Пламенное сердце
Шрифт:
Встречаться с человеком не считалось таким странным для Ангелины, выросшей с Хранителями. Трей принял это болезненнее, поняв, как много из принципов Воинов он нарушает, плюс он чувствовал себя виноватым из-за Эдди. Я была уверена: Трей все еще питал к ней чувства. Что касается Ангелины, было трудно сказать. Как и Джилл, она, казалось, присоединилась к фан–клубу Нейла. Адриан утверждал, что обе девочки разыгрывают свои чувства к нему, и я даже не могла начать улаживать во все это.
К слову, мыльная опера, которую разыгрывали мои друзья, заставляла мои отношения с Адрианом выглядеть
Единственным хорошим знаком было то, что все, казалось, находились в зоне ожидания. Принципы Трея заставляли его держаться подальше от Ангелины. Решения Эдди держали его в отстранении от всех, такая же ситуация была у Нейла. И до того момента, пока Нейл предан этому, Ангелине и Джилл было не с чего действовать. Может быть, для всех было бы хорошо иметь такой «счастливый конец», но я лицемерно могла заявить, что моя жизнь становилась намного легче, когда эта драма развивалась медленно.
Трея сегодня не оказалось за прилавком, зато там стоял другой человек, которого я хорошо знала. Его звали Брейден, и в недавнем прошлом мы с ним встречались. Даже в те времена наши отношения казались мне холодными и нереалистичными, а уж теперь, когда у меня был трепетный Адриан, я даже представить себе не могла, как можно было считать то, что между нами было, отношениями. Между нами не было страсти, не было моментов, от которых останавливалось дыхание, и, конечно же, не было прикосновений, заставляющих мою кожу гореть. Оглядываясь назад, я понимаю, что между нами не было ничего, кроме бесплатного кофе и разговоров на тему Римской Империи.
– Привет, Сидни, – сказал он. Мы встречались здесь и раньше, все проходило мило и цивильно, особенно после того, как Трей сказал мне, что у Брейдена появилась новая девушка.
Я улыбнулась:
– Как продвигаются дела?
– Хорошо, хорошо. Только что вышел из класса и узнал, что мой очерк о психосоциальных последствиях ассоциативных экспериментов Павлова выиграл стипендию, – он поднял стакан. – Ванильное латте?
Я печально посмотрела на свою чашку:
– Мятный чай.
– Да-да, – сказала мисс Тервиллигер, заказывая тройной капучино. – Тебе все равно сегодня противопоказан кофеин. – Это правда, ведь в скором времени мне предстояло практиковаться с магией. – Оставайся сильной.
– Она права, – произнес кто-то позади меня. – Ничто так не закаляет характер, как самоконтроль.
Я обернулась, точно не готовая к тому, кто присоединился к нам в очереди.
– Вульф? – ахнула я. – Ты... ты покинул свой дом?
Малахия Вульф, инструктор и хозяин Школы по самозащите, посмотрел на меня с удивлением:
– Конечно. А как ты думала, я покупаю себе еду?
– Я... я не знаю. Я думала, ты заказываешь ее по телефону.
– Некоторую да, – согласился он. – Но мне пришлось прийти сюда собственной персоной, чтобы купить поджаренный французский зерновой кофе. Собаки любят его.
Я обдумывала причины, по которым он мог покинуть свою берлогу, которую он называл домом: посещение местной кофейни вряд ли являлось одной из них. Адриан и я прошли курсы самообороны несколько месяцев назад, и, несмотря на то, как безумно все это было, мы узнали несколько полезных приемов.
– Хм, – сказала мисс Тервиллигер. – Ты не представишь нас, Сидни?
– Ммм? – я все еще была поражена тем, что Вульф появился в джинсах, а не в своих обычных шортах-бермудах. – А. Это Малахия Вульф. Он учил меня и Адриана боевым искусствам. Вульф, это моя учительница истории – Жаклин Тервиллигер.
– Приятно познакомиться, – сказала она.
Мисс Тервиллигер протянула руку, чтобы пожать его, а вместо этого он чинно поклонился и поцеловал ее руку:
– Нет-нет, поверьте, я рад нашему знакомству в большей мере.
Я ужаснулась, когда она не убрала руку, а он продолжал удерживать ее.
– Ты тоже учитель, да? – спросила она. – Мне показалось, что я почувствовала родственную душу, когда впервые увидела тебя.
Он торжественно кивнул:
– Нет лучше цели, чем воспитание и формирование величия в сознании молодежи.
Я подумала, что это предвзято, учитывая, что, как минимум, пятьдесят процентов его методов преподавания – это радовать нас рассказами о том, как он спасся от пиратов в Новой Зеландии или отбивался от крюк–клыкастых Воронов. (Когда я указала, что такой птицы не существует, он настоял на том, что правительство скрыло информацию о них). Адриан и я пытались собрать воедино временную линию «приключений» Вульфа, потому что мы были уверены: не было никакой возможности, что они могли произойти так, как он утверждал.
– Что привело вас сюда, дамы? – спросил Вульф. Он огляделся. – А где твой парень?
– Кто? О–о, вы имеете ввиду Адриана? – спросила я небрежно. – Он, наверное, еще учится. Он студент отделения искусства в колледже Карлтона.
Вульф изогнул брови:
– Искусство? Я всегда думал, что он немного ненормальный, но я понятия не имел о том, что он так далеко зашел.
– Эй, он очень талантлив! Он получил задание смешанного СМИ–проекта, и сейчас работает над ним.
– Над чем именно? – Вульфа не убедили мои слова.
– Монолит 2001 года как символ эволюции человечества в мире рекламы и СМИ.
Вульф презрительно фыркнул, сообщая мне, что он думает:
– Проклятые идеалистические дети колледжа.
– Это замечательно, – настаивала я.
– Сидни, – сказала мисс Тервиллигер. – Это немного слишком.
Я даже не смогла ответить на её предательские слова. Вульф, однако, не терял времени:
– Ты хочешь посмотреть на искусство? Ты должна пойти взглянуть на эту выставку на верфи Сан–Диего. Они воссоздали сцены битвы гражданской войны только лишь из ножей Боуи.
Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла придумать, что бы такое сказать, и закрыла его.
Глаза мисс Тервиллигер загорелись:
– Это звучит увлекательно.
– Не хотите ли вы посмотреть на это вместе со мной? – спросил он. – Я собираюсь туда снова в эти выходные. В пятый раз.
Когда они обменялись телефонами, я взглянула на Брейдена, наблюдавшим за происходящим, открыв рот и держа наши напитки. По крайней мере, не у одной меня была такая реакция. Я достала телефон Любви и написала Адриану: