Плакальщица
Шрифт:
– Освежителя воздуха. Я уже вся сиренью пропахла, до головной боли.
– А я не чувствую. Я вчера духи новые купила на рынке. Ими облилась, и мне всё равно. Понюхай.
Аля наклонилась к Светлане. Свету обдало сладким, душным, дешёвым ароматом. Как и освежитель воздуха, только пахнет ещё хуже, розами.
– Классно.
– Ну, – Алевтина была довольная. – Французские. Вчера на рынке купила. Лемур называются.
– Лемур? Обезьяна что ли?
– Ты чё? Лемур – любовь по французски.
Стрельнув взглядом по стоящим у подъезда мужчинам, она прошла сквозь них призывной походкой.
Свете стало полегче. Хоть и жарко, но запаха нет. А запах уже до вечера будет. Пока не ополоснешься, и не сменишь одежду.
"А тополиный пух уже начинается. Опять малая с аллергией месяц будит ходить. Сопливить, да чихать."
Света поднялась в квартиру. Народу было уже битком. Она прошла на кухню сполоснула руки и лицо под краном и услышала громкие причитания.
" Алевтина уже начала. Пора идти"
Аля стояла рядом с гробом, прислонившись к стене, и с завыванием причитала, промокая сухие глаза белоснежным шёлковым платком, почти флюэрисцентным в полумраке, который невольно притягивал взгляды. Света присела на диван, стоявший в углу залы. Она не могла начинать работу стоя. Ей нужно было сначала сесть. Затем она начинала тихонько покачиваться, и как бы найдя ритм, приступала к работе. Плакать о покойном.
В первый раз, когда пришла на работу, думала что не сумеет, не получится. Оказалось легче, чем думалось, условия располагают. Жалко их, усопших то. Светлана начала покачиваться.
Вдова у изголовья. Красивая. Правда, полновата. Глаза красные, но выглядит хорошо. Чёрный цвет ей идёт. Рядом с ней, наверное, родители усопшего сидели. Еще не старые. Мать плохо выглядит, в полуобморочном состоянии склонила голову на плечо к мужу. А он держится. Только нижняя губа чуть подёргивается.
– Да что ты с нами наде-е-ла -а-л, – начала свой плач Света, почти в унисон Алефтине, заставив вздрогнуть от неожиданности сидевшего рядом мужчину. Через мгновение к причитаниям присоединился, чей то старческий, скрипучий голос.
У отца покойного стала сильнее подёргиваться губа. Он вытащил большой клетчатый платок, вытер им мокрые глаза, и сложил руки на колени как школьник.
– Да и на кого ты нас пок -и -и -ну -у -л, надёжа ты наша.
Рядом засопели и зашквыркали носы. Женщины заплакали. Вдова положила руку на лоб бывшего мужа и опустив голову на грудь тихо заплакала. Сопение рядом усилилось.
В комнату вошла пожилая женщина, ведя за собой мальчугана лет десяти.
" Малой совсем" – подумала Света, увидев его.
Пацана подвели к матери.
– Пусть с отцом попрощается.
Мать молча прижала его к себе и поцеловала в лоб. Дед взял мальчика
– Да, ты посмотри на своего сыночка, – чуть громче продолжала Аля.
Мальчуган вздрогнул, повернулся к матери и прижался к ней, испугавшись, наверное, что умерший отец действительно, сейчас откроет глаза и посмотрит на своего сыночка.
Мать, чуть тихо прошептала:
– Всё, сыночка, нету нашего папки, – и заплакала ещё горше.
Отец покойного закрыл лицо платком, и, сотрясая плечами, беззвучно заплакал, а мать, всё так же сидела потерянная.
– Да что мы будим делать то без тебя -я -я -а ..
Мальчик разрыдался. В коридоре возникла суета, в зал вошёл мужчина.
– Пора, – бросил он.
Светлана встала. Хорошо, что есть распорядитель. Наверное, родственник дальний. Как обычно. Как дружка на свадьбе, или тамада. И со справками, и с кладбищем решать, и с поминками. Свете кто то протянул венок, с которым , вместе с другими женщинами- венконосицами, она стала медленно спускаться по лестнице, оборачиваясь, и поджидая процессию с гробом. Мужчины вынесли гроб из квартиры, и обтирая тёмными рубашками и пиджаками извёстку со стен подъезда, стали спускаться по лестнице, перехватывая гроб между лестничными маршами.
– Тяжёлый хозяин, – кто то сдавленно произнёс.
– Ребята, осторожнее на перехватах, не наклоняйте сильно. Он уже потёк, – раздался тот же голос. Ответом было только громкое сопение.
На улице, у подъезда расставили табуретки. Оркестр уже ждал. Света кивнула Михаилу, знакомому тромбонисту. Они часто пересекались на похоронах, и здоровались, хотя так и не были знакомы. У Михаила не было трех пальцев на правой руке. Он их отморозил прошлой зимой, когда после похорон сильно перепомянули клиента, и Миша уснул на морозе, на кладбище. Теперь играет левой. Переучился. А что бы было кому будить, если что, да и вообще следить за порядком, в оркестре стала играть его жена. На большом барабане.
Аккорды грянули с выносом гроба, как всегда неожиданно, до вздрагивания, резко и громко. Хозяин прощался с домом. Дом с хозяином. Людей стало больше, подтянулись соседи. Вдалеке стайка мальчишек, ровесники пацана – безотцовщины, с испугом и с интересом вытягивали шеи, и тихо что то обсуждали. Наконец оркестр замолчал.
Света прислонилась к стене, и покачиваясь, почти одновременно с Алей, продолжила работу.
– Что ж ты бросил нас соколик …
– Да встань же ты, да посмотри на жену свою красавицу .. , – перехватила строчку коллега.
Конец ознакомительного фрагмента.