вести себя с нами, непобедимой американской армией, подобным, сверх наглым, образом? Мы с террористами переговоров сейчас не ведем – не боишься, что твой блеф не сработает?

– Ха, ха! – зловеще прикрикнул главарь морской бандитской общины, нисколько не почувствовавший испуга. – Если бы ты мог это сделать, то мы бы – дьявол мне в ядра! – давно уже – кто кормил рыб, а кто болтался на рее; но, судя по тому, что ты, адмирал, предпочитаешь переговоры, такой поворот дела в твои основные планы не входит! Что же касается моего имени? Тут я отвечу тебе незатейливо и откровенно: я – Бешеный Фрэнк, гроза Саргассова и Карибских морей.

– Да ты в своем ли, безумец, уме?! – несмотря на подобающий вид, ужасную вонь, не растворявшуюся даже под действием свежести моря, подобное утверждение вызвало у Джеральдина вполне закономерное недоверие и, как следствие, возмущение. – Этот пират давно уже умер, еще в восемнадцатом веке, а сейчас, слава Богу, уже двадцать первый.