Шрифт:
Никогда сюда больше не поеду, решил Халлель.
Он машинально поискал на поясе ключи и нашёл нож. Подарок Самири… Халлель хотел отцепить его и положить в сумку, но это требовало усилий, и он смирился с положением. Автобус оставил за собой ослепительный клинок озера и долину и усердно наматывал на колёса мили плоской пыльной дороги, иногда останавливаясь, чтобы высадить пассажиров. В конце концов Халлель остался в салоне с невзрачным местным. Тот безмолвно сидел сзади, читая книгу, одетый в тёмный халат поверх белой рубахи, с чёрной шапочкой на голове. Он выглядел как типичный местный вари, то есть книжник и толкователь священных текстов. Шапочка была расшита
Среди плоских холмов перед выездом на шоссе лежала деревня, и автобус подобрал четверых. Халлель поленился обернуться и только краем глаза заметил каменный зонт остановки. Первым в салоне явился чей-то беременный, круглящийся под покрывалом живот; его поддерживала тонкая тёмная рука. Вокруг запястья вился бронзовый браслет. Прошелестело белое, в голубых листьях покрывало, взволнованно мигнул блестящий ланий глаз, и чёрная прядь колыхнулась, намекая на чудо… Халлель отвёл глаза. «Нельзя обращать внимание на местных женщин», гласил путеводитель. «На них даже смотреть нельзя.» Её сопровождали трое мужчин, и тот, что бережно поддерживал женщину, явно был её мужем. Ещё двое, угрюмые и похожие друг на друга, подозрительно осмотрели Халлеля, как будто бы им предлагали его купить, и он притворился, что спит с открытыми глазами. Ему мерещился чёрный локон… Они сели сзади, как и вари, и Халлель отметил, что все местные сидят справа, оставив чужаку левый ряд. Будто бы он чумной. Ну и пусть, подумал он. Ну и пусть. Ещё несколько часов езды, а там и Танаис, аэропорт, самолёт, кондиционер, кофе… На время поездки Халлель решил думать, что ему не придётся больше вставать и вообще что-либо предпринимать, что водитель без остановки доедет до самого аэропорта, а то и до трапа. В этой грезе салон самолёта почему-то был тих и пуст. Он будет сидеть в чистой прохладной пустоте и пить кофе со льдом, вспоминая Самири.
Чёрные башни крепости Гешуширан остались где-то позади, за приплюснутыми холмами. Утром небо было голубым, но ближе к полудню кто-то плеснул алюминия в синеву, и высота побелела. Солнце превратилось в слепящий круг, потом в белесое пятно, на которое почти можно было смотреть. Стенка автобуса постепенно раскалилась, но у Халлеля не хватало силы воли пересесть. Он сидел с южной стороны, уткнувшись головой в стекло и глядя на юго-запад. В пыльной дымке сиреневая полустепь вырождалась, слабела и незаметно перетекала в безбрежную, жёлтую, жуткую Гешу, в горячий гордый песок. Уже более сотни веков пустыня жадно вдыхала летящий с севера запах жизни. Она изрыгала песчаные бури, и её сухой, голодный зев глотал караваны, армии и города. Однажды Гешу чуть было не сожрала бога. Святой Андрей оказался ей не по зубам, а я, пожалуй, был бы в самый раз, решил Халлель. Рессоры автобуса давно сели, и западный гость мешком трясся на протертом сидении, чувствовал, как сквозь рубашку и штаны в тело перетекает зной, и ещё раз сказал сам себе: никогда сюда больше не…
Стекло вздрогнуло, и Халлель очнулся от дремы. Обрывки облаков неслись в небе, с безумной скоростью меняя очертания. С юга в зенит ползла тьма. Халлель подумал, что снаружи стало прохладнее, приподнялся и приоткрыл окно. В лицо ударила тугая стена ветра, и он упал на сиденье. Местные беспокойно переговаривались. Водитель попытался включить радио, но эфир был наполнен шипением, треском. Халлель с трудом закрыл окно. Ветер мешал ему изо всех сил, будто живой.
