Письма к провинциалу
Шрифт:
Почему же, отец мой, Вы так страстно относитесь к этому разногласию и смотрите как на злейших врагов Ваших и самых опасных еретиков на людей, которых Вы не можете обвинить ни в каком заблуждении» вообще ни в чем, кроме того только, что они понимают Янсения не так, как Вы? О чем же Вы спорите, как не о смысле указанного автора? Вы желаете, чтобы они осудили данный смысл, а они спрашивают Вас, что Вы под ним разумеете? Вы говорите, что видите в нем заблуждение Кальвина; они отвечают, что осуждают кальвинизм. Таким образом, если Вы имеете в виду не сами по себе слова, а обозначаемое этими словами, то Вы должны бьпъ удовлетворены. Если они отказываются осудить смысл Янсения, то только потому, что видят у него смысл св. Фомы. Таким образом, «смысл Янсения» у Вас получает двоякое значение. В Ваших устах упомянутое словосочетание обозначает смысл Кальвина; у них — смысл св. Фомы. Так что эти два разных понятия, имеющиеся у Вас, об одном и том же термине [360] возбуждают все ваши раздоры, и если бы мне пришлось руководить диспутами, то я запретил бы как той, так и другой стороне упоминать о Янсении. И тогда, так как спорящие выражали бы только то, что действительно хотели бы сказать, то и оказалось бы, что Вы, отец мой, требуете только осуждения смысла Кальвина, на что они согласны; они же ничего иного не требуют, кроме защиты смысла св. Ав1устина и св. Фомы, в чем вы все соглашаетесь.
360
Ср. с трактатом О геометрическом уме: Паскаль позволяет давать вещам любые названия, лишь бы «две различные вещи не получали одного и того же имени». Именно в несоблюдении этого правила Паскаль усматривал причину всех двусмысленностей и софизмов (Opusc.t р. 167–168).
Итак,
361
Св. Иероним, весьма отрицательно относившийся к Оригену вступил в дискуссию с защищавшими александрийского мыслителя Ру- фином и Иоанном Иерусалимским. Руфин даже вынужден был оправдываться перед папой Анастасием I, представив в Рим свои нерсиоды Ори- генова Периархона и апологии этого сочинения, написанной св. Памфи лием, а также свой символ веры и оправдание своих взглядов.
Вот, отец мой, как поступают те, кто ненавидит не людей, а заблуждения; а так как Вы ненавидите людей больше, чем заблуждения, то Вам кажется недостаточным осудить заблуждения, если люди, которых Вы напрасно обвинили в этих заблуждениях, не будут осуждены.
Как жесток Ваш образ действия, отец мой, но в то же время как м^ло шансов, чтобы он Вам удался! Я уже говорил в другом месте и еще повторяю, что насилие и истина ничего не могут поделать друг против друга [362] . Никогда Ваши обвинения не были оскорбительнее, и никогда невинность Ваших противников не являлась более очевидной; никогда действенная благодать не была затронута более коварным образом, но никогда она не казалась нам столь незыблемой. Вы употребляете последние усилия, чтобы уверить, будто Ваши споры ведутся о вопросах веры, а между тем никогда не было более очевидным, что весь Ваш спор касается только вопроса о факте. Вы, наконец, пускаете в ход все и вся, чтобы убедить в истинности рассматриваемого пункта, но никогда не имелось большего повода сомневаться в нем. И причина здесь ясна Она в том, отец мой, что Вы, для убеждения в фактическом вопросе, не избираете естественного пути, требующего убеждать чувства выпиской из книги тех слов, которые, по Вашему уверению, содержатся в ней. Вы же выискиваете способы, столь далекие от простоты, что это поневоле поражает самых неглубокомысленных людей. Почему бы Вам не следовать по тому же пути, которого держался я в моих Письмах с целью изобличить тьму ложных правил Ваших писателей и который состоит в точном цитировании мест, откуда упомянутые правила извлекались? Так поступили парижские кюре, и это всегда убедительно для любого человека. Когда они ставили вам в упрек, например, следующее положение отца Лами: «Монашествующий может убить того, кто грозит обнародовать клеветы против него или против его общины, если отсутствуют иные способы защиты» [363] , что бы Вы сказали, и что могли бы подумать другие, если бы не указывалось место, из которого точь — в–точь заимствована данная цитата; если бы, невзирая ни на какие требования, они все упорствовали в отказе, а вместо удовлетворения вполне законных вопросов отправились в Рим испрашивать буллу, которой повелевалось бы всем признавать наличие указанного правила у о. Лами. Разве не пришлось бы в таком случае прийти к несомненному выводу, что они обманули папу и прибегли к чрезвычайному способу лишь за неимением естественных средств, предоставляемых фактическими истинами всем, кто их защищает? Вот поэтому — то парижские кюре всего лишь указали, что о. Лами проповедует данное учение в 5–м томе (расс. 36, № 118, стр. 544, по изданию, напечатанному в Дуэ). Таким образом, всякий, пожелавший в этом убедиться, мог найти упомянутое место, и ни у кого не осталось никаких сомнений. Вот очень простой и очень быстрый способ исчерпывать фактические вопросы в случае, когда бываешь прав.
