Пири против Кука. Полярный детектив длиною в столетие
Шрифт:
От автора
Впервые о конфликте между двумя полярными исследователями – претендентами на первенство в достижении Северного полюса – американцами Фредериком Альбертом Куком и Робертом Эдвином Пири автор узнал из книг об Арктике, вышедших в нашей стране в 30–40-е годы ХХ века в издательстве Главсевморпути. В ту пору роль Кука в советской литературе трактовалась однозначно: обманом и фальсификацией он пытался утвердить свое первенство в достижении Северного полюса. Поэтому и разбираться с ним желания у советских историков Арктики не было. Другое дело – Пири: отважный полярник положил на достижение цели почти четверть века и, претерпев массу неудач, все же добился своего. Не просто добрался до полюса, а вернулся обратно
Мое приобщение к означенному детективу произошло летом 1970 года. Отдыхая в Москве после зимовки в Антарктиде, я частенько обходил букинистические магазины. Один из таких маршрутов завершился у книжных развалов в Столешниковом переулке, когда мой сосед у книжного прилавка произнес обычную фразу: «Покажите вот эту…»
Дешевое дореволюционное издание в мягкой обложке, на вид – обычный читательский ширпотреб начала века. Но заголовок гласил: «Ф.-А. Кук и Р.-Э. Пири. Открытие таинственного полюса». Он-то и заставил меня совершить неприличный поступок – заглянуть через плечо соседа в страницы, которые тот листал как-то слишком лениво и неторопливо. И тут меня словно ударило током – текст от первого лица принадлежал не Пири (его воспоминания я изучил достаточно хорошо), и, следовательно, его автором мог быть только Кук!
Я боялся выдать свои мысли, которые в тот момент сводились к одному: если мой соперник знает, что он держит в руках, то купит книжку немедленно. Но с каждой минутой во мне крепла уверенность, что добыча достанется мне. Так и случилось…
Самый беглый просмотр еще в вагоне метро по дороге домой подтвердил: авторство текста действительно принадлежит Куку. Даже в переводе чувствовалось, что он написан в спешке и явно вскоре после событий в Арктике. Невольно я искал нестыковки, подтвердившие бы виновность Кука в подлоге и фальсификации, – и не находил. Причем не находил к своему неудовольствию – устоявшееся мнение о Куке как о мошеннике оставило прочный след в моем сознании. Однако к тому времени я обладал 15-летним опытом в полярных делах, и каких-либо затруднений в трактовке описанных Куком событий у меня не возникало.
Встречались наивности, реже банальности, но такого, что могло бы указывать на подделку или фальсификацию, – определенно не было! Эта мысль крепла во мне с каждой страницей. Я внутренне сопротивлялся такому выводу, пытаясь снова и снова отыскать ложь, о которой твердила знакомая мне литература. Что за чертовщина! Но если Кук все-таки не врет, то откуда возникло обвинение, каковы его причины?
Очевидно, следовало разобраться с самим Куком, среди сведений которого два направления выглядели наиболее перспективными. Первое – сам маршрут, второе – природная обстановка, описания которой должны повторяться на пути к полюсу и при возвращении, что само по себе обещало возможность сверить факты. Но и такой подход не выявил ничего, что могло бы навести на мысль о фальсификации. Разница в темпах движения на пути к цели и при возвращении в первом приближении лишь подтвердила реальность маршрутов обоих претендентов. Значит, если фальсификация и существовала, ее следовало искать в информации о природе. Но вот беда: более занудного экспедиционного отчета, чем описание полюсного маршрута Пири, я не припомню. Однако надо поблагодарить американскую прессу того времени. В поисках фактов (а еще чаще глупых обвинений) она парадоксальным образом способствовала сохранению изначального сюжета. Журналисты создали такое нагромождение немыслимых ситуаций и фантазий, что конфликт реальности с созданным ими миром рано или поздно потребовал бы разрешения.
Работа по отделению зерен истины от плевел напраслины была непростой. Тем удивительней оказались последующие выводы, ибо Кук описал многое из того, что стало известно об Арктике десятилетия спустя. Это было неожиданно и поразительно.
