Пираты офшорного моря
Шрифт:
– Прежде ты со мной так не разговаривала. Не могу понять: или ты очень повзрослела, или отбилась от рук. Первое не так уж и плохо, а вот за второе можно наказать. Как бы там ни было, но мне это очень не нравится. Причем весьма серьезно. А может быть, ты говоришь о той любви, когда ты заходила к тем мальчикам, на которых я тебе указывал? Хочу тебе напомнить, что ни один из них не вынес разлуки с тобой и пустил себе пулю в лоб. Вот так-то!
Земфира невольно вздрогнула.
Сигарета была докурена, в плотно сжатых губах осталась горечь. В какой-то момент Земфира поймала себя на том, что ей стало совершенно
– В общем, так, хочу сказать тебе откровенно. Мне не нравится твое настроение. Даю тебе пару часов, чтобы привести себя в порядок. У меня для тебя есть дело.
Земфиру тронуло подозрение: а что, если Мухаджир оказался на бульваре не случайно? Что, если он причастен к исчезновению Тимофея? От пришедшей мысли стало не по себе. Не дожидаясь ответа, мужчина поднялся и быстро пошел вдоль бульвара.
– Мухаджир! – крикнула вслед Земфира.
Обернувшийся Мухаджир стоял против света. Странное дело, но он даже не зажмурился, смотрел цепко, широко раскрыв глаза.
По коже пробежал неприятный озноб.
– Ты что-то хотела мне сказать, радость моя?
– Я просто подумала… Нет, ничего.
– Вот и славно. Я жду тебя через два часа.
– Как ты узнал, что я здесь?
– Не забывай, я знаю все, что происходит с моими людьми… Все! Даже об их личных привязанностях.
Улыбнувшись, Мухаджир пошел дальше. Земфире показалось, что в этот раз его походка была несколько тяжеловатой.
Дом, в который привезли Тимофея, находился далеко за Кольцевой дорогой. Определить направление дороги он так и не сумел. Затемненные стекла салона скрывали ориентиры, и он мог видеть только каменные однотипные коробки, да вот еще стремительно проносившиеся автомобили. Дорога показалась ему весьма утомительной, через часа полтора «буханка», тяжеловато переваливаясь, съехала с главной дороги и покатила по проселочной колее.
– Скоро подъедем, – бесцветным голосом сообщил Игорь Невольский, сидевший за рулем, – осталось каких-то минут десять.
– Хорошо бы, – устало отозвался Воропаев. – А то надоело трястись. А куда мы едем?
– Не положено знать.
Не прошло и десяти минут, как машина остановилась у крепко сколоченных ворот. Тимофей распахнул дверцу автомобиля: в салон дохнуло прохладой, послышался отдаленный лай собак, и он готов был поклясться, что услышал даже звук колодезной цепи.
Он невесело осмотрелся вокруг. Типичное захолустье. Более емкого слова подобрать трудно. И в какой такой стороне они сумели отыскать подобную экзотику, когда в радиусе ста километров от Москвы уже, наверное, не сыскать ни одного деревянного строения. Очевидно, очень здорово старались.
Впрочем, цивилизация шагнула и в этот отдаленный уголок: через перелесок, стоявший редким частоколом, возвышался жилой массив новостроек. Пройдет каких-то несколько месяцев, и этот лесок будет безжалостно перемолот урбанизацией. Где-то вблизи дороги, не пугаясь
– Вы что, сюда меня на пикник, что ли, привезли? – усмехнулся Тимофей. – Если бы я знал, так шашлыки замариновал бы. В этом деле я большой специалист.
– Как-нибудь в следующий раз порадуешь нас, – отозвался второй телохранитель по фамилии Ермолаев, которого Невольский почему-то называл Зяма. – Тебе здесь долго сидеть, так что еще успеешь.
– Ладно, пойдемте в дом, – сказал Шевцов и, взойдя по скрипучему крыльцу, вошел в дом.
Тимофей покрутил головой: увидел колодец, стоявший в центре деревушки; водокачку, сложенную из белого кирпича, и зернохранилище у самого леса. В прежние времена здесь было весьма крепкое хозяйство, но сейчас от былого могущества осталась только никчемная металлическая труба на окраине селения, прорывающая небо: понять ее предназначение Тимофей так и не сумел. Скорее всего, она была воздвигнута в качестве погребальной стеллы угасшему хозяйству.
Дом был с приусадебным участком, вокруг которого располагались какие-то покосившиеся постройки. Земля основательно заросла бурьяном и чертополохом; среди бурьяна проглядывало несколько высохших яблонь. Похоже, что хозяина куда больше интересовал свежий воздух, чем приусадебное хозяйство.
Немного помешкав, Тимофей направился следом за Шевцовым. Его встретил небольшой узкий коридор, в котором с трудом разминулись бы двое мужчин, шагнул дальше на длинную террасу со множеством окон и увидел вполне буколическую картину: за небольшим столом, стоявшим у окна, расположился крепкий мужчина лет тридцати пяти и безмятежно попивал чай из глубокого цветастого блюдечка.
– Проходите, – добродушно произнес он, – я вас заждался. – Кивнув на большой чайник, стоявший в центре стола, добавил: – Как дела, Тимофей?
Слегка смутившись, Воропаев приостановился у порога. Человека, сидящего за столом, он видел впервые, но тот говорил так, словно они были знакомы не один год.
– Ну, право, ты как не свой! – Мужчина источал неподдельное радушие. – Да проходи же ты, наконец, присаживайся за стол. Вадим, – повернулся он к Шевцову, – объясни молодому человеку, что я его не съем.
От Тимофея не укрылось, что майор в присутствии крепкого мужчины чувствовал себя несколько стесненно: нечто подобное чувствует подчиненный в присутствии начальства.
– Садись на тот стул, Тимофей, – сказал Шевцов и, показывая пример, уселся на табурет, стоявший у окна.
Едва кивнув, Воропаев присел, положив перед собой руки. От неизвестного веяло какой-то скрытой силой.
А может быть, угрозой?
– Чаю желаешь? – неожиданно предложил мужчина. – С шиповником.
– Нет, спасибо, – отказался Тимофей.
– А я вот выпью. С детства обожаю шиповниковый отвар. Матушка мне его делала. Особенно хорошо с сушками. Макнешь и лопаешь, – продолжал расточать он обаяние.
Воропаев неотрывно смотрел на его улыбающееся лицо. И вдруг поймал себя на том, что понемногу пропитывается к неизвестному симпатией и, что самое скверное, поделать с собой ничего не может. Возможно, что человек, сидевший перед ним, имел пресквернейший характер, обладал изощренным коварством, а сейчас просто нацепил одну из своих радушных масок и мастерски лепил какую-то комедию.