362
См. с 257 наст. т.
363
Речь здесь идет о представленных парижскими кюре съезду ду ховенства Выдержках из сочинений казуистов (см. с 411–414 наст т).
Отчего же происходит, что Вы, отец мой, не поступаете подобным образом? Вы говорили в Ваших CavillU что «пять положений содержатся у Янсения слово в слово, целиком, в подлинных терминах, iisdem verbis». Вам отвечали, что нет. Что оставалось тут делать, как не привести страницу, если Вы действительно видели их, или же сознаться, что Вы ошиблись? Вы же не делаете ни того, ни другого. Хорошо зная, что ни в одном из тех мест у Янсения, на которые Вы иногда ссылаетесь, чтобы отуманить людей, нет «осужденных положений ни в отдельности, ни поодиночке», Вы, вместо указания точных цитат, предъявляете нам конституции, гласящие, что злосчастные положения извлечены оттуда, без обозначения места.
Я знаю, отец мой, что христиане обязаны уважать папскую власть, и Ваши противники достаточно ясно свидетельствуют о своей твердой решимости никогда не уклоняться от этой обязанности. Но не сочтите неуважением с их стороны попытку со всевозможным почтением, обязательным для детей по отношению к своему отцу и для подчиненных по отношению к своему главе, доложить папе, что по данному фактическому вопросу он мог быть введен в заблуждение; что со времени своего вступления на папский престол он не приказывал рассмотреть означенный пункт. Предшественник же его Иннокентий X велел только рассмотреть, содержится ли в положениях ересь, но не было и речи о том, принадлежат ли они Янсению [364] . Последнее заставило комиссара инквизиции, одного из главных судей, сказать, «что рассматриваемые положения не могут подлежать цензуре в смысле какого — нибудь автора: non sunt qualificabiles in sensu proferentis, потому что были им представлены на рассмотрение сами по себе, без всяких соображений, какому автору они могут принадлежать: in abstracto, et ut praescindant ab omm proferente, как явствует из их голосований, недавно напечатанных Следует также учесть, что более шестидесяти докторов богословия и множество других искусных и благочестивых лиц читали со вниманием Янсениеву книгу и никогда не встречали в ней осужденных положений, а нашли даже противоположные; что внушившие папе такие мнения могли злоупотребить доверием, которое он питает к ним, так как они в самом деле заинтересованы опозорить автора, изобличившего Молину более чем в пятидесяти заблуждениях». Вероятность данного предположения подтверждается еще более тем, что у них существует следующее правило наиболее укоренившееся в их теологии, а именно: «они безгрешно могут клеветать на лиц, по их мнению, несправедливо на них нападающих» Стало быть, ввиду того, что свидетельство иезуитов столь подозрительно, а свидетельство других весьма заслуживает уважения, имеется некоторый повод со всевозможной покорностью умолять его святейшество, чтобы он повелел расследовать упомянутый факт в присутствии ученых той и другой стороны, дабы имелась возможность постановить торжественное и правильное решение. «Пусть соберутся знающие судьи, — говорил св. Василий по такому же поводу (поел. 75), — пусть каждому будет предоставлена свобода; пусть исследуют мои сочинения и посмотрят, есть ли в них заблуждения против веры; пусть будут прочтены возражения и ответы, чтобы это было приговором, постановленным со знанием дела и по форме, а не диффамацией без рассмотрения».
364
Папа Александр VII, когда он был еще кардиналом, сам немало способствовал осуждению книги Янсения и потому объявил данное утверждение Паскаля «отменной ложью» в одной из грамот своих к парижскому духовенству.
