Планеты
Шрифт:
Она покосилась на кристаллы, но те по-прежнему загадочно искрились белым сиянием.
– Я видела Камарлен и что-то еще, – неуверенно произнесла она, сомневаясь, не было ли все это галлюцинацией, наваждением. – Да, и что-то еще. Пожалуйста, только не спрашивайте ни о чем, потому что я и сама ничего не понимаю. Эти кристаллы, как живые.
Марион знал, что алиманы обладают тайной неведомой силой, но никогда не слышал, чтобы они входили в контакт с кем-либо.
– Давайте уйдем отсюда, трайд, – попросила империта, с недоверием и почти страхом глядя на кристальный лес.
Тот кивнул,
– Значит, правду говорят про лечебную силу камней, – не уставал повторять он. – Бывают же чудеса на свете!
Дели же, напротив, была молчалива и задумчива. О чум говорили камни? Какую силу они таят и копят в себе? Неужели они чувствуют марганов, чувствуют опасность и смерть? К чему они готовятся? И что будет после их «тогда…»?
Покалывание в пустом желудке вернуло ее к насущным проблемам. Никогда раньше она не голодала. К тому же очень хотелось пить.
– Сейчас бы хоть кусочек мильдана!17– мечтательно протянула Дели.
Трайда уже давно мучил этот вопрос. Так ведь они и в самом деле умрут от голода.
Еще просто удивительно, что империта довольно-таки бодра. Он-то может и протянет без еды несколько дней, – приходилось голодать и неделями, – но вот девушка?
С мыслями о еде, прошли несколько рондов, миновав дважды большие залы с алиманами. Стояла пронзительная тишина, нарушаемая лишь эхом их шагов. Пещеры были однообразны и скучны, глаза всюду натыкались на унылые стены. Марганов, к счастью, не было.
Внезапно Марион остановился, прислушиваясь.
– Слышите, империта? – спросил он.
– Что там? – напряглась Дели.
– Шумит вода.
Действительно, где-то совсем недалеко раздавался чарующий голос падающей воды. Вскоре их глазам предстал маленький водопадик, стекающий откуда-то сверху, видимо то были отголоски Большой Воды, оказавшиеся очень кстати. В лицо ударили прохладные брызги, а под ногами куда-то в темноту убегал быстрый ручеек. Пили долго и жадно. После немного отдохнули.
– Трайд, когда мы вернемся на Деллафию, что вы сделаете в первую очередь? – неожиданно спросила девушка.
– Что сделаю? – растерялся тот. – Даже не знаю.
– А я знаю. Первым делом я посмотрю в зеркало на свое отражение.
Марион засмеялся, а Дели продолжила:
– Потом я помоюсь и причешусь. А потом наемся до отвала и буду спать.
– Кто бы мог подумать, что когда-нибудь мы будем мечтать о таких простых вещах! – произнес офицер.
– Думаете, на Деллафии переживают за нас?
– Надеюсь.
– Я тоже, – вздохнула девушка, вовсе не уверенная, что кто-то волнуется за нее на родной планете, учитывая, на каких тонах они расстались с Императором.
У них никогда не было взаимопонимания, лишь постоянные ссоры, стычки, обиды. Вспыльчивый, требовательный, жесткий, черствый, вечно занятый какими-то неотложными сверхважными делами, он полностью переложил ее воспитание на плечи многочисленных наставников, учителей, репетиторов и нянек. Изредка появлялся сам, но не для того, чтобы поинтересоваться ее делами, самочувствием или просто побаловать дочь своим вниманием, а чтобы устроить ей экзамен, проверяя, хорошо ли идет воспитание и обучение. И обычно эти экзамены кончались шумным скандалом и слезами, потому что Дели упорно не желала поддаваться занудным воспитателям, часто сбегая от них. В сердцах она кричала, что Император – бесчувственный тиран, плюющий на дочь с высокой колокольни, за что не раз сидела под арестом.
Он мечтал сделать из нее настоящую Императрицу – достойную себе замену, заставляя ее сидеть, как Императрица, ходить, как говорить, как Императрица. А она противилась этому. Ее не прельщала перспектива погрязнуть навсегда в болоте тоски под названием «правление» и навеки забыть о себе, о своих желаниях, мечтах, свободе, в конце концов, потому что на себя времени не остается. Это пугало ее больше всего. А Император не желал ничего слышать и понимать и бесился от бестолковости и глупого упрямства своей дочери. Все чаще вспыхивали ссоры, разжигающие еще больше ее ненависть к Трону. Она мечтала о свободной жизни, полной приключений. А Император называл ее позором своей семьи, рода и Деллафии в целом, грозился отречься от нее и оставить голодранкой, отдать в жены космическому пирату, отправить на дикую планету и оставить там, заточить ее в самое глубокое подземелье на несколько лет для приобретения ума и послушания.
А ее мать – Императрица Дельфина – была тихой, спокойной, миролюбивой и побаивалась своего мужа, не говоря ему ни слова наперекор. Она была несчастлива в этом браке, так как вышла за Фиделя не по своей воле, а по воле своего покойного отца. Но, тем не менее, Императрица любила Филадельфию, всякий раз успокаивая, когда та прибегала к ней, залитая слезами от очередной перепалки с отцом, печально смотрела на дочь и говорила:
– Филадельфия, ссорами ничего не добьешься. Не мучай себя. От судьбы все равно не уйдешь, сколько ни противься. Короли не бывают счастливыми и свободными.
Но тем самым только усиливала желание империты противиться своей судьбе. Как она ненавидела эти слова! И, убегая в свои покои, горько рыдала от осознания своего бессилия против ненавистного Трона.
И, в конце концов, она улетела на Камарлен и вляпалась в мерзейшую историю.
– Вы были когда-нибудь на празднике Цветов? – снова спросила она.
– Нет, ни разу.
– Как? Совсем-совсем никогда? – не поверила та.
– Никогда. Я не люблю шумных скоплений народа, а на праздниках всегда много шума и много народа.
– Но зато там весело. Когда вернемся, вам надо обязательно прийти на праздник Цветов.
Он слегка улыбнулся ее словам, но промолчал.
Вдруг Дели засмеялась. Офицер удивленно взглянул на нее.
– Представляете, трайд, если мы застрянем на этой планете? – сказала она, смеясь. – Мы организуем новое племя, и будем называться рахимы – Звездные люди. Построим свой луйхар и будем жить, как заправские ихлаки, охотиться, драться мечами и арбалетами, заведем себе лонгов и будем целыми днями скакать на харубах. Вам нравится такая идея, трайд?