Пламя и пепел
Шрифт:
— Озеро… было такое, как всегда. Я иногда выхожу на берег рано утром, кругом еще тихо, и мир какой-то… другой, — я поймала себя на мысли, что он рассказывал мне свою тайну, сам того не замечая, — И в этот раз я тоже вышел пройтись. Даже до воды не дошел — услышал всплеск. Я как-то сразу побежал — почему-то так и подумал, что кому-то нужна помощь. Пригляделся, полез в воду — и, честно сказать, очень удивился, когда увидел тебя.
Он вдруг снова замолчал, только смотрел на меня, но уже по-другому, как будто само мое лицо помогало ему вспомнить и как-то оценить события того утра. Речь его прерывалась, будто ему не хватало воздуха — но было заметно, как он старается ничего не упустить.
— Все-таки
Я попыталась подбодрить его мягким вопросительным взглядом. Мне очень важно было знать, что именно он видел и заметил, каждую деталь.
— Ты меня прямо напугала. Тебе было плохо, да и вела ты себя странно. И я… не поверил тебе. Не смог просто так оставить одну, хоть ты уже и была у себя дома. Я вернулся и заглянул к тебе в комнату, чтобы проверить, как да что. Я до сих пор не знаю, что увидел, но я очень испугался, и… вот даже не помню, как добрался до машины. Помню, долго сидел там, даже не думал ни о чем, просто был в шоке. Да я и сейчас… А потом вообще — я не знаю, что с мной сейчас происходит…
Я насторожилась. Я не знала, чего ждать от его рассказа дальше. Смертный, на которого попадет хоть искра пламени перерождения, погибнет — вот все, что я знала, и это было непреложным правилом. Но прошло уже несколько дней, а Этьен был жив. Конечно, этому можно только радоваться, но вот что это значило? Я ничего не знала о таких случаях, и вряд ли смогу помочь ему…
— Меня, кажется, лихорадит, — продолжал Этьен, — все горит внутри, но это еще ничего. Я подумал, что просто простудился, даже в аптеку сходил, и больничный взял. Но потом, — он махнул в сторону окна, и я увидела обгоревшую занавеску, мокрыми клочьями свисавшую с гардины, — у меня очень болела голова, а за окном все время сигналила чья-то машина. Я подошел к окну и посмотрел на нее — и вдруг занавеска загорелась…
Я задумалась.
— Ты разозлился, так?
— У меня так сильно болела голова, — пробормотал он, глядя вниз.
— Послушай, не надо себя винить. Во-первых, ты ничего такого не сделал, а во-вторых — сейчас мы спокойно во всем разберемся.
— Что же мне делать? Что происходит? И что было с тобой в тот день?
— Подожди минутку.
Я сорвалась и буквально сбежала на кухню — разговор будет долгим, а потому нам не помешало бы заварить чаю. Странное дело, как порой сближают две чашки с горячим индийским напитком, а кроме того, мне нужно было немного времени. Этьен не стал возражать, видя, что я хозяйничаю в его квартире — похоже, ему просто было все равно. Я заглядывала в шкафчики в поисках чая, сахара, молока и кружек. Открывая и закрывая дверцы, я пыталась понять, как отвечать на его вопросы, не зная всего.
Через несколько минут я вернулась в комнату с подносом, на котором были два больших бокала, сахарница, пакет с молоком — молочника в квартире я не нашла — и две салфетки. Я поставила поднос на небольшой столик у кровати.
— Ой, извини, у меня ведь только одна чашка, — Этьен поднял, наконец, глаза на импровизированную чайную церемонию.
— Одна? — я с сомнением посмотрела на два бокала на подносе, у одного из которых, правда, был отбит край.
— Ну да. Из второй я поливаю свой цветок, — Этьен тут же протянул руку к щербатому бокалу, по-джентльменски предоставляя мне пить из целого.
— У тебя есть цветок? — вот так сюрприз, подумала я.
— Нашел однажды рядом
— Интересно, — сказала я, делая первый глоток чая — черный с каркаде, еще один сюрприз на кухне холостяка, — С чего же мне начать?
Спрашивала-то я себя, а Этьен ответил мне взглядом, напомнившим того самого брошенного котенка, о котором он говорил.
— Начну с себя. Не знаю, чем это предварить, так что так и скажу: я — бессмертный Феникс, — я пропустила мимо ушей то, как Этьен подавился чаем, и продолжила, — итак, я борюсь с негативной энергией, с природными катаклизмами, так мы привыкли их понимать.
— Подожди, подожди, — Этьен вытянул вперед руку, и я замолчала, — так ты, выходит, не совсем человек?
Я пожала плечами. По крайней мере, я чувствовала себя человеком. Остальное не столь уж важно. Поставив чашку, Этьен подошел к окну. Опершись о подоконник, он долго смотрел на улицу, не замечая, что занавеска касается его обгорелым краем. Я тихо сидела, обхватив ладонями горячий бокал, и ждала, когда он обернется. Это были очень важные минуты, и я не собиралась прерывать его мысли. Пусть это будет именно его решение.
В тишине, полной тревожных мыслей, я вдруг подумала о себе. Мне никто не дал выбора, и это было и проще, и сложнее одновременно. Тяжело было бы выбрать. Но, с другой стороны, я просто живу с тем, что мне дано, и мне не приходится кого-то корить за это — ни себя, ни кого-то еще.
— Так тебе, получается, тысяча лет? — он все еще смотрел в окно, а мне бы хотелось взглянуть ему в глаза.
— Несколько десятков тысяч, — кивнула я.
— Надо же, это больше, чем я могу себе представить, — я скорее почувствовала, чем услышала его усмешку.
— Представь себе, я тоже, — засмеялась я, хоть во всем этом и не было ничего смешного. Но смеяться — куда лучше, чем впадать в ярость или депрессию. Этьен повернулся в мою сторону, но так и остался стоять у окна.
— И ты все это время живешь здесь? Интересно, как тут было…
— Нет. Я всегда там, где я нужна. Сейчас — здесь.
— Значит, ты в разных странах бываешь. Наверное, ты столько всего можешь рассказать историкам, что им останется только уволиться. Скажи, а я….
— Нет, — прервала я его, хоть мне и нравилось, что он способен шутить в такую минуту. Однако, если уж я начала говорить правду, не стоило отступать от нее ни на шаг, — я помню только последние сто лет. И еще, скажу честно, хоть это и сложно — я не знаю, что будет с тобой. Похоже на то, что ты приобрел часть моих сил, — я отставила чашку, встала и принялась взволнованно жестикулировать, будто с кем-то спорила, — Может быть, это как-то связано с тем, что ты… что ты видел, не знаю. Но теперь — ты тоже, как я. И тебе обязательно нужно научиться контролировать их. Огонь — все-таки опасная штука, — внезапно мне захотелось побыстрее закончить разговор, — позже нам нужно будет еще встретиться, чтобы ты научился…
— Подожди, — видя, что я собираюсь уходить, Этьен покинул свой пост у окна и подошел ко мне почти вплотную, да так быстро, что я только тихо ахнула от удивления, — я знаю, все изменилось. Я для тебя теперь новая проблема, а ты еще более загадочна для меня. Но ты понравилась мне сразу, еще тогда в кафетерии, хоть ты и рассматривала мой шрам, — Этьен невесело улыбнулся.
— Глаза. Я смотрела в глаза, как и сказала тогда. Я не врала.
— Ну, хорошо, хорошо. Это сейчас неважно. Я хотел сказать, если все так сильно изменилось, давай не будем менять хотя бы это. Что-то должно остаться так, как было.