Письма Фаусте

Астанин Вадим

Прекратив драку, я должен был примерно наказать виновных. Римлян в таких случаях подвергают различным дисциплинарным взысканиям, но мог ли я действовать таким образом применительно к варвару, который всякое физическое воздействие в отношении него воспринимает как унижение? В то же время он должен был ответить за совершенный проступок и воспринять примененные к нему меры именно как наказание. В конце концов мои сомнения разрешил префект скифов. Он просил дозволения решить возникшие между подчиненными разногласия в соответствии с принятыми среди варваров обычаями.

Приняв грозный вид, я молчал некоторое время, словно размышляя над предложением префекта, а затем согласился, заметив при этом, что оставляю за собой

право наказать виновных в соответствии с воинским уставом, если до заходы солнца они не понесут соответствующее их вине наказание. Префект молча склоняет голову и уходит. Я удаляюсь к себе в шатер. Толмач семенит следом, сокрушенно вздыхая. Похоже, он жалеет меня. Да я и сам чувствую себя неуверенно. Подозреваю, что мой авторитет как командира пошатнулся. В следующий миг я решил было повернуть назад и отменить свое необдуманное решение, но сдержался. Что сделано, то сделано. Мне остается терпеливо ожидать результата.

Через несколько томительных минут в мой шатер входит префект. Он говорит, что по древней традиции воинам, обвиняющему и обвиненному в краже, предоставляется право с оружием в руках доказать свою правоту.
– Бойцы готовы, благороднейший. Прошу вас присутствовать на поединке. Я величаво киваю головой и не спеша, выхожу из шатра.

Бойцы действительно были готовы. Стоя в круге, образованном сарматами и аланами вперемежку, они, обнаженные по пояс, разминались, ловко жонглируя своими мечами. Увидев меня, алан и скиф, повернувшись в мою сторону, отсалютовали, ударив мечами о щиты, а затем вступили в яростную схватку. Великолепные бойцы, опытные и расчетливые, варвары не уступали друг другу ни по силе, ни по ловкости. Не удивительно, что поединок завершился без явного победителя. Бойцы остались на ногах, правда израненные и без щитов. Сила ударов их была такова, что щиты, точнее их обломки, щедро усеяли пространство импровизированной арены. Насколько я понял, инцидент был полностью исчерпан, спорщики обменялись крепкими хлопками по плечам и разошлись. И скифы, и аланы остались довольны результатом. Каждый народ выказал свою доблесть и заслужил уважение другого, а я сохранил за собой непререкаемое право повелевать и командовать.

4 августа 378 года. Фракия. Военный пост Ника

Дорогая Фауста, мы расположились лагерем у Ники, в непосредственной близости от бесчинствующих орд готов. Император вчера отбыл в Мелантиаду, где находятся основные силы нашей армии. После Константинополя ему приходится тяжело, ибо жители столицы, несмотря на угрозу варварского нашествия, осмелились открыто выступить против государя, обвиняя его во всех бедах, обрушившихся на государство. Справедливости ради надо сказать, что не они были первыми в напраслинах, возводимых на императора.

Горе-полководцы, уступившие варварам Фракию, объясняли свое поражение тем, что государь-де не придерживается правильной веры.

Злословие это подхватил константинопольский охлос, крича в амфитеатре, будто император потакает своим единоверцам. Крикуны настолько разозлили государя, что он в гневе пообещал сравнять город с землей после возвращения с войны.

Действительно, император Валент принадлежит к арианскому вероисповеданию, арианство же является господствующей религией у готов, однако это совершенно не дает право всякому оборванцу обвинять императора в явной измене Империи.

Впрочем, враждебное отношение Константинополя к Валенту общеизвестно, с полной очевидностью оно проявилось во время мятежа Прокопия, двоюродного брата погибшего в ходе персидского похода императора Юлиана, прозванного Отступником. Столица полностью поддержала узурпатора и отвернулась от него только тогда, когда большинству стало понятно, что Прокопий не собирается выполнять обещания продолжить реформы умершего братца.