Не пытайтесь, отец мой, уверять, что способные поступить подобным образом не покоряются святому престолу Папы весьма далеки от того властного обращения с христианами, какое иным хотелось бы употреблять под их именем. «Церковь, — говорит папа Григорий Святой (Толков. на кн. Иова, кн. 8, гл. I), — воспитанная в школе смирения, не приказывает властно, но убеждает при помощи разума и том, чему она поучает своих детей, впавших, на ее взгляд, в какое — либо заблуждение: recta quae errantibus dicit, non quasi ex auctoritate praecipit, sed ex ratione persuadet». Далеко не считая бесчестием перемену решения, которое могли выманить от них обманом, папы, напротив, вменяют ее себе в честь, как о том свидетельствует св. Бернард (поел. 180): «Апостольский престол, — говорит он, — имеет то похвальное качество, что не считает оскорблением чести и охотно соглашается отменять то, что было истребовано у него обманом. И подобное правило вполне справедливо, чтобы никто не пользовался беззаконными средствами, в особенности перед папским судом».
Вот, отец мой, те истинные убеждения, которые следует внушать папам, так как, по признанию всех богословов, они могут быть вовлечены в обман, и их верховное достоинство не только не оберегает, но даже, напротив, еще более подвергает их подобной опасности, по причине множества забот, которым они должны уделять внимание. Данную мысль и высказал св. Григорий людям, изумлявшимся, что другой папа допустил себя обмануть. «Почему вы удивляетесь, — говорит он (Диалоги, кн. I, гл. 4), — что мы впадаем в заблуждение, ведь мы также люди. Разве вы не знаете, что Давид, этот царь, обладавший даром пророчества, поверил клеветам Сивы и несправедливо осудил сына Ионафана? [365] Что же удивительного в том, что обманщики временами вводят нас в заблуждение, ведь мы не пророки. Нас удручает великое множество дел, и наш ум, разбрасывающийся на столько предметов, менее сосредоточивается на каждом в отдельности, отчего легче может обмануться на одном». Поистине, отец мой, мне кажется, что сами папы лучше Вас знают, способны ли они ошибаться или нет. Сами же они заявляют, что папы и величайшие короли более подвержены угрозе впасть в заблуждение, чем люди, не имеющие столь важных обязанностей. Необходимо поверить им в этом. И нетрудно представить себе, каким способом их вводят в обман. Подобный случай описан св. Бернардом в письме к Иннокентию II в следующих выражениях: «Вещь не странная и не новая, что ум человеческий способен и обмануть, и быть обманутым. Пришли к Вам монахи, исполненные духа лжи и обмана; они наговорили Вам на епископа, которого ненавидят, но жизнь которого была примерная. Люди эти кусаются как собаки и стараются обратить добродетель в пороки. А между тем Вы, святейший отец, преисполнились гневом на Вашего сына. Зачем было давать его противникам повод радоваться? Не всякому духу веруйте, но испытывайте, от Бога ли эти духи. Надеюсь, когда Вы узнаете истину, все, основанное на ложном доносе, рассеется. Молю духа истины даровать Вам благодать для отличения света от тьмы и для подавления зла, чтобы благоприятствовать добру». Итак, отец мой. Вы видите, что высокая ступень, на коей находятся папы, не предохраняет их от ошибок, но ведет только к тому, что ошибки их получают особенно опасное и важное значение. Именно это и ставит на вид св. Бернард папе Евгению (JDe consid, кн. 2, последняя глава): «Существует также другой столь общий недостаток, что я не видал сильных мира сего, которые были бы ему непричастны. Он происходит, святейший отец, от излишней доверчивости, порождающей столь много неурядиц: от нее происходят жестокие преследования невинных, несправедливые предубеждения против отсутствующих и ужасные вспышки гнева из — за ничего, pro nihilo. Вот, святой отец, всеобщее зло; и если Вы от него избавлены, я скажу, что Вы единственный между Вашими собратьями, имеющий это преимущество».
365
2 Цар. 16: 1–4.
Полагаю, отец мой, Вы начинаете убеждаться, что папы могут быть введены в заблуждение. Но, чтобы окончательно доказать Вам это, я попрошу Вас припомнить только приведенные Вами же в Вашей книге примеры пап и императоров, которых еретики действительно ввели в заблуждение. Вы же сами свидетельствуете, что Аполлинарий обманул папу Дамаса [366] , равно как Целестий обманул Зосиму [367] . Кроме того, Вы рассказываете, что некий Афанасий обманул императора Ираклия [368] и возбудил его преследовать католиков; наконец, что Сергий исходатайствовал у Гонория с помощью своего холопства, как Вы выражаетесь, перед этим папой, тот декрет [369] , который был сожжен на шестом соборе.
