Планеты
Шрифт:
– Вы поистине сокровище, моя чудесная Анабель, – улыбнулся офицер. – А теперь скажите мне, что вы делаете здесь одна? Неужели вы скрываетесь от своих кавалеров, что не отходят от вас ни на шаг?
– Конечно же, нет, – засмеялась она. – Хоть эти кавалеры и утомили меня, но не настолько, чтобы бегать от них. А пришла я к вам, трайд, – неожиданно закончила деллафийка.
Марион недоверчиво и удивленно посмотрел на собеседницу, столкнувшись с ее глубокими, притягательными, интригующими глазами, спросил:
– Ко мне? Чем же я так заинтересовал
Она не отвела взгляда, ответила:
– Вы очень красивы, трайд, и, признаюсь, поначалу я купилась на вашу внешность, но вы не только красивы, вы привлекательны своей решительностью, отвагой, мужеством, даже безумием. Вы не представляете, насколько вы завораживаете собой, трайд! Вы – офицер космической службы, вы окутаны завесой тайны, все офицеры чтят и уважают вас, если не сказать, что они просто влюблены в вас. Что же тогда говорить о нас, женщинах? Мы падки на сильных, окруженных ореолом славы и опасности, настоящих мужчин, которым подвластно все, даже космос. И я не исключение. Вы нравитесь мне, трайд!
Марион был немало удивлен этим откровением, которого он никак не ожидал и первое время молчал, обдумывая услышанное. Было ясно, что Анабель расспрашивала о нем у офицеров, а трайд терпеть не мог, когда кто-то из любопытства начинал копаться в его делах – служебных или личных. Это, во-первых. А, во-вторых, его очень позабавило, что деллафийка назвала его «решительным, отважным, мужественным, безумным», вдобавок, красивым, притягательным, таинственным, завораживающим мужчиной с ореолом славы и опасности. Для одного человека многовато, и трайд мысленно усмехнулся, подумав, что еще никто не говорил ему столько хвалебных слов. И было странно слышать их после всех злобных, яростных ругательств империты.
А все же, что делать с этой, безусловно очаровательной, но глупенькой девушкой, наивно думающей, что он – само совершенство во плоти, не зная его ни капельки, клюнувшей на затасканный, старый, как мир, идеал несуществующего, нереального мужчины, коим он, естественно, не является.
Марион серьезно взглянул на девушку, что с тревогой ожидала его ответа, нервно обрывая лепестки своего букета.
– Моя великолепная Анабель, честно говоря, вы застали меня врасплох. Я даже не знаю, что и сказать…
Деллафийка горячо его перебила:
– Скажите только, трайд, могу ли я надеяться на взаимность? Нравлюсь ли я вам хоть немного?
– Разве вы можете кому-то не нравиться, драгоценная Анабель? Стоит вам лишь слегка улыбнуться и все мужчины у ваших ног. Ваши чары неотразимы.
– Только почему-то мои чары и улыбки не действуют на вас, – печально сказала та. – Видимо, правду говорят, что офицеры КС раз и навсегда влюбляются в одну женщину – Вселенную.
Невольно тот улыбнулся, впервые услышав это оригинальное, но недалекое от истины, высказывание, произнес:
– Анабель, дорогая, я не хочу обижать вас, но вы сами ответили на свой вопрос. Я люблю космос и свободу, и я не в силах противиться этому, это сильнее меня. Привяжите меня к земле, лишив звезд, и я медленно, но верно угасну. Я не хочу связывать себя и вас какими-либо оковами, которые заставили бы страдать нас обоих. Вы меня понимаете, Анабель?
– Нет, трайд, но мне ясно, чтобы завоевать вас, нужно быть такой же безумной и странной, как вы сами, и также любить звезды, – вздохнула деллафийка, не глядя на офицера.
– Неужели вы не любите звезды, неотразимая Анабель?
– Я люблю звезды, но не мечтаю о них так, как вы. Мне хватает моей Деллафии.
Трайд скользнул взглядом по девушке, но промолчал, чувствуя себя, как никогда одиноким в ее обществе.
Незаметно сгустилась ночь, освещенная рассеянным светом фонарей, – свежая, успокаивающая, таинственная, завораживающая и трепетная. Доносилась нежная музыка из сияющего Зала Ветров, где без устали танцевали гости. Праздник Цветов продолжался.
По аллее шли двое – мужчина и женщина. Раскидистые ветви фларисов и густая тень, смешанная с ночной темнотой, скрывали беседку и сидящих в ней, но в свете фонарей Марион легко признал в парочке Арая Арбеля и империту Филадельфию. Оба стройные, красивые, величественные, – они, словно были созданы друг для друга. Арбель, как всегда, много и шумно говорил, а империта увлеченно слушала. Ее воздушное платье, похожее на легкое голубое облако, разлеталось загадочными искрами, будто сыпалось мельчайшими звездочками. Ей можно было любоваться до бесконечности, как небом. Но вот девушка повернула голову в его сторону, он увидел лучистые мечтательные, необыкновенного цвета глаза и испугался, что Дели заметила его. Но ее взгляд лишь мимоходом скользнул по зарослям фларисов и побежал дальше, вглубь Сада.
А Арай между тем сорвал спелый сочный плод мадолла43 и преподнес империте, та звонко засмеялась, принимая маленький подарок, и от этого серебряного смеха сердце начинало биться быстрее.
Офицер услышал их голоса, когда они поравнялись с беседкой.
– Можете мне не верить, империта, – говорил Правитель Орона горячо. – Но я готов бродить с вами всю ночь напролет по этим чудесным аллеям. И, если бы они вели в бесконечность, я бы без раздумий последовал за вами.
– Вы чудак, Арай, – взорвалась та новым фонтаном смеха. – И говорите порой ужасные глупости, которые бы даже ребенок не произнес. Идти по дороге в бесконечность – это, действительно, очень забавно! Может, вы сочините песню под таким названием, Арай? Я бы с удовольствием послушала…
– Что вас так заинтересовало, трайд? – Анабель подошла к офицеру так близко, что он почувствовал ее дыхание на своей щеке.
Увидев империту, глаза деллафийки вспыхнули огоньком ревности и зависти.
– Ночь, влюбленные стремятся остаться друг с другом наедине, – повернувшись к Мариону, сказала она.