Пламя моей души
Шрифт:
— Недосуг нам ждать, — нахмурился Чаян. — Завтра выезжать собрались. Вон, только этот очухается совсем. Горе.
Он качнул головой в сторону Радима, который сейчас спал после отвара, что дала ему Елица. Пусть сил набирается — во сне это быстрее всего происходит. Староста только руками развёл, состроив виноватый вид.
— Ничего не могу поделать. Завтра они мне ещё нужны. Гребель у нас тут недавно сорвало. Надо срочно починить. А рук не хватает на всё.
Чаян покривил губами, конечно, вопросительно посмотрел на Елицу, размышляя: уж он обещал ей заступу во всём, обещал, что не коснётся больше её та беда, которая едва до смерти её не довела. А теперь либо снова задержка, либо дорога небезопасная.
Елица кивнула ему мягко: некогда ждать, надо на курган матери ехать. Княжич перевёл взгляд на замершего в ожидании его решения Макушу.
— Мы уедем завтра, как и хотели. Но ты отправь своих воинов до Полянки. Там мы остановимся. И будем их ждать. Или, может, по дороге нагонят.
Староста кивнул с готовностью. Скоро он ушёл, пообещав, что нынче же своим людям веление Чаяна передаст и они начнут сборы как только завершат дело, необходимое для всей Яруницы. Не очень-то доволен оказался княжич таким исходом, но хотя бы можно было надеяться теперь, что скоро без защиты они не останутся.
Тут же и начали сборы в дорогу новые: женщины взялись припасы разбирать, решая, стоит ли брать больше, складывали вещи в лари. Закончили поздно, когда все уже вымотались, устали — даже Радим, который проснулся вскоре после ухода Макуши и принялся помогать всем, снося тяжёлые взгляды Чаяна. Словно прибитой пылью он стал после того, как приворот с него спал: всё молчал теперь больше. Елица и хотела поговорить с ним о многом, да пока решила слишком его не тревожить. А он, на удивление, и не рвался.
После вечери решили и спать укладываться, хоть заглянули в избу парни, княжичам знакомые, хотели позвать их напоследок на гулянку, да те отмахнулись: вставать раным рано.
Только перед сном самым, как уже умывался Чаян у бочки, громко фыркая и отплёвываясь от прохладной воды, Леден поймал Елицу во дворе, когда сама она возвращалась в избу женскую с ведром полным. Боянка раньше ещё одно внутрь отнесла. Княжич подхватил ношу уже перед тем, как собиралась она войти, и поставил наземь.
— Подожди, — шепнул, склонившись к уху самому — и мурашки побежали по спине от того, как пронеслось его дыхание по виску.
Леден потянул в сторону, к завалинке, и усадил на скамью тёплую, ещё не остывшую после целого дня под светом Дажьбожьего ока, которое нынче не иначе сам Ярила раскалял.
Сердце то замирало, то принималось вновь стучать, словно сумасшедшее, пока шла Елица ту сажень в сторону от двери, чувствуя, как сжимают пальцы Ледена её ладонь, тут же вспотевшую. Неладное с ней начало твориться после всего, что должно было их с княжичем сблизить, да разделило только, кажется. Совсем неспокойно стало с ним, будто девчонкой она была, которая после гуляний на Купалу ждёт, что вот-вот пожалуют к отцу сваты. Она села, повинуясь велению Ледена, и подняла на него глаза в ожидании, не зная, что сказать. Княжич обернулся коротко в сторону мужской избы и пробормотал тихо:
— Пусть Перун молнию на голову уронит тому, кто сейчас мешать вздумает.
Елица улыбнулась невольно.
— Чего хотел, Леден?
Он провёл ладонью по поясу своему и нащупал на нём нож небольшой, какого ещё не приходилось у него видеть. Да и маловат, для его-то руки — почти целиком в ладони крупной помещается. Он отстегнул застёжку хитрую и протянул оружие в красиво украшенных костяными пластинками ножнах Елице.
— Вот. Не хочу, чтобы ты теперь без него оставалась. Свой-то тот, заморский, потеряла? А управляться с ним поучу тебя, если хочешь. Хоть ты и так ловка. Только опыта нет.
Уж, верно, последнее нападение Димины на Елицу к той мысли его привело, что без ножа справного ей теперь никак. Да она и сама уже не раз успела подумать, что будь при ней отцовский кинжал — так она лучше сумела бы с травницей потягаться.
Елица протянула руку и приняла от княжича подарок.
— Спасибо. Только… — она усмехнулась. — Только учить меня не надо. Я…
— Хочешь, Брашко прикажу? — кажется, Леден вмиг разгадал её отказ.
Не могла она представить теперь, как будет науку постигать, что помогла бы ей с ножом умело обращаться. Помнила она уроки Отрада: там ведь и притиснет к себе порой, и обхватит крепко, силясь опрокинуть или пленить. Как будет она такое терпеть — рядом с Леденом? Руки его на теле, дыхание его близко-близко. Соприкосновения кожа к коже. Мучение одно.
— Да, Брашко пусть учит.
Она подняла взор на княжича, ожидая увидеть на его лице обиду. Но он только усмехнулся горько: и правда ведь, понял всё. И, кажется, сам же надеялся, что она откажется принимать его уроки.
— Тогда в дороге и начнёте, как повод будет находиться, — вновь поменялся тон княжича, словно небо ясное тучами затянуло.
Он встал, ведя пальцами по поясу своему, раздумывая о чём-то. Собрался уже уходить. Елица поднялась тоже, крепко сжимая подарок его в ладони. Ойкнула, как Леден резко повернулся к ней, будто вдруг ещё что сказать захотел. Столкнулась с ним, когда шаг назад он сделал.
Ладонь большая прижалась к пояснице, тесно, горячо. Грудью почувствовала Елица, как ходят рёбра его при дыхании. Перед глазами качнулось всё, поплыло куда-то. Она вцепилась в запястье княжича, чтобы убрать руку его, но передумала и за рубаху на груди ухватила. Взгляд Ледена такой необычный, словно внутри льдинок пламя колыхалось, опрокинул её в пьяную бездну, как в багульника заросли. Она потянула княжича на себя, неотвратимо, не желая отпускать. Опустила взор на губы его. Ощутила только прохладу их вечную — так близко — когда сам он вперёд подался.
Отрава. Отрава для души — сладкая, как вино южное, молодое, что порой привозили отцу купцы в дар. Когда так успело случиться? Как настал тот миг, что удержаться нельзя от того, чтобы дотронуться до него — хоть на мгновение одно. На пару ударов сердца. Ещё ближе губы княжича, дыхание его частое. И волосы его светлые, подхваченные ветром, касаются висков, скул...
Елица выдохнула медленно, выпустила ткань из пальцев и разгладила на широкой груди. Леден убрал ладонь, чуть скользнув ею по талии. И просто ушёл, ничего не сказав, не взглянув лишний раз. Через двор — неверным шагом, словно мёда крепкого испил на пиру.