366
Аполлинарий, епископ Лаодикейский (с 362 г). Считал, что Слово при воплощении соединилось не с человеческой душой, а непосредственно с телом. Папа Дамас, сперва склонявшийся к взглядам Аполлинария, отлучил его в 378 г., а II вселенский собор в 381 г поддержал это отлучение.
367
Целестий (см. прим. 2 к Примечаниям Николя к 4-му Письму). Когда синод епископов, состоявшийся в Карфагене в 417 г… осудил Пелагия и Целестия, те явились э Рим, чтобы искать поддержку у палы. Выслушав просителей, Зосим признал их невиновными, осудил африканских епископов, наказал двух из них, которые были посланы синодом в Рим для разъяснений и письменно засвидетельствовал свое удовлетворение доводами Пелагия и Целестия. Однако после издания императором Го- норием указа против пелагиан, переменил свою точку зрения и объявил своих недавних протеже «неисправимыми еретиками».
368
Ираклий (ок. 575–641) — византийский император. В надежде на прекращение церковной смуты поддержал патриарха Сергия, стремившегося ввести монофелитство (см. прим. 23 к 17-й Провинциалии). В связи с этим преследовал сторонников Никейского символа веры.
369
См. прим. 23 к 17-й Провинциалии.
Следовательно, Вы сами удостоверяете, что поступающие таким образом с папами и королями иногда коварно заставляют их преследовать защитников истинной веры, в убежденности, что преследуется ересь. Поэтому — то папы, для которых нет ничего отвратительнее подобных обманов, возвели одно письмо Александра III в церковный закон, включенный в каноническое право, которым дозволяется приостановить исполнение их булл и их декретов, когда есть данные предположить, что папы были введены в заблуждение. «Если, — говорит этот папа архиепископу Равеннскому, — мы иногда присылаем вашему Братству декреты, противоречащие вашим убеждениям, то не смущайтесь. Ведь вы или с уважением исполните их, или же представите нам доводы относительно того, почему, на ваш взгляд, не следует их исполнять. Ибо мы одобрим неисполнение декрета, исторгнутого от нас либо обманом, либо хитростью». Вот как поступают папы, которые стараются только разъяснять несогласия между христианами, а не потакают страстям тех, кто стремится посеять между ними раздоры. Они не гонятся за господством, как говорят св ап. Петр [370] и св. ап. Павел [371] по заповеди Иисуса Христа, но дух, которым преисполнено их поведение, есть дух мира и истины. Вот почему в их грамотах ставится обыкновенно такая оговорка, как Si ita est, si preces veritate nitantur. «Если это именно так, как нам представлено, если факты верны». Отсюда вцдно, что если папы дают силу своим буллам лишь сообразно с тем, насколько последние основаны на подлинных фактах, то не буллы исключительно удостоверяют истинность фактов, а, напротив, по мнению авторитетов канонического права, истинность факта и дает законную силу буллам.
370
1 Пет 5: 3.
371
См. напр. Флн. 2: 3; Кол. 4: 1; 1 Сол. 2: 7-12.
Как же нам узнать истину фактов? Мы познаем ее, отец мой, глазами, которые в подобном деле суть законные судьи, как разум есть законный судья в вешах естественных и познаваемых, а вера — в сверхъестественных, данных через откровение. Так как Вы меня вынуждаете, то я скажу Вам, отец мой, что, по мнению двух величайших учителей церкви, св. Августина и св. Фомы, три перечисленных начала познания — чувства, разум и вера — имеют каждое свою отдельную область и свою достоверность в упомянутой области. А так как Богу угодно было воспользоваться посредничеством чувств, чтобы дать доступ к вере, fides ex auditu [372] , то никоим образом вера не должна уничтожать свидетельства чувств, и всякая попытка вызвать сомнение в верности свидетельства чувств была бы, напротив, равносильна уничтожению веры. Вот почему св. Фома указывает особенно на то, что Богу угодно было установить в таинстве причащения виды, доступные чувствам, дабы чувства, судящие лишь об этих видах, не были обмануты: ut sensus а deceptione reddantur immunes.
372
Вера от слышания (Римл. 10:17).