Пламя моей души

Счастная Елена

— Вече созывай, — только и бросил ему громко Чаян, проходя уже мимо. — Есть нам, что людям и боярам сказать теперь.

Выбежала навстречу Елице Вея, как не дошла та ещё до терема. Обняла тут же, выдирая её из рук Ледена.

— Ох, боялась за тебя люто. Всё сны мне какие-то нехорошие снились, — причитала наперсница. — Почти каждую ночь. Думала уж за тобой ехать, искать.

Она выпустила Елицу из объятий, осмотрела всю с головы до ног.

— Всё хорошо, — та пожала её ладони. — Всякое было. Но закончилось. А теперь… Теперь уж только лучше станет.

Вея улыбнулась дрожащими губами, как будто слёзы сдерживала.

— Похорошела-то как! И раньше-то... А теперь и вовсе глаз не оторвать.

И покосилась понимающе на Ледена, который стоял тут же, ожидая, как приветствие пылкое уже закончится. Елица и зарделась невольно: пробежался жар по щекам, поднялось тепло от груди самой к шее.

— Как Радан? — решила она увести разговор от себя в сторону.

— Как, — махнула рукой наставница и повела её дальше к терему. — Поправился совсем. Уж бегает с отроками снова да впереди них. А Боянка-то где?

Вея обернулась даже, быстро пробежав взглядом по двору.

— Погибла Боянка, — ответил за Елицу Леден. — Княжну уберегла.

Женщина ахнула тихо, приостановив шаг. И пришлось уж теперь вести её, онемевшую, дальше, в свою горницу, привычную с тех пор, как довелось в Остёрске пожить. Там Вея и всплакнула всё же, горюя о челядинке заботливой и отважной, как оказалось. И Елица вновь о ней вспомнила всё до мелочей. Теперь вина за смерть девушки навсегда в душе останется, хоть и убили её волей Знаслава.

Пропали Светоярычи совсем, как оказались в родных стенах. Не видно было и стрыя их. Только Вея сказала, что засели они в общине за разговором серьёзным и долгим. Прямо туда относили отроки им братины и ендовы с квасом. И снедь прямо из поварни. И даже гридней у двери поставили, чтобы никто лишний не беспокоил. Тревожно так замирало сердце при мысли о том, что сейчас решают между собой мужи. Уж, верно, и выскажут братья всё Заславу, а может, и обвинят вовсе, не дожидаясь, как люди соберутся на вече. А там кто знает, не обернётся ли чем худым.

Но мужи из общины выходили редко, словно продышаться, а после возвращались туда — и весь детинец замирал в ожидании того, что решат обретшие неведомую силу княжичи и стрый Знаслав, который и укрепиться ещё на столе не успел, как вернулись наследники Светояра.

И хотела Елица провести это время в неведении да одна — никого, кроме Веи, не пускать к себе — а всё равно не удалось. Собиралась сесть за рубаху для Ледена, которую давно уж задумала ему сшить и вышить после, как заглянула сначала в горницу наставница, огляделась быстро, а там пустила вперёд себя Любогневу.

Надо же, изволила княгиня поговорить с Елицей, от которой нос воротила всё то время, что пробыла она в Остёрске прошлый раз. А тут смотрела заинтересованно и как будто вовсе не зло. Махнула она рукой Вее — уходи — та задержалась немного в дверях и вышла только после того, как княженка ей кивнула.

— Здрава будь, княгиня, — она отложила в сторону хороший отрез крашеного льна, который и хотела пустить любимому на рубаху.

Купила его уж давно, ещё на торгу в Велеборске. С тех пор тот лежал на дне ларя, который и отправился с ней в дорогу. Кажется, что случайно, хоть добрая ткань даже в пути может порой пригодиться. Мало ли. Но сейчас ей виделся в том некий знак судьбы. Не зря он катался с ней вместе по весям.

— И тебе поздорову, княжна. Хоть виделись уже нынче.

Любогнева прошла дальше, как будто каждый шаг отмеряя, и села напротив, на ту же лавку, бросив короткий взгляд на аккуратно свёрнутый лён.

— Слыхала, ты отыскала всё ж Сердце, — продолжила она размеренно. — И на вече всем расскажешь о том.

— Я знаю, где оно, верно, — Елица улыбнулась скупо. — И знаю, как вернуть его в ваши земли, вернуть потомкам Милогнева. Только дело это, может, небыстрое.

Княгиня вскинула плавно изогнутые молодым месяцем брови. Неведомо, чего ожидала: что Елица всё, как на духу, ей выложит? А может, пришла и вовсе не за тем, чтобы выведать, где Сердце, воззвать к разуму и совести, уговаривая всё ей рассказать.

— Ещё я видела, что с Леденом вы сошлись близко, — наконец повернула княгиня к тому, что, видно, волновало её гораздо больше. — Думаешь, разумно это?

Она попыталась улыбнуться даже, да не слишком у неё это вышло. Как бы ни пыталась она сдерживать сейчас неприязнь, а всё равно та нет-нет, да и проскальзывала в холодном её взоре.

— Иногда мне кажется что я размышляла над этим слишком долго, — Елица провела ладонью по гладкому свёртку синей тканины.

Княгиня проследила за её жестом.

— Ему одёжу справить решила? — качнула головой.

— Ему.

— Признаться, я думала, что Чаян сумеет быстрее тебя окрутить, — усмехнулась Любогнева. — У Ледена были девицы мимолётные порой, да ни к одной он надолго не привязывался. Думаешь, с тобой будет по-другому? Не боишься, что сердце тебе разобьёт?

— С каких пор ты стала заботиться о моём сердце, княгиня? Или считаешь, что Чаян больше достоин, чем Леден? А нет в том правды. Оба они достойные. Да только каждый своего. И у Чаяна теперь судьба своя будет. После всего, что случилось.

— Какая судьба? От девицы к девице вновь перебиваться? — княгиня махнула рукой. — С тобой рядом он горел. Так же, как рядом с женой своей погибшей. Жениться женится, может. Да ни любви там не будет особой. Ни детей.

— Коль ты о проклятии, то я разрушила его, — как будто невзначай уронила Елица.

И заметила, как лицо княгини застыло на миг, будто ушам она своим не поверила. Медленно та вновь перевела взгляд на неё и остановила. Словно утоп он сейчас в глубине неведомой — прошлого. В которую Елица всё ж сумела заглянуть хоть мимоходом и ненадолго.