Письмо

Блажеевский Евгений Иванович

Живите в беспечном угаре На грани любви и греха… Пусть после на грязном базаре И кольца уйдут, и меха. Летите сквозь промельк нечастый Огней за кромешной чертой… Пусть после ваш мальчик несчастный Оставит меня сиротой. Я буду амуром сусальным Незримый полёт совершать, Над вашим сидением спальным Стараясь почти не дышать. Живите, пока ещё рано Платить за парчу и атлас… Я

после Ахматову Анну Прочту как посланье от вас. А нынче, безмолвие кроя, Свистит вылетающий пар И, словно забрызганный кровью, Во мраке летит кочегар… 1976

«Туманное утро, заляпанный снегом откос…»

Туманное утро, заляпанный снегом откос, Что тянется вдоль, а за ним — то кусты, то берёзы. Туманная жизнь. И под сердцебиенье колёс, Хватаясь за воздух, танцует дымок папиросы. И город туманный, исхлёстанный снегом, уже Исчез, и несётся состав, подгоняемый ветром. И я возвращаюсь, но только заноза в душе, И хочется петь о несбыточном, о безответном… 1976

«Мне снилось, что с тобой, моей подругой ранней…»

Мне снилось, что с тобой, Моей подругой ранней, На невских берегах С приятелем гостя, Я встретился опять, Почти что как в романе, И если подсчитать — То двадцать лет спустя. Мне снилось, что мы шли Вдоль Невского и Мойки, Что плыл осенний день В оранжевом пылу, Но мелкий дождь пошёл И мы слегка промокли, Что пили кофе мы В кофейне на углу. Мне снилось, что потом, Не говоря ни слова, Мы под руку вошли В один печальный двор, Где с мусорным ведром Навстречу вышел Лёва — Художник из армян — И руки распростёр. Мне снилось, что потом В неряшливой квартире Творился кавардак, Раскатывался смех, И за стеной урчал Пустой бачок в сортире, Но были мы одни, Далече ото всех… Мне снилось, что потом Мы долго были вместе На сломанной софе, Стоящей у стола, И я тобой владел В порыве жгучей мести За то, что ты моей Ни разу не была. За то, что не сошлись Ни карты, ни орбиты, За то, что эту жизнь, Увы, прожили врозь… И я тебя любил За все свои обиды, За всё, что потерял, За всё, что не сбылось. А ты, припав ко мне, Губами лба касалась, Охапкой красоты В объятиях горя… И я не знаю сам: Была или казалась В туманном серебре Пустого октября. 1985

ОСЕННИЙ ПАРК

Аркадию Пахомову

Окончено лето. К зиме застекляют

теплицы. Блюститель за куревом лезет в карман галифе. Цветы увядают, И, словно подбитые птицы, Старик со старухой Сидят в опустевшем кафе.

«Кладбища, оснащённые гранитом…»

Кладбища, оснащённые гранитом И тишиной, которая густа, Ни русским, ни армянским, ни ивритом Уже не осквернят свои уста. Здесь люди спят, что некогда устали Любить, плодить, страдать, и навсегда Их тени призвала к себе страда В страну надежды и большой печали, Где не запоминается вода… А кто куда причалил и когда Не скажет сразу грубый команданте. Вот турбюро Вергилия, а Данте Сонетами торгует у пруда… Не избежать полезного труда Ни гению, ни птице, ни сатрапу. Чудовищу я пожимаю лапу И понимаю: больше никогда Не насладиться, не опохмелиться, Не распрощаться — ты попал в загон. И нечем человеку расплатиться За эту плоть, за молодость, за кон… 1993

«Телефон молчит в ночи…»

…Тёмный дуб склонялся и шумел.

М. Лермонтов

Телефон молчит в ночи, Дикий ветер бьётся в рамы. Что же сетовать, начни Третий акт житейской драмы. Будет действо сведено В зале, где идут поминки. Прошлой жизни полотно Надо распустить по нитке, И всему наперекор В мутном сплаве амальгамы Разглядеть судьбу в упор В переплёте старой рамы. До чего ж она пуста: Бабы да катанье с горок… Трудно начинать с листа В тридцать и с копейки — в сорок. И нелепо дорожить Прочерком деяний в смете, И всего сложнее — жить, Ибо жизнь страшнее смерти. И уже не оправдать Ни застолья, ни похмелья. Да и щуки не видать За твоей спиной, Емеля. И нельзя в тепле свечи С головой уйти, как в сено, В сладкий сон и спать в ночи Без вина и седуксена. Спать… Но это не дано. Видно, срублен дуб старинный. Хочется уйти на дно Затонувшей субмариной… 1986

ВОЗРАСТ

Вот и ко мне грядёт сорокалетье — Земной рубеж, который был неясен Моей душе, но пожелтевший ясень Отбросил тень закатную туда, Где резче ветер, холодней вода, Где видится в гармонии прореха, Где пугало не вызывает смеха, Где время проявляет негатив, Где понял я, что жил, не заплатив За лень, за нежеланье быть собою, А нынче заплачу сполна судьбою, Да что там сетовать, да что там говорить — Не переделать и не повторить! Дочитана ещё одна страница; На всё готов, но не могу смириться И страшным пониманием живу, Что мать свою вот-вот переживу… 1986