Пламя моей души
Шрифт:
— Пройдёмся в саду? — Эрвар опустил Зимаву.
В груди льдом пронеслось разочарование и злость: что ж задумал такого? Что ещё предложит опасного?
Зимава кивнула только и пошла за ним следом.
Пока спускались во двор — всё в спину его глядела, представляя, как перекатываются при каждом движении мышцы на ней под рубахой. И так ясно перед взором это предстало, что аж душно стало на миг. Захотелось повой сдёрнуть, обмахнуться. Да Зимава укорила себя за мысли такие: и вовсе неспокойно было от того, какие чувства разорванные обуревали её. Никого в детинце не осталось ближе него. Но и прогнать варяга хотелось жутко. Может, и стоило это сделать ещё тогда, как первый раз он показал свою тягу к ней.
В саду было тихо, как и всегда после отъезда Елицы. Словно детинец не жил вовсе без неё, а последними скверными вестями и вовсе прибило всех к земле самой. И пахло уж, оказывается, не яблоневым цветом, что уже давно опал, а липой, нагретой Дажьбожьим оком, что продолжало буйствовать какой день кряду.
Эрвар прошёл немного вглубь сада, подальше от глаз чужих, на которые можно было бы налететь. А после шаг приостановил, как скрылись они в самой тени, среди ветвей и густой поросли черёмухи молодой.
— Уезжай со мной, Зимава, — проговорил на выдохе, как поравнялась она с ним. — Что держит тебя здесь теперь?
Она остановилась, а Эрвар сделал ещё несколько шагов дальше, не заметив. Уж так был в мысли свои погружён. Обернулся, наморщив лоб, и оглядел её едва не с испугом — удивительно! Знать, маялся он эти дни, что в забытьи своей боли она провела, не меньше её, да по-своему.
— Что держит? — она задумалась о том снова. — Может, и ничего… Но почему ты решил, что уехать с тобой захочу?
— Разве хочешь престол сохранить? Так Елица теперь ему хозяйка, хоть и веча не было ещё. А как мужа нового в дом этот приведёт. Да ещё и княжича… — по губам Эрвара поползла едкая улыбка.
И тем более не по себе становилось от того, что улыбался он вообще очень редко.
— А кто, побывав уже княгиней, не захочет ею остаться, скажи мне? — Зимава пожала плечами и пошла дальше.
— Путей у тебя к тому немного осталось, — варяг пропустил её вперёд себя и последовал за ней чуть позади.
Она вперилась в тропку под ногами, усыпанную потемневшими уже лепестками яблони.
— Ты говорил, что пойдёшь на всё, что я тебе ни приказала бы, — проговорила задумчиво.
— А ты хочешь приказать? — послышался тихий смешок. — Нет, Зимава, не думаю я, что теперь по твоему велению на всё пойду. Одно дело в бой кинуться с мужиками, с воинами сильными. А другое — против баб воевать. И видеть, как детей убивают.
Она повернулась к нему резко, прищурилась — и Эрвар встал на месте, едва на неё не налетев.
— Так не ты разве повинен в том, что Радана не уберёг? Я ведь самое ценное тебе доверила.
— Я во многом могу быть виноват. Но не в том, что ты на плечи мои свесить хочешь. Радана случайно стрелой зацепило!
Прогромыхал его голос рассерженный на весь сад — да так, что птица где-то с ветки вспорхнула, ещё мгновение назад заливаясь трелями в глубине зарослей. Всё вокруг смолкло как будто. Даже отдалённый шум в детинце, который стихал только к ночи, да и то не совсем. Зимава шарила взглядом по лицу варяга, перекошенному гневом, и казалось, что скрыть он хочет что-то за напускным негодованием. Уж не нарочно ли Радана убил? Чтобы освободить Зимаву ото всех привязанностей, чтобы смогла она навстречу ему скорее шагнуть — от отчаяния или в поисках утешения. Не зря ведь заговорил об отъезде. Словно перестал уже верить в то, что можно побороться с судьбой.
— Конечно, случайной, — Зимава кивнула, отворачиваясь. — Прости. Но не слишком ли ты рано просишь от меня ответа?
— А кто тебе ещё заступой сейчас станет? Кто может дать жизнь хорошую, пусть и не ту, к которой ты привыкла. А там… — он помолчал и подошёл со спины почти вплотную. — Там утихнет всё, Зимава. Я сделаю всё для этого.
Ладонь его на талию легла, погладила медленно, но с напором ощутимым. В груди что-то вздрогнуло и упало, оборвавшись. Зимава прикрыла глаза, коря себя за то, что не может остановить его в этот самый миг. Просто не хватит сил. Как он умел так? Волю свою обрушивать на неё мгновенно, чего бы ни добивался: близости ли, решений ли, для него подходящих. Надо бы взять себя в руки, пока не стало поздно.
Ладонь тяжёлая прошлась по животу Зимавы, вверх направилась — Эрвар смыкал объятия неотвратимо.
— Так что скажешь сейчас? — прошептал чуть хрипло у самого уха, обволакивая собой, своим запахом резким и будоражащим, касаниями уверенными, но пока осторожными — не спугнуть.
— Коль исполнишь, что я скажу, то и подумаю, — еле ворочая языком, ответила Зимава.
— Елицу убить хочешь, — не стал он спрашивать, сразу угадал. — Не стану я её убивать.
Его рука пропала, обдав напоследок жаром вдоль пояса. Зимава вдохнула глубоко и глаза открыла, содрогаясь от мелкого озноба. Словно подступала опять к горлу самому паника, от которой никак не сбежать. Она ощущала её, казалось бы, в моменты самые для того неподходящие. Вот и теперь аж перед взором муть растеклась. Отказал. Что с княженкой этой не так, что даже воин самый верный отказывается на пути у неё становиться и вредить ей?
— Тогда забудь, — бросила она прерывисто. — Ехать мне отсюда некуда. И без тебя справлюсь.
Она пошла дальше, едва переставляя ноги. Эрвар остался на месте стоять, и шагу больше за ней не сделал, хоть и ждала она, что попытается остановить, а то и передумает сразу, ощутив, как отдаляется она.
А к вечеру, будто пеленой туманной по небу, что надвигается неотвратимо с дальнего окоёма, начала наваливаться на Зимаву тщетность уже знакомая, горькая. Разлилась по нёбу жжением, заставляя дыхание застревать в горле. То накрывала уверенность твёрдая, что с Елицей надобно справиться, не допустить её сюда возвращения, то откатывала трусливо: как совладать с заковыкой этой самой? И надо ли?
Струилась в окно прохлада тихого летнего вечера, скользила по лицу, но не освежала ничуть раскалившейся от дум тяжких головы. И мысли все в ней словно плавились с каждым мигом сильнее, растекались неразборчивыми лужицами и перемешивались, превращаясь в удивительный и жуткий вздор.
Она только краем глаза увидела, как мелькнула высокая тень рядом с ней. Остановилась, нависла тяжко.
— Зачем пришёл? — буркнула, не оборачиваясь. — Отказал ведь мне. Не хочешь послужить ещё раз, хоть и не брезговал мараться раньше.