Письма 1833-1854
Шрифт:
152
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Генуя
...Так будем ли мы ставить эту пьесу??? С тех пор как я вернулся из Лондона, я говорю об этом как о решенном деле! Не помню, говорил ли я Вам об этом серьезно, но я уверен, что снискал бы на подмостках не меньший успех, чем на кафедре чтеца. Право, когда я выступал на сцене в Монреале (до того я не играл уже много лет), я так удивлялся правдоподобию и легкости того, что делал, словно смотрел на себя со стороны. Какие странные шутки разыгрывает судьба! Когда мне было лет двадцать, я за три-четыре года усердного сидения в партере выучил весь пользовавшийся успехом репертуар Мэтьюса *. И тогда я написал режиссеру Бартли - сколько мне лет, и о том, что, по моему мнению, я мог бы делать и что, на мой взгляд, я обладаю большим уменьем подмечать характер и странности человека и обладаю природным даром воспроизводить все это. В то время я работал стенографистом в Докторс-Коммонс. И я помню, что написал это письмо в комнатушке, в которой работал, и туда
Это случилось в то время, когда я работал стенографистом в Докторс-Коммонс. То был не очень хороший заработок (хотя и нельзя сказать, чтобы очень плохой), но, главное, мучительно неверный - поэтому-то я и обдумывал возможность стать актером с чисто деловой точки зрения. В течение по меньшей мере трех лет я почти каждый вечер отправлялся в какой-нибудь театр, предварительно изучив афиши и выбрав тот, где играли по-настоящему хорошие актеры. Когда бы ни играл Мэтьюс, я шел его смотреть. Я без конца муштровал себя (учился даже таким мелочам, как лучше войти, выйти или сесть на стул) иной раз по четыре, пять, а то и шесть часов в день, запершись у себя в комнате или гуляя по лугам. Кроме того, я составил для себя нечто вроде гамильтоновской системы *, помогавшей мне заучивать роли, и выучил их множество. Эту способность я, видимо, не утратил и сейчас, потому что мгновенно выучил мои канадские роли, хотя все они были мне незнакомы...
153
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Девоншир-террас
...Право, мне пришла в голову очень недурная идея о журнале. Последние два дня я много о ней думал и считаю, что она просто хороша. Я по-прежнему подумываю о еженедельнике; цена, если возможно, полтора пенса. Часть материала оригинальная, часть - перепечатки; заметки о книгах, заметки о театрах, заметки обо всем хорошем, заметки обо всем дурном; рождественская философия, бодрый взгляд на жизнь, беспощадное препарирование ханжества, добродушие; материал всегда злободневный, отвечающий времени года; а главное, теплое, сердечное, щедрое, веселое, любящее отношение ко всему, что связано с Семейным Очагом. И назову я его, сэр,
СВЕРЧОК
ВЕСЕЛОЕ СОЗДАНИЕ. КОТОРОЕ ЧИРИКАЕТ ЗА ОЧАГОМ
Естественная история
Погодите решать, пока не дослушаете, что я собираюсь сделать. Я выступлю, сэр, с таким проспектом на тему о Сверчке, что он всех приведет в хорошее настроение и с еще невиданной быстротой завладеет каминными решетками и креслами возле них. Под таким обличьем я смогу по-новому обратиться к публике, куда более дружески и подкупающе. Я сразу же окажусь в самом теплом уголке дома моих читателей, завоюю их любовь и доверие, что немедленно обеспечит мне особое место среди всех остальных журналов и укрепит мое положение. И я буду стрекотать, стрекотать, стрекотать в каждом номере, пока не выстрекочу... ну, сами скажите, сколько сотен тысяч... Говоря серьезно, мне кажется, это название и эта идея обеспечивают нас практической исходной точкой и дают нам подлинную, четкую, ясную, очень приятную цель и общий тон. Я чувствую, что такую цель и такое название публика легко и с удовольствием свяжет именно со мной; и что, приняв их, нам уже не придется кружить, как голубям перед полетом, и мы сразу выберем правильный путь. Я полагаю, что общее признание не заставит себя ждать и что вокруг этой идеи с самого начала возникнут полезные ассоциации, и к тому же она с самого начала задаст правильный и приятный тон. Во всем этом я нисколько не сомневаюсь... но решать Вам. Что Вы об этом думаете? И что скажете? Либо Вам эта мысль понравится сразу, либо не понравится совсем. Ну, так как же, мой милый? Вы знаете, что я не пристрастен к недозрелым плодам моей фантазии, но Вы также очень хорошо знаете, как я могу использовать подобный рычаг и что им могу поднять. Ну, так как же? Что Вы скажете? Сам я не сказал и половины того, что мог бы. То есть я почти ничего не сказал, но зато, как попугай в негритянской сказке, "думаю черт знает сколько".
154
БРЭДБЕРИ И ЭВАНСУ
Девоншир-террас (у мистера Форстера),
понедельник, 3 ноября 1845 г.
Уважаемые Брэдбери и Эванс!
