Питер Пэн должен умереть
Шрифт:
– Я так понимаю, он отменил решение Карла передать управление «Ивовым покоем» человеку со стороны?
– Абсолютно. Мгновенно. Собственно, примчался прямо сюда и предложил мне ту же работу, что выполнял Боб, за ту же зарплату. Даже сказал, что работа и дом в любом случае будут моими, пока я сама захочу жить и работать тут.
– Похоже, он человек щедрый.
– Знаете те пустые квартиры за рекой? Он велел охранникам «Спалтер Риэлти» прекратить гонять оттуда бездомных. Даже снова подключил для них электричество – то самое, которое Карл отключил.
– Похоже, он заботится о людях.
– Заботится? – Лицо ее преобразилось
Глава 15
Циничное предположение
Экстон-авеню, расположенная менее чем в пятистах ярдах от ухоженного заповедника «Ивового покоя», щедро отмеривала дозу подлинной экономической реальности провинции. Половина магазинчиков на первых этажах дышала на ладан, вторая половина была заколочена досками. Квартиры над ними выглядели запустелыми, если не вовсе заброшенными.
Гурни припарковался перед невзрачным магазином электротехники, который, согласно материалам дела, занимал первый этаж того самого здания, откуда стреляли. Логотип, просвечивающий сквозь кое-как закрашенную вывеску над витриной, указывал, что когда-то здесь располагался филиал «Радио Шэка».
Дверь подъезда, соседствующего с входом в магазин, была приоткрыта на несколько дюймов. Гурни распахнул ее и вошел в маленький пыльный вестибюль, тускло освещенный одинокой зарешеченной лампочкой на потолке. В нос тут же ударила стандартная вонь заброшенного городского строения: запах мочи с примесью алкоголя, рвоты, сигаретного дыма, мусора и экскрементов. Звуковая составляющая была такой же привычной и знакомой: голоса двух ругающихся мужчин наверху, хип-хоп, собачий лай и детский плач. Чтобы превратить это все в сцену из какого-нибудь заштампованного фильма, недоставало только хлопанья дверью и стука шагов на лестнице. Ровно в эту секунду сверху раздался вопль: «Твою мать! Да пошел ты!» – и вниз по лестнице и в самом деле кто-то побежал. Гурни улыбнулся бы такому совпадению, но от запаха мочи его уже тошнило.
Звук шагов стал громче, и скоро наверху тонущего в тенях лестничного пролета над вестибюлем показался какой-то юнец – тщедушный, остролицый, с резкими чертами и свалявшимися волосами до плеч. Заметив Гурни, он на секунду замешкался, но потом пролетел мимо и выскочил на улицу, где резко остановился, чтобы прикурить. Сделав две глубоких, отчаянных затяжки, он торопливо зашагал прочь.
Гурни прикинул, не спуститься ли в подвал за ключом, спрятанным, по словам Кэй, за батареей, но решил сначала осмотреться, а уже потом, если потребуется, идти за ключом. Может, интересующая его квартира и так отперта. Или занята наркоторговцами. Пистолета, так выручившего его в деле о Добром Пастыре, он обычно с собой не носил – и не хотел нарваться безоружным на какого-нибудь накачанного метадоном психа с АК-47.
Он быстро и бесшумно поднялся через два пролета на верхний этаж. На каждом этаже было четыре квартиры: две выходили на фасад здания, две во двор. Из-за одной из дверей третьего этажа разносился гангста-рэп, за другой надрывался младенец. Гурни по очереди постучал в тихие двери, но не получил никакого ответа, лишь еле слышный гул сдавленных голосов за одной из них. Когда он постучался в две другие квартиры, рэп стал чуть тише, а младенец продолжил орать, как прежде, но открыть никто не вышел. Гурни подумал, не побарабанить ли со всей силы, но быстро передумал. Мягкий
Он спустился на второй этаж – освещенный, как и остальные, одной-единственной лампочкой на потолке – и, сориентировавшись по фотографии из материалов дела, которую он удержал в памяти, подошел к двери квартиры, откуда был совершен роковой выстрел. Уже прикладывая ухо к двери, он услышал тихие шаги: но не в квартире, а у себя за спиной.
Гурни быстро обернулся.
На верхней ступеньке лестницы, ведущей на первый этаж, стоял крепкий седой мужчина. Неподвижная, напряженная поза, в руке металлический фонарик – незажженный, вместо оружия. Гурни узнал этот захват – так учат держать оружие в полицейских академиях. Вторая рука покоилась на чем-то, прикрепленном к поясу под тенью темной нейлоновой куртки. Гурни готов был держать пари, что на спине куртки красуется надпись «Охрана».
Во вгляде маленьких глазок незнакомца читалась почти что ненависть. Однако стоило ему внимательнее приглядеться к Гурни и распознать типичное для детектива на задании сочетание дешевого спортивного пиджака, синей рубашки и черных брюк, ненависть растаяла, сменившись чем-то вроде неодобрительного любопытства.
– Ищете кого-нибудь?
Гурни уже слышал похожий голос, для которого злоба и подозрительность стали столь же неотъемлемы, как запах мочи для подъезда, у такого множества полицейских, ожесточившихся за годы службы, что ему казалось, он знаком с этим охранником лично. Не самое приятное ощущение.
– Ищу. Беда только, не знаю имени. А пока мне хотелось бы осмотреть квартиру.
– Что-что? Осмотреть квартиру? А может, черт возьми, сперва назоветесь?
– Дэйв Гурни. Полицейский в отставке. Как и вы.
– Откуда вам, черт возьми, знать, кто я такой?
– Не надо быть гением, чтобы узнать ирландского католического копа из Нью-Йорка.
– Это как? – Охранник уставился на него пустым взглядом.
– Когда-то в полиции было полным-полно таких, как мы, – прибавил Гурни. И, как оказалось, попал в самую точку.
– Таких, как мы? Глубокая древность, старина! Глубокая, чтоб тебя, древность!
– Знаю, знаю, – сочувственно покивал Гурни. – Лучшие времена были – куда как лучшие, на мой взгляд. Тебя когда выставили?
– А ты как думаешь?
– Ну скажи.
– Да вот как они там ударились во всю эту политкорректность и расовое разнообразие. Политкорректность! Нет, ну ты слыхал? Никаких повышений, если ты не лесбиянка из Нигерии, причем еще навахо по бабушке. А башковитые белые парни пускай катят ко всем чертям. До чего страну довели! Позорище, твою мать, сплошное позорище. Недоразумение какое-то. Америка. Вот раньше это слово что-то значило. Гордость. Сила. А теперь что?
Гурни печально покачал головой.
– Уж только не то, что прежде.
– А я вот тебе скажу, что. Позитивная, твою мать, дискриминация. Вот что. И все это дерьмо на пособиях. Марихуанщики, амфетаминщики, кокаинщики. А знаешь, почему? Я тебе скажу! Позитивная, твою мать, дискриминация!
Гурни хмыкнул, надеясь, что это сойдет за хмурое согласие.
– Сдается мне, кое-кто в этом здании – часть все той же проблемы.
– Не ошибаешься.
– Адская у тебя тут работенка, мистер… прости, не знаю, как по имени.