Письма Звёздному императору
Шрифт:
— Не думаю. Судя по текстам, алуэссы могли подолгу находиться на глубине, однако не имели ничего общего с рыбами, гихорнами и улликанами.
— И при этом отлично пели, да? Тебе не кажется, папа, что это нелепо? Когда я плаваю на маяке, мне совсем не до песен. Под водой вообще не споёшь, захлебнёшься. Наверху звуки голоса глушит шум волн и крики птиц. Они кричат куда громче, чем мы можем петь. Ниссоа, илассиа, эйва, флайо…
— Дорогая моя, скорее всего, в этих текстах — красивый вымысел. Сказки. Ведь ни в одном историческом документе нет ни слова об алуэссах.
— Почему
— Потому что от древней уйлоанской словесности сохранилось очень немногое. Лишь то, что попало в школьные хрестоматии. Несколько гимнов в честь Императора, «Летопись Уллинофароа», «Повесть о мудрой деве с Сеннара»…
— И молитвословия церемонии у очага, которые нельзя разглашать. Хорошо бы и тексты «Алуэссиэй инниа» отнести к сакральным — всё равно их никто понять неспособен, даже профессора словесности или господин дворцовый иерофант.
— Всё-таки, милая, выучи заданное.
— Ладно. Выучу и забуду.
— Никогда не знаешь, в какой момент оно тебе может понадобиться. Помнишь, как на вступительном испытании в школе ты блеснула словами «архитектура», «пропорция» и «симметрия»?
— Убедил. Но там всё логично. А этого я никогда не пойму.
Ласси едва ли не единственная из учеников сумела получить за декламацию выученного отрывка высший балл. Потом все писали эссе «Как я представляю себе алуэсс». У нее получилось эссе на другую тему: «Почему алуэссы — фантастический вымысел». Она четко аргументировала свой тезис данными из биологии и физиологии. По ним выходило, что подобных существ природа породить не могла, а значит, они — плод воображения неизвестного автора, и потому каждый волен представлять их себе какими угодно. За эссе поставили «хорошо», с примечанием: «отклонилась от заданной темы, но обнаружила оригинальный взгляд на предмет».
После разрыва всех отношений с Маллио Уймаром она побаивалась, что взбешенный сын ректора попытается ей отомстить, и поэтому, когда Лианнон Каннейс вызвался проводить ее из школы до дома, Ласси не отказалась.
Они мило болтали о том и о сем. Лианнон собирался поступать на экономико-юридический факультет. Им в семейном деле нужен специалист с университетским образованием. Каннейсы — богатые судовладельцы, теперь они наладили трансокеанское сообщение с Лиолланом. Пока оно не приносит больших доходов, поскольку велики затраты на страховку и путевые издержки. Но перспективы прекрасные, скоро откроется филиал компании, и даже если со временем на Лиоллан полетят суннолуллы, многие пассажиры предпочтут куда более долгий, но надежный и увлекательный путь по воде.
Возле дома Лианнон спросил, не пригласит ли Ласси его к себе, чтобы продолжить их разговор в домашней обстановке. Она сказала, что не собиралась принимать гостей, и вообще, если папа дома, они помешают ему заниматься, а если его нет, то порядочной девушке неприлично звать к себе юношу и оставаться с ним наедине.
— Ты так боишься недовольства отца?
— Я просто следую правилам, принятым в нашем обществе, Лианнон.
— И весьма дорожишь своей честью?
— Конечно.
— А знаешь, что про тебя говорят?
— Мне нет дела до сплетен.
— Смотря каких, Илассиа.
— И… каких же?
— Тема, знаешь ли, щекотливая. Посреди улицы обсуждать ее явно не стоит.
— Лианнон, мы можем пойти… ну, хоть в парк.
Он кивнул. До парка недалеко. Посидеть вдвоем там приятно. Если следовать совсем уж строгому этикету, принятому в семьях аристократов, то это тоже не поощряется. Но к «девочке с маяка», «ученой бакланше» и «подруге инопланетян» таких требований предъявлять не будут.
Ласси решительно отказалась устроиться на скамейке под тентом, огражденной с обеих сторон густыми кустами. Другая скамейка стояла почти у дорожки, по которой постоянно ходили гуляющие. Наконец, обнаружилось идеальное место: отдельные складные стулья, стоявшие у декоративного прудика. Можно было сесть поближе друг к другу, но не вплотную, дабы не провоцировать любопытных взглядов.
— Так что ты хотел сказать, Лианнон?
— Илассиа, ты… мне нравишься.
— Благодарю тебя.
— Но ты временами невыносима.
— Разве я тебя чем-то обидела?
— Ты изображаешь из себя высокоблагородную даму.
— Я стремлюсь ею стать.
— Ничего не получится.
— Почему?
— Из-за слухов.
— Слухов?!..
— Илассиа, я не хочу в это верить.
— Во что?!..
— Говорят, ты холодная и надменная — лишь для видимости, напоказ, чтобы скрыть свой позор.
— Какой позор, Лианнон?!.. Ты о моих отношениях с Маллио Уймаром? Там не было ничего позорного. Я ходила в лабораторию, помогала с экспериментом. Работа закончена, больше я там не появлялась, господина Уймара давно не видела. Что там насочиняли про нас, я не знаю. Моя совесть чиста.
— Всё намного хуже, Илассиа.
— Говори, если ты в самом деле мой друг, Лианнон!
— Ходят всякие разговоры, будто ты… мне даже выговорить такое противно…
— И всё же?..
— Будто ты… спишь с отцом.
Илассиа потеряла дар речи. Ей казалось, будто она заискрилась от гнева, как менявший цвета виссеванец.
Кто такое придумал?!..
Она уже знала, кто. Ведь он угрожал ей: «Да я тебя!»… Илассиа думала, Маллио подстережет ее где-нибудь и попробует совершить насилие. Но нет, такой поступок не остался бы без последствий. А чудовищная клевета — материя неуловимая. Экспертизу не проведешь. На камеру не зафиксируешь. Кто кому нашептал, в каких выражениях, в какой момент злые, но пустые слова превратились в якобы общеизвестную истину — невозможно установить.
И как с этим бороться?
Прежний путь — рассказать всё папе — сейчас не подходит. Папу нужно беречь. Ради Ласси он решится на что угодно. Но докажет этим лишь существование между ними той любви, о которой судят превратно.
Обратиться к кому-то из их могущественных друзей? У Ласси нет ничего конкретного против того, кто запустил гадкий слух. Она не может сослаться даже на Лианнона, который не захочет быть в этом замаранным ни с какой стороны. А спрашивать каждого из одноклассников и знакомых — «вы знаете, какие безумные глупости про меня говорят?» — совсем идиотский поступок. Тем самым она лишь расширит круг сплетников.