Планеты
Шрифт:
Но Юл-Кана и пугала и притягивала эта совершенно другая непонятная жизнь, и он, словно ребенок, жадно впитывал в себя все, что его окружало, как губка. Императору пришелся по нраву этот открытый добродушный гигант, и он даже пригласил его на праздник Цветов. Ихлак так рвался на торжество, что офицеры, в конце концов, согласились пойти вместе с ним. Марион же отказался идти наотрез, но Юл-Кан заявил, что никуда не пойдет без него, и трайду пришлось сдаться, чтобы не огорчать старого друга.
Увидев же императорский Дворец, множество гостей, ихлак был поражен до глубины
Теперь же ихлак сидел среди почетных гостей, обвешанный разноцветными эма, ловя на себе множество интересующихся взглядов, и с благоговейным ужасом смотрел на ломящийся от еды стол. Ему и в голову не приходило, что ЭТО можно и нужно есть, пока не увидел, как ловко расправляются с пищей другие.
Марион, как мог, поддерживал и подбадривал друга, видя его ступор, и Дели не могла не улыбнуться этой заботе. Ее отвлек голос Арбеля, негромко произнесший:
– Империта, все ждут от вас речи.
– Простите, я задумалась, – она поднялась, держа в руке изящный бокал, наполненный розовой олией37, изготовленной на землях Орона, а оронские земли славятся своей розовой олией, из которой получается лучшее вино во всей Деллафии.
Дели обвела взглядом всех сидящих, улыбнулась Юл-Кану, который во все глаза смотрел на девушку, увидела напряженное лицо Императора, с тревогой ожидающего от дочери новой глупости, дождалась тишины и заговорила:
– Я поздравляю всех деллафийцев и гостей с Имберии, Т, ахьяна и Камарлена с праздником Цветов, воистину любимым праздником всей Деллафии. Я счастлива, что целых два даальса мы будем наслаждаться обществом друг друга, видеть искреннюю радость в глазах соседей, говорить о чем угодно, но обязательно о приятном. И, возможно, кто-то найдет родственную душу или даже настоящего друга, а, может, просто получит заряд хорошего настроения и расслабится после долгих трудовых будней. И, если это случится, значит, не зря открываются двери Дворца для всех чистых помыслами и сердцами. А сейчас – время веселья и радости, ибо праздник. Да не оскудеет благодатная земля Деллафии! – громко закончила она, поднимая бокал.
– Да будет так! – рявкнули одновременно многие десятки глоток, и Пиршественный зал взорвался бурными аплодисментами.
Дели увидела довольное лицо Фиделя, одобрительно кивнувшего ей, но, лишь бросив на него быстрый взгляд, опустилась на стул, пригубив вино. Напротив на нее смотрел трайд – чуть удивленно, долго, настойчиво, бесцеремонно, – но девушка решила проигнорировать его.
– Вы произнесли прекрасную речь, империта, – улыбнулся ей Арай Арбель.
– Благодарю вас, Арай, но вы мне льстите.
– Ничуть, вы действительно сказали волшебные слова и очаровали всех, не только меня.
Дели польщенно улыбнулась, разрезая кусок фаршированного мяса.
– Позвольте поинтересоваться, Арай? – спросила она.
– Да? – Арбель не менее ловко разделывал запеченного моллюска.
– Чем вы занимаетесь в Эссиадане?
Собеседник посмотрел на нее ясными улыбающимися глазами.
–Это действительно интересует вас, империта?
– Почему бы и нет, Арай? – она повернулась к нему и их взгляды встретились. – Я ведь не требую от вас раскрыть секрет изготовления вашего изумительного розового вина. – Девушка мило улыбнулась, чем привела Арая в восторг.
– Я очень рад вашему вниманию, империта, и с удовольствием бы рассказал вам о моих делах, но, боюсь, мой рассказ утомит вас, а я бы очень этого не хотел, ведь сейчас праздник и, как вы сказали, это время для веселья, так давайте лучше веселиться и забудем об обыденном.
Дели засмеялась: ее очень позабавило это нагромождение слов, произнесенных Арбелем.
– Вам нравится здесь? – спросила она, делая глоток олии.
– Это великолепие просто не может не нравиться, но вы своей красотой затмеваете и этот грандиозный Дворец, и все прелести Деллафии вместе взятые.
– Вы преувеличиваете, Арай, никто из смертных не может превзойти Деллафию, будь он хоть трижды прекрасен.
– Вы сомневаетесь в собственной красоте, империта? Клянусь Ороном, что во всей вселенной не найти красоты подобной вашей, – убежденно заявил Наместник Императора.
– Я знаю, что я красива, но ведь бывает красота другая, более совершенная.
– И все равно вы останетесь самой восхитительной, я уверен в этом.
Прислуга ловко заменяла опустевшие блюда новыми, наполняла бокалы, следила, чтобы все из гостей были довольны и, не дай бог, обделены чем-либо.
Марион, отведав всего понемногу, теперь не спеша потягивал сладковато – терпкое вино, думал и смотрел. Ему было приятно лицезреть Филадельфию и ему нравилось то, как она себя вела – непринужденно и свободно. Да, она была рождена империтой, и ее с детства учили быть царственной особой, и это сквозило в каждом движении, жесте, взгляде. Но за этой ангельской внешностью таился бунтарский беспокойный дух, который бросал вызов всему миру, и Марион видел это в голубых глазах девушки, которые упорно избегали его или делали вид, что не замечают. Тут ему вспомнилось, как империта рыдала у него на груди, проклиная предстоящую коронацию, и усмехнулся, сравнив вчерашнюю империту и империту, что сейчас сидела перед ним, – два совершенно разных человека, но одинаково прекрасных и непостижимых. О недавней ссоре с девушкой остались лишь воспоминания: трайд был отходчив и не копил зла за пазухой, но его забавляла злопамятность Дели, которая, видимо, так быстро не прощала обидчиков.