План D накануне
Шрифт:
Руки оттягивала винтовка, может, в глубине души он и мечтал сразить какого-нибудь одинокого, уже разуверившегося во всём сектанта или набрести на их стоянку. Тогда он отползёт, спрячется за кустами, определит на глаз ключевые точки, побежит пригнувшись, только тень заскользит по неровным скатам холмов, предугадывая выход Луны. С шипением с трёх сторон от бивака взовьётся дымовая завеса, параллелепипед без одной стенки, вскрытая шахта лифта, её ещё долго ничто не сможет снести, даже западный ветер. Они будут подпрыгивать с перекрестья рук, с колоды, с передатчика, с лафета…
«Ты», «вы», в стачках среди рабочих принято вместо обращения бить лопатой по голове и сразу же засовывать
Этот человек перед ним был так уверен в себе, что он даже не знал, намечается ли предательство. Что для него превыше? Всё неотчётливо до развязки, он даже не боялся, что пленник его подсидит и прикончит, ведь, возможно, это будет в его интересах.
— …
— Как угодно.
— А разве вам без моего не донесли?
— Простите?
— Нет, я, конечно, не такая важная птица, но привели же меня зачем-то именно к вам? Именно меня нынешнего, ну разве не странно?
— Да я конкретно этих двоих вообще первый раз вижу.
— Кирилл и Степан, если я правильно запомнил.
— Да-да. Кстати…
— Только не говорите, что забыли представиться.
— А что, я разве уже представился?
— Ну и какое имя на этот раз?
— Думал сказать Сильвер Рейн.
— А почему не золотой?
— А я думал, это многое вам объяснит.
— Это не объяснение, а какая-то прелюдия пролога пролога.
— А между тем на кону ответственное стяжание, могущее решить исход всей этой кровавой пляски.
— Вспомнили про кровь? Ха-ха-ха. Любая война кровава, не надо было начинать. Скажите уж лучше ненужная.
— Аналогично.
— Нужна тем, кто её начинает.
— Ну бес его знает, я не конклав Газы, чтоб знать точно.
— Такие подходы, я про решения исходов сейчас… вкупе с доставкой специалиста, само собой, как правило предвещают…
— Снчала узнайте суть, а потом уже приуменьшайте свой возраст сколько угодно, да я вообще готов поверить, что вы сущий младенец в делах передела мира. Кстати, а вы специалист?
Теофраст молча ждал.
— Да. Оно… сейчас я замнусь, вы уж сделайте милость, оцените, — впервые за весь разговор он замялся и, кажется, несколько потерял в уверенности. — Понимаете, главное — как это передать. Если я просто открою вам глоттогонию, вы посмотрите на меня как на идиота, но если начну по порядку, а вы будете знать, что теперь в Иордани такой порядок, приводить имеющиеся у меня факты, вы, возможно, сделаете вид, что поверили, более натурально, а мне ничего другого, кроме вашей задумчивой физиономии и не нужно почти на любом из этапов. Однако поверите ли вы в результате или нет, сути не поменяет. Мы всё равно станем сновать по крепости с лопатами через плечо. Но на вашем месте я бы поверил. Так вы ещё и получите удовольствие, ручаюсь.
— А третьего варианта вы не предусматриваете? — говоря это, он думал совершенно о другом, о шансах в жизни, к собственному стыду, по правде говоря, стоя на своём, закидывая удочку.
— Что тут может быть за третий вариант?
— О, и третий, и четвёртый. Можно оставить себе, не воспользовавшись, можно оставить там, где мы случайно наткнёмся, можно послать его бостонской полиции, чтоб те наконец забастовали как следует.
— Сомневаюсь, а что, подскажите, в Бостоне там что-то намечается?
Разглядывая
— И им вы хотите подкатить ещё чего похлеще?
— Да это всё блажь, слушайте сюда, — он развернул свиток и стал важно читать. — Люди, коли кто из вас ратные и двоежильные, вы ступайте нуньчу же ко княженецкаму двору, по велик приказ и великое повеление. Кто ослушанье вздумает, того на долонь кладу, другой поверх прижимаю, сделаю того в осяный блин.
— И это кричали со стен?
— Как видите, у нас в руках первое доказательство.
— Ну не знаю, не знаю, я бы на такой оксимель не слетелся.
— А тогда у них было меньше дел, да что там, все бродяги только и ждали подобного объявления, воспитанные в норе под аккомпанемент схожих ситуаций.
Теофраст с ужасом подумал, что он тоже, как и бродяги, с детства ждал такого объявления в соответствующей реалиям форме и, кажется, сейчас получал.
— И кто именно это привёз?
— Я не знаю.
Он поднялся, явив немалый рост и, чуть склонившись, высунул бороду в небольшое окно кабинета, подавая той какие-то странные знаки, словно фальшивой.
— Вообразите себе ларец
— Ларец и есть мечта аншефов, или она всё же внутри?
Он надеялся, что не отпугнул его жадностью и развившейся в одночасье алчностью к этому делу, хотя внешне оставался невозмутим. В их семье такое насаждалось, роды что-то делали с памятью… Дети почти сразу отпускались из лона, ставка на эту прихотливо закрученную цепочку, с годами, вне зависимости от выбора партнёров, делавшуюся только туже, заставляя думать о венце в виде какого-то сверхзамка… антинового; гениальность и порочность, область их применения одна и выражена до того неярко, что вымирание либо отлёт к звёздам тому, кто всегда был изнутри процесса, не казались кардинальным решением. В любом ли случае оставление колыбели? ну а что достойней оттенит корону династии? благоденствие в оной? дудки, тогда не обнародуются приключения в космосе с учётом всего, интерьеры загадочных катакомб, состоящих из кротовых нор. Во всю Евразию терминал для экскурсий вдоль стрелы времени, на кончике Эвереста за всё человечество медитирует йог из шерп, ну и всё, на прочем беснуется природа, цветы распускаются, оленята не пасутся возле убитых матерей, у пингвинов клювы не в мазуте, тоже такая попойка на обочине, и она почти окончена.
Они вышли из леса по поверхностной торфяной залежи, для чего пришлось сделать приличный крюк. Дальше путь лежал сквозь череду оврагов, подёрнутых вереском, потом ещё одна, но уже узкая балка, за которой открылся тот самый безымянный приток Рутавечи.
На берегу они не отказали себе в удовольствии снять сапоги и походить в воде, потом градус странного чувства, расположенного между недовольством друг другом здесь и сейчас, злой памятью о тех или иных несчастьях, случившихся из-за войны, и моральной усталостью, поднялся, и это, по-видимому, уже точно была нервная почва; одно неподдержание чужих глупых поступков могло бы действовать отрезвляюще, и пусть их дружба протекала сейчас фундаментально асимметрично, но когда встречается не только протекция, но провокация, а после неё состязание… Бывало, накатывало нечто, как только выйдешь из леса, словно последние деревья — это защита, а здесь, на воле, не похожей на выбор себя как собственного, имеющего ценность существования, даже в окружении исчезнувших тайлинов, даже на окраине войны, среди разговоров о смерти, жестокости мыслей, падежа скота и бытового насилия как-то всё сбрасывалось в одну массу и одновременно с метафизических плеч.