Пламя и пепел
Шрифт:
— Еще нет. Но новость, мне кажется, не менее грандиозная.
Все затихли. Выдержав пару секунд, я сказала:
— Как не жаль нам оставлять здешние места — мы с Этьеном переезжаем.
Алиса, как и Жан, кивнула, а остальные удивленно переглянулись. Я вспомнила, как накануне обсуждала с ней эту вот самую тему, и знала, что сейчашнее спокойствие — больше напускное. Вчера она плакала в трубку, и в груди у меня больно ёкало, как только я это вспоминала.
— Виви… Ну, а как же я без тебя? — воскликнула она, едва услышав, что я собираюсь покинуть Швейцарию.
— Лис, ну что ты, все в
Мне всегда казалось, что подруга из меня просто ужасная — но Алиса тут же взялась опровергать даже самый намек на такое.
— Ничего себе! — воскликнула она, громко шмыгая носом, — Если б не ты, мы бы с Венсаном так и…. — она замялась, решив не произносить зловещего слова.
— А куда же вы направитесь? — поинтересовался Кортен, прервав мои размышления.
— Вы, наверное, удивитесь, — засмеялась я, — Но мы едем в Россию.
А вот об этом вообще слышал только Жан — да и то, тогда это было всего лишь догадкой, общим направлением. То, что мы действительно решили туда отправиться, можно было даже совпадением назвать. Он внимательно смотрел на меня, а вот я старалась не отвечать на его взгляд. Из больницы после того случая он вышел довольно быстро, провел там всего пару дней, сделав все необходимые обследования — но вот левое запястье у него все еще было перемотано эластичным бинтом. Растяжения заживают довольно долго, не за одну неделю, и было заметно, что пользоваться рукой ему все еще неудобно. Совесть меня просто без соли доедала.
— Боже мой, но ведь там, говорят, невероятно холодно, — ахнул Ксавье, прижав ладонь ко рту, но сам тут же застеснялся своего жеста.
— Надеюсь, вы не заставите нас ехать на вашу свадьбу туда, — снова вставила Алиса. Мне захотелось расхохотаться от того, с каким энтузиазмом она делала прозрачные матримониальные намеки, но я сдержалась — друзья хотели только добра, а над этим не смеются.
Сама она, очевидно, держалась где-то под столом за руку с Венсаном, лицо было освещено счастливой улыбкой, которая отражалась и на лице ее любимого. Я была рада, что немного поспособствовала их воссоединению — правда, если бы не вся эта ситуация с пляжем, которая, не будь меня, и не возникла бы, они бы, скорее всего, и не поссорились. Я улыбнулась. Алиса, даже знай она все, возразила бы, что зато их помирили горы. Помчавшись спасать нас с Этьеном, они поняли, как страшно им остаться друг без друга — и как глупо ссориться, пока жизнь сама сглаживает все острые углы.
Вечер шел своим чередом, своим плавным, неспешным темпом. Компания лучших друзей, вкусная еда, умеренно дорогое шампанское — все вокруг звенело и сияло счастливым золотым светом. Алиса рассказывала, как однажды застряла на дороге на своем мини-автомобиле, а Венсан и Жан наперебой объясняли ей, в чем было дело — я смеялась и вспоминала, как мы познакомились с Этьеном. Он сам о чем-то спорил с Ксавье, а Жан, как и я, был занят более или менее молчаливым созерцанием счастливой компании. Глядя на мсье Кортена, я понимала, что мы, похоже, долго еще будем взаимно мучиться чувством
Конечно, после того, как мы объявили, что уезжаем, да еще так далеко, атмосфера изменилась — веселье приобрело нотку некой отчаянности, когда собравшиеся изо всех сил стараются не грустить. Несмотря на это, или, может, как раз потому, мне с ними было очень хорошо. И одновременно я знала, что мы с Этьеном — так или иначе отдельно от всех, и было немножко грустно от мысли, что так всегда и будет — никто не сможет понять нас по-настоящему, со всеми странностями, а мы даже самым близким не сможем ничего объяснить. Мне стало интересно, а что сказали бы все мои друзья, каждый из сидящих здесь, если б я попробовала посвятить их в наш секрет?
— Ну ничего себе, — вздохнула вдруг Алиса, — какое пьяное шампанское-то оказалось! Голова уже не то, что едет — прямо летит, как самолет, хорошо бы еще, чтобы не рухнула.
Я поняла, что и сама уже какое-то время чувствую себя примерно так же — в голове низкий гул и непонятное движение. Будто и вправду загудело все вокруг, да намного громче и надрывнее, чем в каком-нибудь «Боинге», и я ощутила себя в не слишком просторном фанерном ящике со скругленными боками. Снова замелькали те цифры — три, семь, два, четыре — которые я уже разгадала и о которых хотела вечером рассказать Этьену. Похоже, пора пойти освежиться.
В уборной я взглянула на себя в зеркале — кажется, на пьяную я не похожа. А может, всем пьяным именно так и кажется — иначе откуда у меня все эти фантазии. Самолеты…. Все кругом снова закружилось, и я поняла, что хрупкая конструкция скоро вдребезги разлетится, ударившись о землю, и мы все погибнем. Война!
Я чуть не вскрикнула — вовремя сообразила, что я теперь совсем в другом месте, и ни к чему пугать мирно отдыхающих людей. Так вот в чем дело! Никакие это не фантазии и не пьяные бредни — это мои собственные воспоминания! Я опустила голову.
Войны, катастрофы и смерть вовсе не романтичны и не красивы. Они грязны на вид и горьки на вкус. Слишком много я видела этого в своей жизни — не так уж часто мне удавалось предотвратить катастрофу, чаще оставалось только смягчить удар, свести к минимуму последствия. Бог знает, чего мне стоило держать такую воздушную волну, чтобы самолет совершил аварийную посадку, а не разбился — и все равно половина бывших на борту погибла от страшных травм.
Улыбка окончательно сбежала с лица. Может, зря память казалась мне таким уж благословением, которого я жестоко была лишена? Воспоминания и сами могут терзать.
Осторожно, не касаясь макияжа, освежив лицо влажной салфеткой, я решила вернуться в зал. Если уж сама я не умею хорошенько расслабиться — это совсем не повод портить хороший вечер другим.
Никто, кажется, не заметил, что я где-то задержалась — а может, и прошла-то всего лишняя секунда? Только взгляд Этьена был обеспокоенным, цепким. Я молча кивнула ему, дав понять, что все, в общем, в порядке, и постаралась влиться в оживленный разговор.
Была почти ночь, когда мы проводили друзей до такси и сами остались у входа в ресторан, овеваемые ночной прохладой. Мерцание звезд почти заглушалось светом уличных фонарей и фар снующих мимо автомобилей — город не спал, несмотря на поздний час.