Остановлюсь только на самом главном. К началу XX века в науке прочно укрепилась точка зрения на существование в пределах географической оболочки природных систем разного уровня. Системы эти определяли взаимосвязи основных компонентов природной среды. Для Северного Ледовитого океана это означало соответствие форм, возраста и происхождения морских льдов определенным течениям в океане и атмосфере. По мере анализа выяснялось, что природные особенности Центрального арктического бассейна, где проходили маршруты Кука, определили многие события его похода.
Действительно, неверно рассчитав влияние дрейфа при возвращении с полюса (точнее, приняв на веру оценки своего предшественника Пири), Кук со своими спутниками оказался в стороне от своего продовольственного склада, оставленного на суше, что поставило его на грань гибели. О том, как он выходил из создавшегося положения, будет рассказано ниже. Важно, что его ошибка была вызвана известными нам теперь причинами, о существовании которых сам Кук и не подозревал. В соответствии с природными реалиями события не могли развиваться иначе! Примеров подобного рода, подтверждающих правдивость отчета, у Кука оказалось достаточно много.
Например, подвижки дрейфующих льдов по его маршруту приходятся на участки с наиболее интенсивными течениями, характерные дрейфующие ледяные острова оказались именно в полосе таких течений, участки шельфовых ледников со своеобразной волнистой поверхностью, по Куку, располагались именно там, где полсотни лет спустя эти ледники были обнаружены на аэроснимках, и т. д.
Спустя год достижение было повторено Пири, который, при возвращении обнаружив утрату первенства, обрушился на своего соперника с обвинениями в фальсификации самого полюсного маршрута и результатов наблюдений. Случился грандиозный скандал, из которого Кук вышел проигравшим, – но получается, что основой конфликта стало лишь тщеславие его соперника…
Подобное открытие ставило на повестку дня множество вопросов. Какими критериями руководствуются научное сообщество и общество в целом для оценки достижений исследователей, работающих на границе с неизвестным? Может ли общество оценить достижения исследователя? Наконец, всегда ли первопроходец предпочитает научную истину известности и славе? Желая ответить на эти вопросы, я начал работу над текстами Кука и не сомневался в необходимости подобной работы. Как отнесутся к ее результатам мои коллеги, я не загадывал…
Первоначально наши специалисты в своих выводах ссылались на результаты иностранных исследователей, что вызывало определенное недоумение. Разве в архивах Арктического института в Ленинграде не было достаточного количества материалов, позволяющих самим сравнить наблюдения Кука и современные представления об Арктике?
Для меня в ту пору главным оказалось то, что все записи Кука в издании, которое мне посчастливилось приобрести у букинистов, в большинстве случаев совпадали с результатами современных инструментальных исследований. Однако основная книга Ф. Кука My Attainment of the Pole («Мое обретение полюса») оказалась библиографической редкостью. Когда я все-таки нашел ее, мои первоначальные выводы полностью подтвердилось. Оставалось поделиться результатами собственного открытия с коллегами-полярниками, рассчитывая на определенное понимание.
Однако в этом деле обозначились неожиданные трудности. Я обратился в известный научно-популярный ежегодник, но разговор с самого начала приобрел странный характер: в учебнике сказано, что Северный полюс открыл Пири. «Вы намерены оспаривать учебник?» – спросили меня в редакции.
Разумеется, учебник – та самая печка, от которой начинается любой танец. Однако даже на протяжении моей жизни учебники переписывались не однажды. Мою статью с обозначившейся проблемой читали пять рецензентов вместо обычных трех. Было ясно, что тема заинтересовала издательство, но… В конце концов статью мне вернули, а я, со ссылкой на молодость и неопытность, «выцыганил» рецензии. Оказалось, что три вполне положительные, одна, что называется, ни так ни сяк… Зато пятая заканчивалась ссылкой на финал крыловской басни о слоне и моське. На какой-то момент я испытал чувство нокдауна. Еще раз, внимательней, прочитав последнюю рецензию, я понял, что ее создатель не высказал ни единой претензии по сути. Нокдаун, полученный вовремя, – это хорошо. По совету старого полярника Б. А. Кремера я отнес свой материал в академический журнал «Природа», где он и вышел в свет с заключением академика К. К. Маркова – «Печатать как дискуссионный». Таким стало для меня первое приближение к проблеме.