Письма на воде

Холина Арина

И вот наконец Саша столкнулась с этим таинственным господином.

Это был мужчина лет тридцати пяти, высокий, крепкий, загорелый. Синие джинсы, короткое черное пальто, кольцо из белого золота с ониксом.

– Он мужественный! – описывала его Саша. – Понимаешь? Самец в хорошем смысле слова. Очень вежливый.

– Красивый? – спросила я.

Саша закатила глаза и вздохнула.

Позже я поняла – у нее слабость к красивым мужчинам. Даже Миша был хорош собой. Это трудно было заметить – сначала ты сталкиваешься с его корпоративными ценностями,

чуть позже – с элегантным опозданием появляются энциклопедические знания, потом – Оксфорд, а он сам, Миша, забегает лишь на минутку, как хлопотливая хозяйка, которая не успевает поесть в заботе о гостях.

Он был высокий, спортивный, с приятными русыми волосами и ухоженной кожей.

– Вам какой этаж? – спросил сосед, когда они с Сашей столкнулась в лифте.

– А вы тот самый мистер икс с шестого этажа, который год ремонт над нами вел?! – воскликнула Саша.

Она призналась, что одно присутствие этого мужчины делает ее женственной и сумасбродной.

Тот кивнул.

– Я клянусь тебе, он похож на Хью Джекмана! – Саша сложила ладони на груди. – У него такие руки…

– Как грабли? – поддела ее я.

– Как грабли! – с восторгом согласилась Саша.

Он любезно пригласил ее посмотреть квартиру. По-соседски.

Саша, разумеется, не отказалась. У нее даже разыгралась фантазия. «Не хотите ли взглянуть на эскиз Пикассо? Он в спальне…»

Но сосед, увы, отличался старосветской галантностью.

Звали его Сергей – и отчего-то это приводило Сашу в восторг. Она уверяла, что никому так не идет имя Сергей.

Квартира ей приглянулась. Саша вздохнула с облегчением – она бы не пережила дурной вкус, пошлость.

Саше очень нравилось, что Сергей взрослый, с хорошими манерами, крупный, брутальный.

– В нем можно спрятаться, – говорила она.

Пока Сергей угощал Сашу вином, она дрожала от страсти, разрывалась между приличиями и желанием на него броситься. Но Сергей, как настоящий мужчина, управлял процессом.

Многим кажется, особенно в двадцать лет, что мужчина только и думает о том, как бы уложить девушку в постель. Мы судим по сверстникам, для которых любовь – это секс. Но для взрослых мужчин отношения, чувства – это не просто секс, это узнавание, ухаживание, предвкушение. Для взрослых мужчин, которые повзрослели – не для тех, кто так и остался в последнем классе школы на двадцать пятый год.

Сергей и не собирался торопиться.

Саша выползла от него охмелевшая и ошарашенная. Она тихо, на цыпочках, поднялась на последний, девятый этаж, закурила и приложила лоб к холодному и пыльному окну.

Ей хотелось вернуться и заорать:

– Возьми меня!

Вместо этого она выкурила пять сигарет подряд, потом пошла за коньяком, так и не добравшись до родителей.

Она нарисовала очень женственную коллекцию, с широкими пышными юбками, с мечтой о временах, когда девушки выставляли напоказ свою беззащитность. И получила неуд.

– Почему?! – бросилась разъяренная Саша на преподавательницу.

Во-первых, Елена

Николаевна считала Сашу мямлей.

Во-вторых, она благоволила только подлизам и тем бездарностями, которые учились ради оценок, а не для того, чтобы конструировать хорошую одежду.

– Это неоригинально, – важно заявила Елена Николаевна, не обратившая внимания на костры в глазах Саши. Так же на этих кострах она не заметила себя – ее уже мертвое, угоревшее тело облизывали языки пламени. – Милая моя, все это уже много раз было. Мы здесь вас учим, чтобы вы придумывали что-то новое. Все надо переделать. Нет идеи.

– Новое? – прошипела змея Саша. Она вырвала из кучи работ эскизы одного из фаворитов Елены Николаевны. – Вот это? А кто будет носить это новое? Вы? Это что, атомная электростанция или пальто?!

– Вы что себе… – перепугалась учительница, которая никогда не чувствовала своего авторитета, а лишь прикрывалась властью, возложенной на нее преподавательским саном.

– Вы еще можете со мной договориться! – прикрикнула на нее Саша. – Я подаю жалобу, пишу во все газеты, всем показываю эти мешки для трупов… – она ткнула пальцем в стопку эскизов, и те разлетелись. – Ректору и всем будете объяснять, почему у меня неуд! Или же вы мне ставите «пять» и мы расходимся мирно!

Саша не соображала, что говорит. Она была в бешенстве. Но в большом теле Елены Николаевны скрывалась крошечная, жалкая душонка – недомерыш, головастик, и она испугалась. Не столько угроз – она их не поняла, сколько ярости ученицы.

Она поставила ей «пять». И всегда потом ставила «отлично», хоть и ненавидела Сашу даже после того, как та окончила Академию.

Позже Саша, правда, до того испугалась собственной храбрости, что ее с полчаса рвало в туалете, а руки тряслись еще пару дней.

Саша так любила Сергея, что накурилась как-то в семь утра, перед занятиями.

В таком состоянии ее и застал Никита. Он ждал ее рядом со входом в Академию. Саша еще не отошла от переезда на метро – после травки, которую даже от нее прятал Миша (это была его единственная слабость), все казалось ей другим. Она шла в темных очках, по узкой тропинке памяти, которая вела ее в институт. По обе стороны тропинки были высоченные бетонные стены. Мир за ними казался страшным. Сашу высадили на незнакомой планете и бросили с водяным пистолетом, тюбиком картофельного пюре и запасом кислорода на десять минут.

– Прет, – поздоровалась она с Никитой.

– Саш, надо поговорить, – сказал он. – У тебя есть время?

– Кнешно, – кивнула Саша.

– Тебе надо на лекцию?

– Видимо, нет.

Саша уже забыла, для чего она здесь – и тут вдруг мысль о холодной аудитории, о занятиях, о других людях бросилась на нее с кастетом на сжатом кулаке.

Никита отвез ее в кафе. Саша накинулась на еду.

– …Я о многом думал и понял, что был не прав, – старался Никита. – Я не умею по-другому. Я никогда не сделаю тебе больно. Я эгоист. Я такой.