Письма моей сестры
Шрифт:
Я вспоминаю о Беллс. У меня перед глазами возникает ее письмо, торчащее из моего кожаного ежедневника, ее знакомый, аккуратный почерк. Я даже не открыла его. Каждое ее письмо вызывает у меня обострение чувства вины, потому что никогда не отвечаю на них. Хочу, но мне мешает то одно, то другое – поездки за границу, работа, рестораны, занятия йогой, вечеринки, Сэм…
– Неужели трудно сесть и написать ей хоть одно письмо? – ругает меня папа. – Она будет очень рада.
В конце шоу все модели выходят к зрителям. Фотограф из «Татлера» делает финальный снимок.
– В
Я пожимаю руки, чмокаю в щеки, двигаюсь сквозь толпу в ореоле комплиментов, слыша «Чудесное шоу, Кэти», или «Изумительно», или «Дорогая! Ты выглядишь на миллион долларов». Мой бокал постоянно пополняется шампанским, а во мне бушует адреналин. Ив сообщает мне, что фотограф хочет сделать мою фотографию для газеты. Я приветствую его и изображаю свою лучшую улыбку, стараясь не показывать слишком много зубов.
– Благодарю, – говорит он, сфоткав меня, и добавляет: – Шикарное шоу.
– Спасибо, что пришли, – отвечаю я и на секунду едва не теряю равновесие. Хмель уже подобрался ко мне. Хорошо бы парень заретушировал потом эти противные красные пятна на моих щеках.
Теплая рука, скользнув по моей талии, поворачивает меня на сто восемьдесят градусов.
– Сэм.
– Поздравляю, детка, это была сенсация. – Он целует меня. Его упругая кожа нежно касается моей щеки.
– Ты пропустил половину. – Я улыбаюсь, а не укоряю, моя нервозность улеглась при виде него.
– Я видел лучшую половину.
– Извини за то, что я рявкнула на тебя, Сэм. Это был мой обычный приступ паники перед шоу.
– Все круто, не беспокойся. – Он ослабляет галстук, наклоняется ко мне и шепчет: – Здесь старая жаба в углу?
Я замечаю, что ко мне пробирается Эмма, одетая в деловые черные штаны и бирюзовый кардиган, оживляющий ее оливковую кожу. Она клинический психолог и, скорее всего, явилась сюда прямо с работы. Но не успеваем мы поздороваться, как…
– Кэти, дорогая, это было лучшее шоу из всех, – заявляет Антония, одна из моих клиенток, живущая за углом от моего бутика. – Увы, мне надо сначала избавиться от моего живота, он вырос у меня после родов. И уж потом я смогу думать о том, чтобы купить что-нибудь из твоих нарядов. Ведь они годятся только на стройную фигуру.
– Антония, ты быстро восстановишься, – заверяю я, – и очень скоро наденешь мои платья.
– Правда? – Она краснеет и прикладывает ладонь к щеке. – Ну я могу заскочить к тебе завтра и устроить примерочный пир. Скоро мне предстоит идти на торжества по случаю помолвки. Все будет очень церемонно, обед и всякий там разный джаз.
– Ну, я уверена, что FIB поможет тебе. Как твой малыш?
– Ой, я готова отнести его назад в магазин, – она смеется своей шутке, – и попросить назад деньги. Я мечтаю выспаться хоть пару ночей.
Сэм, Эмма и я понимающе киваем, хотя никто из нас понятия не имеет о родительских хлопотах. Эмма из нас ближе всего к деторождению, поскольку помолвлена с Джонни. Что до меня, то одна лишь мысль о ребенке вызывает у меня панику. Я скорее соглашусь жить на компостной куче, чем пройти через все стрессы и хлопоты, как моя мама.
– Антония, это Эмма, моя старинная школьная подруга, а это Сэм, мой… – Партнер? Вторая половинка? Нет. – Мой бойфренд, – подбираю я наконец подходящее определение.
– Ну, я настоятельно советую вам обоим предохраняться. – Она кивает Сэму, мне и снова подкрепляет смехом свой юмор. – Это немыслимо изматывает. Честно говоря, мне никогда не хотелось иметь двух детей, но бедный маленький Билли очень просил подарить ему братика или сестру. Мой муж сказал, что иметь только одного ребенка эгоистично. К тому же считается, что единственный ребенок вырастает испорченным негодяем, не так ли?
– Вот я единственный ребенок, – вмешивается Сэм и проводит ладонью по волосам. Я замечаю, как он подмигнул Эмме.
Антония снова розовеет.
– Кэти, а у тебя есть семья? Я уверена, что они гордятся тобой и тем, чего ты добилась. Открыть собственный бизнес и сделать все это. – Она обводит взглядом зал. – Они были здесь сегодня?
– Нет, к сожалению, не смогли. – Я выразительно смотрю на Эмму и Сэма в надежде, что они как-нибудь сменят тему. Сэм вместо этого спрашивает, где здесь туалет, и уходит.
– Какая жалость. У тебя есть братья? Сестры? – продолжает допрос Антония.
Я оглядываюсь по сторонам. Сэм меня не спасет.
– Нет, я одна.
Эмма меряет меня суровым долгим взглядом. Занятно, что невинный вопрос может обладать таким мгновенным отрезвляющим эффектом.
– О! – говорит Антония. – Но ничего. Быть единственным ребенком тоже нормально. Как я сказала, я бы охотно остановилась на одном, – продолжает она, закапывая себя в еще более глубокую нору.
– Эмма, не надо, – предупреждаю я подругу, когда Антония наконец отходит от нас.
– Как знаешь, – отвечает она язвительным тоном, от которого мне становится не по себе.
– Так мне проще, тогда я избавлена от неловких вопросов и ужасных сочувственных улыбок.
– Ладно, – соглашается Эмма, но в ее тоне нет и намека на примирение. – Если так для тебя лучше, продолжай.
Я терпеть не могу, когда она рубит вот так, сплеча. По залу снова стали разносить напитки, и мы берем по бокалу.
– Что ж, вернемся к бизнесу, – говорю я и с бокалом шампанского направляюсь к матери Генриетты.
Сэм поворачивает ключ, и мы входим в дом. Наши отношения начались девять месяцев назад, и спустя всего три месяца я перебралась к нему. Сэм работает в Сити. Прежде он был валютным трейдером. Теперь он работает в сфере «слияния и поглощения», или, как он это называет, «M &A». Он живет в Ноттинг-Хилл, в двух шагах от рынка Портобелло, знаменитого книжного магазинчика и кинотеатра «Электрик Синема». С моей стороны это был импульсивный шаг, но никто из нас не видел смысла жить порознь, потому что я оставалась у него почти каждую ночь. Да и мне тут проще жить, поскольку до моего бутика я доезжаю отсюда на автобусе. К тому же у Сэма в каждой комнате стоит по плазме, а на верхнем этаже имеется сауна. Как я могла отказаться?