Письма 1833-1854
Шрифт:
Преданный Вам.
227
ПРЕПОДОБНОМУ ЭДВАРДУ ТЭГАРТУ
Бродстэрс, Кент,
воскресенье, 22 сентября 1850 г.
Дорогой Тэгарт!
Я внимательно прочитал рассказ и, к сожалению, должен сказать, что для "Домашнего чтения" он не годится. Вряд ли нужно говорить _Вам_, что в таком произведении требуется нечто большее, чем буквальная верность факту, ведь сами эти факты по природе своей таковы, что должны быть переданы художественно и с большим тактом. Болезнь молодого человека мне кажется весьма банальной, равно как и предложение женатого джентльмена, равно как и до последней степени банальный рассказ Элен Уинслоу. Сия молодая леди, по-моему, разбавленный вариант героини одной книжицы, под названием (если память мне не изменяет) "Колокола"; в этой же книжице, помнится, описывался и страх героини за ребенка. Что касается рассказа в целом, то читатели наши, несомненно, сочли бы, что в нем нет ничего оправдывающего
Дом в Норт Энде я видел, и он мне очень понравился. Участок великолепен.
Миссис Диккенс и Джорджи вместе со мной шлют сердечный привет миссис Тэгарт и всем домашним...
228
МИССИС УОТСОН
Бродстэрс, Кент,
24 сентября 1850 г.
Дорогая миссис Уотсон!
Временно и частично придя в себя после "Копперфилда", я погружаюсь с головой в театральные дела и веду с мисс Бойль обширнейшую переписку, в связи с которой между нею и мною путешествуют увесистые пакеты. Посылаю Вам пьесу, которую мы намерены сыграть в заключение в Рокингеме и которую моя труппа играла в Лондоне, Шотландии, Манчестере, Ливерпуле и уже не помню где еще. Это одна из самых потешных вещей, когда-либо игравшихся на сцене. Как я уже напоминал, мы намерены играть ее в заключение. Почему я посылаю се Вам? Да потому, что в ней есть великолепная роль для Вашего брата, которую в моей труппе играл Джордж Крукшенк. Это Джеффри - с подбитым глазом, хромой. Он будет очарователен в ней, просто великолепен! Если он приехал домой, передайте ему привет и сообщите обо всем. Если его нет, окажите мне эту любезность, когда он приедет. И добавьте, что у меня есть для этой роли парик, который я намереваюсь послать на Выставку 51-го года в качестве образца, являющего триумф человеческой изобретательности.
Я играю Доктора. Мисс Бойль - Диззет, Джорджина - вторую женскую роль. "Программа" для Рокингема нами уже почти составлена. Но нам нужен еще один приличный актер, помимо Вашего брата и мисс Бойль, на роль Маркиза. Не знаете ли Вы существа, наделенного природой необходимыми для этого качествами?
229
МИССИС УОТСОН
Редакция "Домашнего чтения",
среда, 26 октября 1850 г.
Дорогая миссис Уотсон!
Так как "Копперфилд", как Вы знаете, - Ваша книга *, я подумал, что Вы, возможно, захотите узнать конец раньше всех остальных читателей. Сегодня я в городе и посылаю Вам последние листы. Было бы лучше, если бы Вы и Уотсон (которому я шлю теплейший привет) никому их не давали, пока конец не будет напечатан.
Они еще не прошли последнюю корректуру, и в них, наверное, есть опечатки.
В понедельник вечером мы переезжаем в город. Сегодня по пути домой я должен встретить в Тэнбридж Уэлс Кэт и Джорджину.
Остаюсь, дражайшая миссис Уотсон, искренне Ваш.
230
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
20 ноября 1850 г.
"Копперфилд" закончен после двух дней поистине тяжкого труда: и, по-моему, получилось сногсшибательно... Его первый кутеж, надеюсь, заслужит одобрение читателей своей гротескной правдивостью.
231
УОЛТЕРУ ЛЭНДЕРУ
Редакция "Домашнего чтения",
среда, 4 декабря 1850 г.
Дорогой Лэндер!
Я (как это ни странно) так скверно чувствовал себя все эти дни после воскресенья, что буквально не мог поднять голову с подушки. Вот почему, дорогой друг, я до сих пор не написал Вам о Вашем благородном письме в "Экзаминере", за которое - таким восторгом оно меня переполняет - я не нахожу слов, чтобы Вас поблагодарить.
Мы считали, что момент для помощи Кинкелю * благоприятен, и я уже твердо верил, что нам удастся добиться его освобождения (я заручился сильной и деятельной поддержкой симпатизирующих ему лиц), как вдруг пришло известие, что он бежал. С тех пор нам о нем ничего не известно. Захватили ли его или он (как я от души надеюсь) скоро появится в Лондоне? Я не начну действовать, не посоветовавшись предварительно с Вами, а если узнаю о нем что-нибудь новое, то немедленно Вам сообщу.
Хорн написал свою статью. Я увижусь с ним здесь сегодня вечером и знаю, как он будет растроган Вашим сочувствием и поддержкой. Но я решил написать Вам, не дожидаясь его прихода, так как боялся, как бы Вы не подумали, что я остался нечувствительным к Вашему великодушию. Когда мы дома прочитали Ваше письмо, то все признали, что в нем открывается Ваше благородное и правдивое сердце.
Остаюсь, дорогой Лэндер, любящий Вас.