При выезде государя из города из толпы, собравшейся у ворот, выбрался некий священник, имевший наглость, возвысив голос, требовать от Валента

возвращения церквей истинно верующим, грозя в противном случае императору смертью в походе. Телохранители оттеснили возмутителя к стене, но семена разлада и раздора проросли недоверием и смущением в душах воинов. Поэтому государь задержал армию в Мелантиаде, стараясь речами и подарками поднять пошатнувшийся дух войска.

По сообщениям наших разведчиков, готы укрепились около Бероа и Никополя, значительные силы их собраны у Адрианополя. Они только что вернулись из очередного набега с награбленной добычей. Узнав о приближении римских войск, эти варвары направились на соединение со своими единоплеменниками, однако двигаются они медленно, отягощенные трофеями.

Император решил воспользоваться случаем и не дать готам соединиться. Он вызвал магистра Себастиана, ранее неоднократно бившего рассыпавшиеся по стране мелкие шайки готов и, приказав набрать из легионов и номеров по триста лучших бойцов, направил его к Адрианополю с целью разбить отходящих варваров. Себастиан великолепно справился с поставленной задачей, хотя обстоятельства не всегда складывались в его пользу.

Адрианопольцы долго не пускали его войско в город, опасаясь предательства магистра. Недоразумение вскоре разъяснилось и Себастиан на следующий день разбил варваров у реки Гебр, захватив всё награбленное ими. Вскоре разведка донесла, что Фритигерн, вождь восставших, устрашенный мощью римского оружия поспешно бежал к городу Кабилэ, где и укрепился.

Сегодня к нам прибыли посланники соправителя Валента, императора Запада Грациана, во главе с комитом доместиков Рихомером. Рихомер сообщил нам, что венценосный брат, император Грациан, находится вместе с войском в Верхней Мезии и прибудет на соединение с дядей через три, от силы пять дней. Грациан надеется, что император не начнет боевые действия до прихода сил Запада. Отдохнув и перекусив, посланцы Грациана отправились в Мелантиаду, на встречу с государем.

8 августа 378 года. Поле у Адрианополя. Вечер

Дорогая Фауста, пишу тебе в последнюю ночь перед сражением. Определенно, Валент не внял просьбам племянника. Император настроен решительно и уверен в победе. Он убежден в благоприятном исходе предстоящего сражения, его убежденность основана на данных разведки, оценивающей силы варваров в десять тысяч человек.

Следовательно, на нашей стороне численное преимущество. Кроме того, я подозревая, что государь хочет сравняться славой со своим племянником, недавно сокрушившим племя лентиезов и отнять лавры победителя у Себастиана, положившего конец бесчинству готов у Адрианополя. Я пытался умерить пыл государя, говоря, что разведчики могли ошибиться, приняв передовую часть войска готов за всю их армию, приводил многочисленные примеры, когда торопливость и недооценка сил противника приводила к гибели не только полководцев, но и государств, я просил императора дождаться подхода сил Запада, соединиться с ними, чтобы затем многократно превосходящим войском разметать высокомерие готов. Бесполезно. Валент не внял моим советам, хотя меня поддержало большинство командиров, присутствовавших на совещании. Против был Себастиан. Он заявил, что хваленая стойкость готов всего лишь досужие вымыслы тех, кто просиживает задницы в тылу. Он уже встречался с готами и с легкостью рассеял их, ведь они представляют собой нестройные толпы, разбегающиеся при первом серьезном натиске. Император согласен с магистром. Я подчиняюсь воле императора.

Чем закончится завтрашний день, я не знаю. Я покидаю императорский шатер и иду прямо за линию сторожевого оцепления. Останавливаюсь посреди поля, в полной темноте, оставляя за спиной освещенный многочисленными кострами гомонящий лагерь. Там, далеко впереди, находятся готы, оттуда ветер доносит обрывки чужой речи, громких кликов и грозного пения. Отблески огня изредка разрывают тьму ночи, выхватывая на мгновение очертания некой преграды, защищающей варварский лагерь. Завтра на этом поле решится наше будущее.