Я внимательно обдумал то, о чем мы вчера беседовали, и в этом письме вы найдете мои выводы относительно газеты. Я займу пост редактора, который, по предварительной наметке, должен получать тысячу фунтов, - за двойную сумму. Но в это я включаю публикацию серии писем из Италии, мною подписанных, статьи, которые я буду постоянно писать для газеты, а также деятельное и внимательное руководство всей газетой. Когда я буду уезжать из Лондона или зачем-либо уходить из редакции, то (как это обычно делается) меня будет замещать помощник редактора, которому я смогу на время поручать практическое руководство. На этих условиях я согласен возглавить газету и руководить ею.
Не скрою от вас, - и я убежден, вы это понимаете, - что, на мой взгляд, эти условия отнюдь не чрезмерны для человека в моем положении. Поэтому я считаю, что мое участие в газете весьма важно. Однако, пока вы не покажете мне, во что наш проект может вылиться, я не могу решить, какова будет доля моего участия.
Если, узнав, какая компенсация меня устраивает, вы решите поставить меня об этом в известность, то сообщите все сведения мистеру Форстеру и договоритесь об этом, как и обо всем остальном, с ним. Я заранее согласен на все, о чем вы с ним договоритесь.
Остаюсь ваш.
155
БРЭДБЕРИ И ЭВАНСУ
Девоншир-террас,
четверг, 6 ноября 1845 г.
Дорогие Брэдбери и Эванс!
Сегодня утром мистер Форстер сообщит вам, к какому решению я пришел вчера вечером. Все новые соображения только укрепляют меня в этом взгляде на дело. Судите сами, какое страшное впечатление произвело на меня случившееся *, если моего мнения не могут изменить даже ваше твердое намерение не отступать и все те мучительные соображения, которые порождаются моим собственным положением, а также тем тяжелым положением, в которое я, к несчастью, поставил моего отца.
Что касается меня, то самое важное разбито и умерло. Если бы я даже мог принудить себя взяться за это дело снова, я уже не верил бы в него. Я всегда смотрел бы на него как на нечто обреченное, и приглашение каждого нового сотрудника наполняло бы меня новым страхом и тяжелыми предчувствиями. Что же касается самого плана - помимо меня, - то он, мне кажется, получил удар, от которого не сможет оправиться. Вы не знаете, насколько маленький газетный мирок отличается от всякого другого, как быстро распространяются там подобного рода новости и какой неизгладимый след они оставляют. Я не могу даже представить себе, насколько трудно будет теперь найти людей, без которых невозможно вести газету. Даже если удастся кое-как подобрать людей, куда менее способных, чем мы рассчитывали, для ведения наиболее важных отделов, все равно опасения, которые испытывали другие газеты (они были очень велики), исчезнут без всякого следа. Они, несомненно, полагали, что на стороне этой новой газеты будет действовать могучее объединение энергии, опыта и капитала. Но теперь, когда вы ее покинули, представление это разлетится вдребезги. Таким образом, то доверие, те радужные надежды на успех, которые окружали их замысел, пока он был еще в зародыше, и которые весьма помогли бы в первые решающие дни, больше не будут ему служить. И еще: реклама, которая должна была помочь им, теперь недоступна. Если даже мистер Пакстон * все еще обещает потрясти небо и землю и даже искренне собирается взяться за это (в чем я сомневаюсь), можно ли, рассуждая благоразумно, серьезно полагаться на столь опрометчивые и необдуманные обещания? Я лично ни во что их не ставлю, ибо именно он свел вас с этой фирмой, и я твердо верю, что он уже давно знал о надвигающемся на нее банкротстве, и когда мы встретились с ним тогда на Флит-стрит, он уже смотрел ему прямо в глаза (что можно было прочесть и по его глазам).
Если вы настолько связали себя обязательствами, что уже не можете отказаться от этой газеты, я готов служить вам советом и оказать любую помощь, какая только в моей власти. Но я не могу работать в ней, как я первоначально предполагал, и не скрою от вас также, что, по моему твердому убеждению, она приведет вас к разорению. С другой стороны, если вы можете принять всю эту потерю, выплатить все деньги и перевернуть лист, на котором написана эта сумма, чтобы больше в него не заглядывать, я твердо убежден, что, используя наилучшим образом свои преимущества и возможности, а также наши отношения, вы без труда вернете утраченные позиции. И уж во всяком случае, вы будете чувствовать себя гораздо лучше, не ощущая, что за вас день и ночь цепляются изуродованные руки искалеченной газеты.
Третьего дня, когда мистер Форстер пришел ко мне с этой ужасной новостью, я сказал ему, что вы еще не могли точно знать, какие обязательства вы уже взяли на себя, а услышав, что примерный расчет достигает тысячи фунтов чистого убытка, клянусь, я был поражен необычайно, я этого никак не ожидал.
Глубочайшая безнадежность положения, в которое попали эти джентльмены (некоторые из них, понадеявшись на будущую газету, отказались от верного пожизненного дохода), отнюдь не помогает сразу посмотреть правде в глаза и принять всю силу удара - я это хорошо понимаю. Но я поступил бы так, если бы то были мои деньги и если бы ошибся я.