Пламя моей души
Шрифт:
Но начало всё помалу стихать. Прошёл где-то вдалеке Камян — и взглядом, словно плетью хлестнул. Но, кажется, успокоился, как увидел, что Вышемила занята делом на месте своём — никуда не подевалась. Так и домыла она всё, не дождавшись хоть знака какого от Зареслава — неужто обманул? Собралась уж и спать в шатёр вместе с остальными пленницами. И на душе так тяжко стало: только надежду на подмогу обрела, и тут же терять её пришлось.
Но пока ходила с ведром до родника, что неподалёку от стана среди камней струился, поймали её за локоть, оттащили в сторону, подальше от глаз дозорничьих. Зареслав возник перед глазами прямо, словно выскочил из ямы какой, за плечи схватил, огляделся: вокруг пока никого, а темнота уже наступающая, хорошо их скрывает.
— Как ты оказалась здесь?
Вышемила и не сразу сообразить смогла, что ответить. До того рада оказалась, что купчич о ней всё ж не забыл.
— Забрали в полон, когда на Логост напали, — заговорила она, очнувшись. Торопиться надо, многое рассказать Зареславу. — Они на Велеборск идут. Большое войско собирают. Косляки с ними в сговоре теперь. Надо княгиню Зимаву предупредить. И воеводу. И…
— Тебя надо отсюда спасать, — покачал головой купчич. — Завтра обоз наш дальше тронется. Можно спрятать тебя среди мешков. У семи нянек дитя… сама знаешь.
Погладил её по плечам — и снова из укрытия их, невысокой поросли ольхи, выглянул. Вышемила покачала головой:
— Не могу я отсюда уйти. Как увидят, что сбежала — сразу на вас подумают. Догонят, убьют всех, — она вцепилась в рубаху на груди Зареслава. — Лучше весть в Велеборск передай. И в Остёрск. Княжичу Ледену Светоярычу, если вы от тех мест недалеко проезжать станете. Что здесь я. Пусть у зуличан меня ищет. А лучше человека пошли. Прошу.
Она скомкала ткань, чувствуя, как уже подступает опасность. Что пора разговор этот рваный заканчивать — иначе пострадает не только она, но и купчич. Да и все, кто с ним едет.
— Да как я тебя здесь оставлю? — возмутился тот. — Когда вокруг… — вздохнул тяжко, зная, конечно, что пленниц здесь вряд ли берегут. — Поедем. Может, никто не заметит поначалу, что ты пропала. Женщин здесь достаточно. А там уж и не догонят — мы на лодью пересядем через день у Берези.
— Заметят, — Вышемила шаг уже назад сделала. Возвращаться пора, пока не потеряли. — Не тревожься, меня не тронут. Я Гроздану нужна. А ближник его следит за мной сильно. Сразу увидит, что нет меня. Погибнете все. Передай в Велеборск весть. Пока не поздно.
Она подхватила ведро наполненное, а как выпрямилась — на миг всего оказалась в объятиях купчича. Он вперёд качнулся и поцеловал её коротко, но крепко дюже — аж дыхание перехватило. И дивный вкус у его губ такой оказался: ореховый немного, пряный. Вышемила застыла, опешив совсем, а как моргнула, кажется — купчич уже и с глаз пропал. Только стихали в ушах слова его, напоследок произнесённые: “Заберу тебя. Обязательно”.
ГЛАВА 10
К следующему дню лишь Боянка пришла в себя совсем. Может, чары Димина на мужей наложила более сильные, то ли женщины просто освобождались от них легче, а челядинка уже вовсю помогала Елице поутру, словно совестно ей стало даже за невольный отдых. А вот остальные ещё оставались в беспамятстве тяжком.
То и дело приходилось бегать, проверять, не случилось ли худого. Леден от Чаяна почти не отходил. А Елица за Радимом приглядывала, опасаясь уж, что ему придётся сложнее всех.
Да и сама она всё никак не могла осознать, что теперь с её жизнью в очередной раз сделалось. И рада бы она к мужу найденному тянуться снова, да всё, что случилось за прошедший день, беспокойный и страшный порой, как будто овраг между ними глубокий бросало — не вдруг и перепрыгнешь. Останавливалась она порой перед его лавкой, где он лежал, будто спал — и всё смотрела на него, кажется, прежнего, такого каким помнила: только возмужал он за эти годы сильнее. Всё ж не тот, кто только из отрочества шагнул: с ним за это время тоже многое приключилось. Хоть и скверно хотела поступить Димина, а за то, что Радима она спасла, уберегла да так о нём заботилась — пусть и по-своему — её и поблагодарить бы.
Как ушёл снова после утренни Леден в сенник, Елица взялась порез проверять, как заживает. Переоделась, морщась каждый раз, как резью проходилась боль вдоль раны неглубокой, да всё ж неприятной. Пока принимались они с Боянкой за готовку обедни, зашевелился на ложе Радим. Все дела побросать пришлось, бежать к нему, даже Боянка на месте застыла, глядя на мужа княжны ожившего с неведомым страхом.
Елица опустилась на корточки перед ним, как сел он медленно, вяло, словно к телу своему сызнова привыкал. Огляделся недоверчиво, потирая лоб, а после взгляд на неё опустил.
— Еля… — выдохнул хрипло. — Как ты оказалась тут?
Он свёл брови, шаря взглядом мутным по её лицу. Неужто и правда и это забыл?
— Не помнишь разве ничего? — она приподнялась чуть, вглядываясь пуще.
— Помню, как пить хотел страшно. И женщину, которая спасла меня — помню. А после...
Он вдруг взял её за плечи и к себе поддёрнул. Елица вскрикнула тихо, как неосторожно обхватил он руками спину. Слезы на глазах выступили от боли. Попыталась она вырваться невольно — так всё заполыхало под лопатками.
— Что с тобой?
Лицо оказалось в ладонях Радима горячих.
— Всё хорошо теперь. Только… Димина…
Он покачал головой, отпуская её, и замер, понурившись. Обхватил голову руками, пронизывая пальцами волосы. А Елица повернулась к челядинке и указала на кувшин с водой: пить неси. Та встрепенулась, скинула ошарашенное онемение и быстро подала кружку полную.
— Ты посиди… — Елица погладила Радима по плечу. — Уложи всё в голове. Чары на тебе были сильные. Пять лет ты с ними жил. Немудрено...
Прозвучавшие в сенях неровные шаги оборвали поток взволнованных мыслей. Елица вздрогнула, прижимая к груди кружку. Вода плеснула из неё прямо на рубаху и, вмиг промочив ткань, потекла по коже к животу. В хоромину ввалились княжичи и отроки вместе с ними. Вялые все, будто работой тяжёлой измотанные. Леден и ночь толком не спал — всё к брату ходил, проверял. А остальные — и так ясно, отчего. Да несмотря на туман чар, который, верно, ещё не совсем выветрился из головы, Чаян, чуть покачиваясь, тут же к Елице подошёл и, не стесняясь никого более, не спрашивая разрешения, словно позабыл обо всех своих словах, за плечи её обхватил и развернул к себе. А после по щекам её погладил — были его ладони почти такими же прохладными сейчас, как у брата.