Планета грибов
Шрифт:
Чиркает. Прикрыв рукой, подносит к уголку. Огонек расползается черным пятнышком – все шире и шире… Бумажное нутро шевелится, проклевываясь огненным ростком. Черные пятна захватывают беловатый плацдарм. Не дожидаясь их окончательной победы, она закрывает дверцу на засов, выходит на крыльцо.
Поперек дорожки лежит упавшая береза. Чтобы выйти, надо перешагнуть.
За калиткой – никого. Она идет, заглядывая за чужие заборы: этих соседей не затронуло, все цело, основной удар пришелся на его участок и, конечно, на лес – до сих пор там хрустит и
Дойдя до крайнего дома, выходящего на Еловую улицу, она различает голоса.
– Кругом, кругом – так и легли. Ну чисто как в кино. Знаете, когда эти – пришельцы: только в кино трава, а тут березы – прямо как бритвой срезало. И, главное, закрутило.
– А какое у нас число?
– Да какая разница! Считай, лето кончилось.
– Петр и Павел час убавил, Илья Пророк два уволок. И купаться больше нельзя…
Она подходит ближе, останавливается в двух шагах. Соседи – этих она совсем не знает, наверняка новые, – одеты по-осеннему: брюки, куртки – будто не первое августа, а начало октября. Мужчины, женщины. У одной на руках ребенок.
– Нет, у нас-то слава богу! А у соседей – сарай. Прям угол снесло. Еще хорошо – ночью. Днем-то коляску ставили, там же тенек.
Поперек дороги – не пройти, не проехать, – лежит сосна. Пила всё ноет и ноет.
– По радио сказали: эпицентр в Соснове. Там, вообще ужас: крыши посрывало.
– А у нас ничего – ни радио, ни телевизора. Сплошные помехи.
– Так я в машине слушал.
– А магазин? Там же у них продукты.
– Так а чего, генератор привезут. Я вот думаю – и нам бы. Съездить в Сосново. Там должны быть.
– Думаешь, ты один умный – сейчас все понаедут, расхватают.
– Метеоролог по радио выступал: говорит, стечение разных факторов – по их расчетам, раз в четыреста лет…
Она прикидывает: это что ж, при Борисе Годунове? Ну точно. Лжедмитрий и все прочее. Короче, средневековье.
– Надо этим сказать: пусть сосну распилят.
– И так распилят – им же вывозить. Машина-то не пройдет. Теперь на всю зиму запасутся: дрова хорошие, березовые. Это ж вон, которые под красной крышей.
– Молодцы… Быстро сориентировались: кому горе, а кому…
– Ладно, не завидуй. Я утром прошлась – там на всех хватит. Был лес – и нету. Одна видимость осталась.
– А чего мне завидовать, я зимой не живу.
– Тут такое начнется, правда, Васенька? Скажи: конечно правда. Под это дело всё порубят. Где мы будем гулять? Скажи: теперь только на участке…
Младенец пускает пузыри.
Она считает: последний раз началось девятого. Плюс пять – это четырнадцатое. Самые опасные дни. Надо было фарматекс, раньше таскала в косметичке…
– Интересно, приедет кто-нибудь?
– В смысле, начальство? Ага, жди. У них своих дел…
– Да были уже, утром, бригада из Соснова. Совсем обалдели: говорят,
– Это что – за одно дерево?!
– А ты как думала!
– Ладно тебе… Всю жизнь – семь, ну, восемь тысяч.
– Да я своими ушами. Сергей соседский разговаривал, я как раз вышел.
– И что, согласился? Я бы на его месте послала.
– У него выхода нету. Крышу пробило – крыша-то дороже. По-любому надо снимать.
– Вот-вот… И будем их кормить. Правда, Васенька? Скажи: правда. Скажи: кормить этих бандерлогов…
Младенец икает. Видимо, замерз. Она думает: надо было хотя бы свитер. Если б знала, захватила. И свитер, и фарматекс. «Ладно, может, и пронесет…»
– А электричество? По радио-то не говорили?
– Да какое там… Столбы. Половину свалило.
– А электрички?
– Ну а что электрички… Стоят. До Васкелова уж точно. Вот я и думаю: валить надо. И холодно, и без электричества. Газ кончится – считайте, в каменном веке. Костры будем жечь.
– Главное – холодильник. Правда, Васенька? Скажи: правда, правда, все испортится: и мяско, и курочка, и маслице…
Она поворачивает обратно: в общих чертах понятно. Дело обстоит так: дорогу расчистят сами, своими силами. Иначе никому не выехать. «Двадцать пять за дерево – круто. У него стволов шесть-семь – если считать только те, что лежат на крыше…» – она переступает через березовый ствол.
Из теплой половины тянет гарью. Она открывает, заглядывает: кучка черного пепла. Через час остынет. «А если все-таки залетела?.. – Об этом не хочется думать. – Значит, он – отец… —
Пила ноет где-то поблизости впечатление такое, что на Еловой.
Наверняка, побило шифер. Он ходит по чердаку, оглядывая потолок: изнутри незаметно, но кто его знает, что там снаружи. Счастье, что нет дождя. «Приготовить тазы – так, на всякий случай…» Небо чистое, но если хлынет – чердак уж точно затопит. Спохватывается: рукопись надо снести вниз.
«Ну и где мне тогда работать? На веранде? Значит, и пишущую машинку…» Запястья ноют, будто уже чувствуют неподъемную тяжесть. Поднять-то он сможет, а дальше? Поставить на край люка, спуститься самому – ступеньки на четыре… Чем держаться, если руки заняты машинкой? Нет, одному не справиться. Сунув книгу под мышку, он сходит вниз.
«Еще и посуда… Перетаскать на веранду?.. – чашки и тарелки, которые вынес, расставил на камне. Он садится на скамейку, открывает книгу – Потом. Нет сил».
Пролистал вперед, пропуская подробности, связанные с посадкой.
…Группа разведки, возглавляемая капитаном, приближалась к озеру. Время от времени капитан оборачивался – проверял, все ли на месте. На чужих планетах приходится держать ухо востро. Высокие зеленоватые фигуры двигались слаженно, с легкостью перепрыгивая через препятствия. Невольно он позавидовал своим коллегам: вот что значит молодость! Сам он уже не способен на этакую прыть.