Плач Минотавра
Шрифт:
— Но царевич ждет нас, госпожа, — попытался возразить военачальник, недовольный новой задержкой, — и наверняка решит, что с нами что-то случилось. Я не хочу, чтобы меня разжаловали и оставили в солдатах до конца моих дней.
— Я замолвлю за тебя словечко перед Миносом, если ты сделаешь все, как я скажу.
Две недели приходил генерал к пещере, и две недели Пасифая, одетая, как попрошайка, сморщенная, словно засохшее яблоко, просила его подождать. На пятнадцатый день в дубовую рощу в сопровождении личной гвардии прибыл сам Минос.
— Теперь ты знаешь танец, — сказала старуха Пасифае. — Вот твоя лента,
— Мать, — сказала Пасифая, — ты закалила мою кожу и одела меня, как царицу. Я сделаю то, о чем ты просишь меня, и не забуду твой танец.
Они поцеловали друг друга в щеки, и лишь тогда Пасифая покинула пещеру и направилась к ожидавшему ее жениху.
Куклы Дедала
Весь остров начал готовиться к коронации и свадьбе Миноса, которые было решено отпраздновать вместе. Две недели кряду во дворце звучала музыка, царевич и его гости выезжали охотиться на кабанов, жители острова состязались в плавании и умении управлять лодкой. По договору Миноса с Посейдоном праздник должен был закончиться жертвоприношением лучшего быка из царского стада.
Выбрать быка оказалось несложно: тот, что был послан самим Посейдоном, отличался мощной статью и редкостной красотой. Минос, не забывший обещание, данное морскому богу, выбрал его, ни с кем не посоветовавшись.
Утром накануне свадьбы Пасифая проснулась с предчувствием беды. В одном из своих снов она видела Европу. Та сидела в глубине небольшой пещеры, протянув руки к умирающему, едва дымящемуся костерку, с печатью гнева на увядшем лице. Во втором сне она увидела себя, запертую в подвалах дворца с двумя плачущими детьми на руках. Пасифая долго ворочалась на своем ложе, размышляя, какой груз взвалила ей на плечи Европа, покинув остров. Что бы сделала она, если бы ей пришлось стать женой такого, как Минос? По совету двух девушек из своей свиты царевна потребовала, чтобы ей приготовили повозку, и отправилась в небольшую бухту, расположенную неподалеку от города Порос, чтобы, глядя на море, постараться успокоить свой дух.
Когда царевна со свитой уже собиралась покинуть морской берег, раздался зычный крик, спугнувший с насиженного места целую стаю чаек. К ней, прихрамывая и радостно размахивая руками, бежал толстый бородатый человек, одетый в странные лохмотья. Приблизившись к Пасифае, чьи пурпурные одежды выдавали в ней царевну, незнакомец рухнул на колени и сбивчиво произнес:
— Госпожа, перед тобой верный раб твой. Я знаю твой язык. Я родился в Кноссе. Хотя сейчас я в обносках и без гроша в кармане, хоть все мое имущество нынче и умещается в этой наплечной сумке, а сам я потерпел кораблекрушение, еще совсем недавно удача улыбалась мне: мой дом отличался пышностью и убранством среди самых богатых домов на холме Ликабетт, что в Афинах. Но мой подлый и властолюбивый племянник, да покарает его Зевс, отнял у меня все. Однако славу свою я заработал не богатством, но вот этой головой и вот этими руками. Может быть, ты слышала о великом Дедале? Еще юношей я работал вместе с дворцовыми зодчими.
Потерпевший кораблекрушение с надеждой смотрел в глаза царевне и ее свите, но никто его не узнавал.
— Этот
— Этот толстяк довольно забавен, — неприязненно сказала Эа, самая младшая из спутниц, — у него совсем не осталось волос на голове, да слишком много на лице… К тому же от него несет, как от кита, выбросившегося на берег неделю назад. Я не взяла бы его с собой, даже если бы мне пообещали за это гору изумрудов.
— Он определенно слишком много болтает, — проревела великанша Навкрата голосом, способным напугать медведя. — Быть может, хорошенько отмыв его, мы смогли бы избавиться от вони, но где найти источник, что, кроме въевшейся грязи, унесет излишнее словоблудие? Впрочем, я, кажется, где-то видела это лицо. Он вам никого не напоминает?
— Ну конечно, — сказала Эа. — Он похож на лицо статуи Диониса во дворце. Не правда ли? Посмотрите, убрать бороду, скинуть двадцать или тридцать лет и немного лишнего веса, и у нас получится точная копия! — девушки рассмеялись.
Дедал понимал, что оказался в трудном положении. Он встал на ноги, положил на песок свой посох и достал из сумки деревянную куклу с глиняными руками и ногами, связанными между собой веревочками, крепящимися к крестовине.
— Никто меня не любит, никому я не нужен, — пропищала кукла фальцетом, в то время как Дедал с закрытым ртом и странной гримасой на лице искусно дергал за ниточки, заставляя марионетку пританцовывать. — Бедный я, несчастный! Что же мне делать?
Женщины во все глаза уставились на глупый танец. Дедал довольно улыбнулся.
— Хорошо, — сказала Пасифая, сердясь на себя за недостойное царевны поведение. — Скажи, чего ты хочешь за свою куклу.
— Госпожа, ты обижаешь меня. Я не торговец. Я Дедал, изобретатель. Я с удовольствием сделаю для тебя десять таких кукол, и ты сможешь развесить их на фруктовых деревьях, чтобы они пугали птиц и защищали плоды. Я хочу служить тебе, хочу войти в твою свиту. Я изобретатель и строитель, скульптор и инженер, кузнец и гончар, советник и пчеловод…
— Мне кажется, — пробасила Навкрата, — мы могли бы взять его с собой. Он глуп и смешон. Можно посадить его в клетку и заставить рассказывать о себе на разных языках. «Я умею делать это, я умею делать то, это мне нравится, а это — нет…»
Бродяга смиренно промолчал, и Пасифая решила взять его с собой в Кносс.
Лицо Диониса
Дедал и вправду родился в Кноссе. Родители отдали его обучаться гончарному делу, но любознательный мальчик освоил и кузнечное ремесло, и работу каменщика, и пчеловодство. Его первым изобретением стал быстрый гончарный круг, значительно облегчивший процесс лепки. Едва достигнув пятнадцати лет, Дедал принял участие в строительстве дворца: он пришел к зодчим и показал им свой проект вывода сточных вод посредством конусообразных, покрытых свинцом глиняных труб, проложенных под брусчатым полом дворца. Пораженные зодчие включили изобретение Дедала в общий проект дворца, а вскоре и большая часть домов Кносса была оборудована такой же канализацией.