Планета героев
Шрифт:
– Можно и про Арнольда.
– Не понимаю,– возмущенно завибрировал Жигановский,– что вы привязались к этой трибуне. Таких в столице тысячи и тысячи!
– Это вряд ли...– покачал головой Вик.– Трибуна сделана из очень редкого материала – черная смола – ее еще называют на Альдебаране «слезой Сагкха». Обычно слезы Сагкха применяются в черной магии.
– Так давайте выбросим эту трибуну к чертовой матери! – возмущенно воскликнул Сиротин.
– Времени нет! – вздохнул Вик.– Магический сеанс уже начался.
Мой брат оказался прав. Вдруг сами собой распахнулись
– А Каронга-то нет! – торжествующе глянул на нас Жигановский.– Кто теперь, по-вашему, будет людям мозги пудрить?! Попробуйте загипнотизировать такой зал! Тут вас мигом разоблачат, иллюзионисты! Это ведь элита. Лучшие умы страны.
– Каронг не полезет в свару,– пояснил Венедикту Владимировичу мой брат.– Он слишком умный для этого.
– А что, здесь будет опасно? – насторожился Сиротин.
– Скоро начнется ад,– честно ответил мой брат.
В этом весь Вик. Он всегда отвечает прямо и честно на поставленные вопросы. Сколько раз я его убеждал, что в критической ситуации покривить душой бывает совсем не лишним. Нет, он рубит правду-матку прямо в глаза.
– Я уйду! – истерично воскликнул Сиротин.– Пусть не в институт Сербского, пусть в простую районную поликлинику, но уйду! Я этого не выдержу!
– Никто никуда не уйдет,– пожал плечами Вик.– Все общавшиеся с Каронгом уже втянуты в магическую игру и не властны над своими поступками.
Вик, разумеется, был прав. Иначе я ни за что бы не взял в проклятый офис Наташу, а отправил бы ее куда-нибудь подальше – может быть, даже на другую планету... К сожалению, для магии такого уровня нет ни границ, ни расстояний, ни укромных уголков. Не спрашивайте меня, почему это происходит, ибо многие пытались перевести магическую силу на язык математических формул, но пока это никому не удалось.
Наше единственное преимущество перед Каронгом заключалось в том, что он не знал, где мы находимся. Наверняка черный маг был уверен, что мы не вырвемся из параллельного мира, в который он нас так искусно забросил. Он настолько уверовал в свою победу, что даже не явился в офис убедиться собственными глазами, что все идет по заранее намеченному плану. Подобные типы всегда самоуверенны, и это дает шанс неробким людям постоять и за свою жизнь, и за благополучие планеты.
– Вы хотите сказать, что мы сейчас погибнем? – ужаснулся Казюкевич, до которого наконец дошел весь ужас создавшейся по его вине ситуации.
– Не обязательно,– отозвался Соловей, пристально вглядываясь в экран, который вдруг засветился голубоватым светом.– Вы можете переметнуться в рать Каронга, но тогда доживать вам
Вот вам еще один правдолюбец и правдоруб. Ну кто их, спрашивается, за язык тянет?! И без того приходится иметь дело со страшно нервной и непредсказуемой агентурой, готовой в любую секунду предать своего резидента, а тут еще субъекты со стороны постоянно усугубляют положение, подсказывая, как удобнее всего сделать его неконтролируемым.
– Я тебе в морду дам, Венедикт! – пригрозил подошедший к нашей группе Атасов.– Ты какого рожна погнал на меня волну? Нашел, понимаешь, чародея! Сам развел вокруг себя полтергейст, а меня черт-те в чем обвиняешь!
Венедикт Владимирович напором разбитного журналиста был смущен и даже всерьез, по-моему, обеспокоился за область лица. Ибо Эдик буквально горел благородным негодованием и был, разумеется, прав в своем неистовстве. Другое дело, что Венедикт Владимирович если и был виноват, то только в самой примитивной лжи, которая, как я успел заметить, на Земле большим грехом не считается. Во всем остальном вину Жигановского можно считать лишь косвенной.
– Это что же,– воскликнул вдруг Сиротин,– нам будут показывать кино про вампиров?
– Ага...– шмыгнул носом Соловей.– Щас такое кино начнется, что мало никому не покажется. А я ведь еще когда говорил Капитолине, что они доиграются в этом Голливуде!
На экране действительно появились существа, о которых наслышаны на многих планетах. Большие любители попить кровушки, но относительно благообразные на вид. Впрочем, благообразными они были только в первую минуту. Потом у них начали отрастать остренькие зубки, довольно выразительно посверкивавшие во рту в ожидании привычной работы.
– Опять Голливуд! – разочарованно махнул рукой Атасов.– Ты зачем нас здесь собрал, Казюкевич?
– А скажите, Эдуард,– взял я журналиста под руку,– этот ваш Ползунов – очень нервный человек? Бросит ли он камеру от испуга?
– Да никогда в жизни! – обиделся за партнера Атасов.– Визжать будет от страха, но камеру не выключит, тем более не бросит. Она же огромных деньжищ стоит!
– А остальные?
– Тут профессионалы собрались...– пожал плечами Атасов.– Было бы что снимать. Пока я ничего интересного не вижу.
– Сейчас будет очень любопытное зрелище, господин журналист,– куда любопытнее того, что мы с вами наблюдали ночью. Словом, если жизнь вам дорога – требуйте прямого эфира. И для себя, и для своих коллег.
Атасов мне поверил. Минувшая ночь не прошла для него даром. Возможно, он не очень разобрался в сути и причинах шабаша, зато прокомментировал невероятное зрелище для всей страны и, кажется, был горд своей удачей.
– Щас полезут...– сказал дрогнувшим голосом Соловей.
Свистун хоть и принадлежит к нечистой силе, но кое-какие нервы у него тоже есть. А зрелище на наших глазах разворачивалось жутковатое. За относительно благообразными вампирами на экране замаячили совсем уж безобразные монстры, а сам экран начал устрашающе пульсировать, словно готовый в любую секунду лопнуть от напряжения.