Питер да Москва – кровная вражда
Шрифт:
– А теперь закрой за мной дверь, будь добра. И не забудь задвинуть засов, мало ли что, – строго наказал Филат, шагнув за порог.
На лестнице было тихо – ни разговоров на площадке, ни любопытных взглядов из приоткрытых дверей, ни стоящего мужика у окна, готового пальнуть из пушки через оттопыренный карман плаща. Ничего такого, что могло бы насторожить Филата. Он уже давно обратил внимание на то, что этот дом отличался очень уж подозрительным спокойствием. За все время, пока Роман здесь жил, ему не встретился никто из жильцов, и оставалось только удивляться, какими неведомыми путями они проникают в свои квартиры…
Посмотрев
Сейчас он ощущал угрозу – только никак не мог определить ее источник. Выйдя во двор, Филат огляделся: никого. Точнее, ничего подозрительного. И вместе с тем что-то было не так.
Теперь у Филата не было уверенности, что вчера он сумел добраться до своего гнездышка у Гостиного Двора незамеченным, скорее всего, его «Опель» где-то засекли. Он осторожно приблизился к машине: на первый взгляд ничего странного – тачка как тачка. И тем не менее он всегда помнил, что машина – самый уязвимый объект. Ее могли взорвать, расстрелять из автоматов, ее мог протаранить на пустынном шоссе грузовик, превратив пассажиров в кровавую лепешку. Филат уже хотел открыть ключом дверцу «Опеля», чтобы осмотреть салон на предмет спрятанной мины, но, поразмыслив, решил поостеречься: не исключено, что и к замку подведен датчик, который сдетонирует мгновенно, стоит сунуть туда ключ, Филат отошел на значительное расстояние, вытащил из внутреннего кармана куртки небольшую пластмассовую коробочку. Внутри пряталась хитрая японская штучка – универсальный радиоэлектронный детонатор, способный активизировать даже крохотную радиоуправляемую хлопушку. Мысленно помолившись, он пальцем нажал на красную кнопку.
Предчувствия оправдались сполна. Едва кнопка провалилась под пальцем, «Опель» разорвало изнутри, и красное пламя легко выплеснулось через битые стекла. За рулем этого «Опеля» должен был находиться он, Филат…
Удобство дворика заключалось еще и в том, что, кроме основного въезда, куда сворачивали машины с Невского, имелось еще два выезда на смежные улицы, где можно было затеряться в толпе пешеходов.
Машина полыхала факелом, краска на кузове потрескивала. Пройдет еще несколько минут, и во дворе, вылизанном старательными дворниками, останется чернеть обожженный каркас немецкого автомобиля, которому суждено быть похороненным на русской свалке.
Филат быстро подошел к подъезду, распахнул дверь и скрылся в темном полумраке коридора. Затем поднялся на второй этаж и по длинному переходу проник в смежное здание, после чего вышел на соседнюю улицу и быстро смешался с толпой.
Всего лишь в трех минутах ходьбы от его дома находился каменный гараж, в котором он держал старенький «Москвич».
Этот «москвичок» был даже не запасным, а аварийным вариантом, который он приберегал на тот совершенно невероятный случай, когда для него в Питере не найдется вообще никакой приличной – или безопасной – тачки. И такой невероятный случай настал…
Вот будет забавно, если гараж взлетит на воздух, едва он сунет в замочную скважину ключ, невесело усмехнулся Филат. Хотя об этом гараже уж точно никто знать не может.
Он достал тяжелую связку ключей, брякнул ими и, выбрав самый длинный, с зубчатой головкой, сунул в замок. Тоскливо заскрипели немазаные петли, и ворота распахнулись, освобождая дорогу запылившемуся автомобилю. Филат сел за руль, завел двигатель, и «Москвич», в предвкушении долгожданного пробега, заурчал спокойно и благодарно.
И тут у него в кармане куртки запиликал сотовый. Неужели Красный – вот не вовремя! Филат достал телефон и приложил к уху:
– Слушаю!
Трубка оставалась безмолвной несколько секунд, а потом незнакомый спокойный голос, чуть заметно шепелявя, насмешливо поинтересовался:
– Роман Иванович Филатов?
У Филата все внутри похолодело. Он заглушил движок и инстинктивно распахнул дверцу – не дай бог тут остаться!
– С кем имею дело?
– Скоро узнаешь!
Так с Филатом давно никто не разговаривал. Последний раз ему так откровенно хамил полковник в части. Но рядовой Филатов нашелся, что ответить седому нахалу, и после короткого разговора с командиром получил десять суток гауптвахты. Теперь гауптвахта ему не грозила…
– Я не привык, чтобы со мной так разговаривали, – стараясь не сорваться на матерную брань, процедил Филат. – Ты кто?
– Если у тебя имеется желание побеседовать с нами, милости просим…
– Ты вот что, говорун, – Филат весь кипел от ярости, – можешь мне поверить: при первой же нашей встрече я подвешу тебя за мошонку на крюк, и ты будешь висеть на нем до тех самых пор, пока у тебя яйца не вывалятся наружу.
– Смотри не перетрудись, Филат. – Голос оставался спокойным. – А то не ровен час – отправишься вслед за своими друганами из комитета по приватизации и… – голос осекся, – считай, тебе сегодня повезло. Во второй раз повезло, Филат. Охренительное везение! Наверно, ты в рубашке родился.
Филат ощутил, как в нем заклокотала ярость. Ах, сука, прямым текстом угрожает, не боится…
Сделав небольшую паузу, незнакомец предложил:
– Если надумал потолковать всерьез, жду тебя на автостоянке у Якорной. Ты же бывал в том районе, знаешь, как найти.
И тотчас в барабанные перепонки ударили короткие гудки.
Эта паскуда знала и о его визите к Селезню, который жил в доме на Якорной… Что-то слишком много ему известно. Номер сотового, адреса его питерских знакомых, маршруты движения… «Ах, гады, – зло размышлял Филат, – думаете меня на испуг взять? Не выйдет!» Путь до Якорной займет не более получаса – у него достаточно времени, чтобы посвятить в детали Леху Красного. Ладно, сучары, будет вам по пирожку…
Филат набрал мобильный номер Красного.
– Слушаю! – раздался бодрый голос питерского смотрящего.
Можно было подумать, что тот находится не в автомобиле, а парится в сауне с длинноногими гетерами.
– Это Филат. Где ты сейчас?
– А чем должен заниматься хозяин города в такое время? Еду осматривать свои владения. Некоторые дела, знаешь ли, требуют моего личного присутствия.
Тон смотрящего был игривым, как будто в это самое время он поглаживал круглую попку одной из своих избранниц, взгромоздившейся ему на колени.