Сзади опять послышались голоса. Женщина что-то сказала и сдавленно охнула. Как бы ей не стало плохо, подумал Халлель; она уже на сносях. Не хватало только принимать роды… Интересно, сколько сейчас показывает барометр?
В бок автобуса ударил кулак ветра. Их тряхнуло, и
— Вы что, хотите налететь на нож? Им наша помощь не нужна.
Автобус снова тряхнуло, и Халлель едва удержался на ногах. Он обернулся, увидел попутчика и поразился, что не заметил в автобусе западного туриста. Тот сидел на его стороне через ряд, у прохода, и это неприятно удивило Халлеля. Обычно люди, видя свободные места, садятся у окна. Халлель глянул в лицо соотечественника и почему-то отвёл глаза. Ему показалось, что в этом человеке что-то неправильно, но рассматривать его, чтобы понять, что именно, было бы неприлично. Халлель встряхнул головой. Зачем это он встал?
Женщина снова вскрикнула. Халлель решительно направился к группе местных, но попутчик вдруг схватил его за локоть.
— Они порежут Вас на куски.
— Нет, — ответил Халлель, с непонятным омерзением высвобождая руку. На локте будто горел ожог. — Не порежут. Я врач.
Женщина лежала на двух сиденьях и стонала, пока муж и братья подкладывали ей под голову шаль. Ветер усилился, и автобус сильно качало. Халлель протиснулся мимо книжника и тронул мужа женщины за плечо.
— Я врач, — сказал он, надеясь, что эти люди знают западное слово «врач». Они должны были его знать.
Мужчины повернулись к нему. Они молчали. На их лицах было не просто недоверие — опасение непонятно чего. Халлель попытался раздвинуть их, чтобы взглянуть на женщину, но её муж вытащил нож и поднёс его к глазам чужака. Халлель отшатнулся.
— Но я врач! — сказал он. — Понимаете — доктор…
— Ты дурак, — из-за спины ответил книжник.
Он взял Халлеля за плечо, отодвинул от лезвия и что-то сказал мужчинам на своём языке. Муж женщины кивнул на Халлеля и яростно возразил. Его братья потянули ножи с поясов. Они смотрели на чужака, как на опасного зверя.
— Скажите им, что я врач, — обратился к книжнику Халлель.
Тот оттолкнул его подальше и стал что-то говорить своим. Женщина тяжело дышала, её глаза закатились. Халлель ждал. Книжник повернулся к нему.
— Иди на своё место и сиди.
— Почему? Ей же плохо, она беременна. Я врач…
— Я понял тебя. Ты что, хочешь к ней прикоснуться?
Халлель похолодел. Он понял, в чём дело, но отказывался смотреть этой правде в глаза.
— Ты, западный мужчина, хочешь прикоснуться к этой женщине? Его жене? — Вари указал назад. — Ты хочешь трогать её руками? Может быть, снять с неё одежду?
Книжник поднял брови в не то напускном, не то искреннем изумлении. Халлель отметил, что он моложе, чем кажется. Кожа этого вари была не смуглой, а загорелой. Из-под светлых бровей смотрели умные серые глаза, а лицо было вполне западного типа. Увидь Халлель этого человека в западном ресторане, в костюме, он не заподозрил бы в нём чужака. Да это русь, понял врач; книжник — явный северянин из русов. Когда-то он переехал сюда жить или, может быть, просто приехал в гости, как сам Халлель, да так и остался здесь, за что-то или кого-то зацепившись.
— Надвигается буря, — сказал книжник. — Иди на своё место, сядь и попытайся стать невидимкой.
— Буря? — Халлель был поражён. — Эта женщина наверняка рожает, мы в пустыне, надвигается буря… и я не имею права помочь?
Книжник пожал плечами и взглядом указал назад. Мужчины не думали прятать свои ножи. Это были хозяйственные ножи, острые и прямые. Ими одинаково удобно свежевать ягнёнка и резать глотку врагу. Халлель понял, что он действительно дурак.
Он вернулся на место. Автобус опять тряхнуло, потом ещё и ещё, и женщина закричала. Водитель сбавил скорость и что-то крикнул в салон. Автобус свернул с шоссе.