232
УИЛСУ
Девоншир-террас,
четверг, 12 декабря 1850 г.
Дорогой Уилс!
Эти гранки статьи Морли после поправок нужно будет очень внимательно прочитать. Лучше я это сделаю сам. Я что-то не понимаю, считает ли он, что Бастер действительно профессиональный боксер или же он джентльмен, обладающий вкусом боксера. Я выбрал второй вариант, как более логичный и оправданный.
Посылаю рассказ миссис Гаскелл с двумя-тремя мелкими поправками. Название, которое я ему дал, раскрывает его содержание лучше, чем все другое, что приходило мне в голову. Кроме того, оно не избитое. Рассказ очень талантлив, - по-моему, это лучшее произведение писательницы из всех, какие я читал, не исключая и "Мэри Бартон", - и если бы у него был счастливый конец (а в этом весь его смысл), то он бы завоевал большой успех. А в таком виде пусть идет лучше в следующем номере, хотя вряд ли произведет на читателя впечатление, ибо невольно вызовет печальные ассоциации, напоминая о девочке, упавшей в колодец, и о мальчике, скатившемся с лестницы. Мне бы так хотелось, чтобы ее герои покрепче стояли на ногах!
233
ЛОРДУ ДЖОНУ РАССЕЛУ
Девоншир-террас,
среда, 18 декабря 1850 г.
Милорд!
Разрешите поблагодарить Вас за скорый и любезный ответ на мое письмо и сообщить Вам точные сведения, касающиеся мистера Джона Пуля.
Ему шестьдесят четыре года, но для своих лет он слишком немощен и не в состоянии писать. Тем не менее он очень хотел бы заниматься литературным трудом, и, как мне точно известно, прилагал к этому все усилия. Однако даже построить самую обычную фразу в письме - для него неимоверный труд. Если бы он мог сколько-нибудь умело делать компиляции, я бы без всяческих хлопот и треволнений обеспечил его средствами к существованию, предоставив ему работу в "Домашнем чтении". Но он окончательно утратил способность к литературному труду. Не раз доказывал он это своими бесплодными попытками что-нибудь писать. Он автор многочисленных пьес, многие из которых, как, например, "Поль Прай" и "Верчение столов", заслужили популярность. Но он обычно писал для театров, где были скверные антрепренеры, и труд его всегда плохо оплачивался. Он много печатался и в журналах. Его "Маленький Педлингтон" снискал славу изображением быта и нравов англичан. Но его произведения появлялись редко на протяжении многих лет, создавались медленно и с трудом и никогда не обеспечивали его настолько, чтобы ему не приходилось перебиваться со дня на день. Последние годы он жил в Париже, на пятом этаже, по улице Люксембург, на средства, вырученные от любительских спектаклей в его пользу, устроителем и режиссером которых был я. Эти деньги я посылал ему каждые полгода. Я всегда поражался, посещая его и видя, как сильно трясутся у бедняги руки и как он ежится у своего крохотного очага, каким образом он умудряется раздеваться и одеваться без посторонней помощи: я знал, что живет он совершенно один. Насколько мне известно, у него нет никаких родственников. Он наверняка бы умер с голоду или попал в работный дом (убежден, что он предпочел бы первое), если бы не те средства, которые мне удавалось для него наскрести. Но я они иссякли до того, как Вы столь благородно добились для него пособия. У него нет никаких источников к существованию. В этом я абсолютно уверен.
Днем, когда пригревает солнце, он нахлобучивает свою жалкую старенькую шляпу, берет под мышку палочку и, прихрамывая, бредет по Бульварам. Не имея сил заработать на пропитание, он должен был бы за это время скончаться. Вот уже три года я с тревогой ожидал письма от консьержки, сообщающего, что его прах найден рядом с пеплом в его очаге - крохотная горстка того и другого. И все же он продолжает жить. И вне дома ему удается несколько часов в день так искусно скрывать свое истинное положение, что многие французские писатели и актеры (среди которых он пользуется уважением как английский литератор) были бы ошеломлены, узнав то, о чем я Вам сообщаю. Я старался описать Вам его таким, каков он есть, не преувеличивая его нужду и не связывая ее ни с какими другими интересами, кроме тех, которые касаются только его. Он жил в Париже, чтобы как можно меньше обнаруживать свою нищету и как можно меньше тратить. Судья Тальфур, мистер Хардуик, председатель полицейского суда, мистер Форстер, редактор "Экзаминера" и я - его единственные друзья-соотечественники. Все мы знаем его таким, каким я его описал.
Не думаю, что он долго будет пользоваться своей пенсией. Нет нужды добавлять, как остро он в ней нуждается. Не сомневаюсь, что читателям хорошо известны его имя и произведения.
Принося всевозможные извинения за беспокойство, причиненное столь пространным письмом, пребываю Вашим преданным и благодарным слугой...
234
МИССИС ГАСКЕЛЛ
Девоншир-террас,
пятница, 20 декабря 1850 г.
Дорогая миссис Гаскелл!
Получив вчера утром Ваше письмо, я немедленно принялся выяснять, можно ли еще изменить конец рассказа. Но как я и опасался, оказалось, что он в типографии - двадцать тысяч экземпляров уже отпечатано. Стало быть - поздно. Но не огорчайтесь. Рассказ очень хорош и отлично написан - а более жизнерадостный конец Вы сделаете в следующем.