Плата за души (Книга 2)
Шрифт:
Скорпион успел нажать на кнопку тревоги, но Оборотня это не обеспокоило: в мире Статики и Дисгармонии у мертвых почему-то не принято подниматься. Так что ждать охрану Константин Геннадьевич может бесконечно долго...
– Обожди, обожди!
– закрываясь руками, крикнул старик. Давай без ног?!
– он прибег к старому испытанному способу: отвлечь мстителя разговорами. Но Оборотень был необычным мстителем, ибо ему нисколько не мешало разговаривать в процессе. Он пнул Скорпиона в подбородок с такой неведомой силой, что тот перекувыркнулся через голову и едва
– Чего тебе не сиделось?! Что ты хотел от нас?!
– старик сплюнул кровь, и Влад дождался, пока он поднимется. В святой уверенности, что сейчас прибежит подмога, Константин Геннадьевич призвал к себе все остатки красноречия: - Ты сам полез в драку. Мы знать тебя не знали, и до сих пор не знаем, к-какого дьявола ты все это затеял!
Оборотень сгреб его за грудки и заглянул в глаза, не задетый даже невыносимо ядовитым взглядом. Старик трепыхался в его руках, словно тряпичная кукла - и откуда столько силищи в этом довольно-таки худощавом парне?!
– Я расскажу тебе. Потом.
Константин Геннадьевич подумал, что если этот молодчик стукнет его еще раз, так из него, пожалуй, и дух может вылететь:
– С девкой плохо вышло, но не приказывали мы ее убивать!
Оборотень впечатал ему кулаком прямо в нос. Скорпион опрокинулся навзничь и от пронзительной боли не смог даже выдохнуть. Крови не было, а кожа на носу вмиг побелела. Оборотень наклонился над ним и, подождав, пока пройдет болевой шок, сказал:
– Плохо вышло у тебя с обеими...
– С кем еще?!
– зажимая нос ладонями, прогундосил Константин.
– Мы больше никого не трогали!
– Склероз? А как насчет гостиничного номера в Нижнем Новгороде, папаша?
– При чем тут...
– и Скорпион замер на полуслове, даже убрал руки от пострадавшей части тела.
– Так ты... про рыжую ту... про Сокольникову?!
– Про Гроссман, - кивнул Оборотень.
– Ну во-о-о-от, папаша, вспоминаешь... И меня, поди ж ты, узнал?
Старик затряс головой и попробовал отползти, глядя на Ромальцева как на изготовившуюся к броску кобру.
– Я был телохранителем Александра Сокольникова. Помнишь меня? А потом я имел глупость обменять себя на то, что сынок твой отстанет от Ренаты и ее мужа... Видимо, недооценил я твоего выродка...
– Телохранитель уже полтора года как на том свете...
– У тебя превратные представления о "том" свете, папаша.
И тут Скорпиону снова на какой-то миг почудилось, что перед ним стоит тот самый человек, которого он видел всего раз в жизни и который снова доставил ему ужасную боль. Но длилось это мгновение.
– Но пришел я сюда не вспоминать старые дрязги, Константин как-там-тебя... Я прекрасно знаю, что с нашими законами адвокаты тебя обязательно отмажут от "вышки"... Меня это не устраивает. Запомни перед долгим сном, что ты видел того самого телохранителя, которого полтора года назад пристрелил в Таганроге твой любимый сынок...
И Оборотень плеснул в стакан немного коньяка, а после растворил в нем несколько крупиц какого-то порошка. Вытащив пистолет, он под дулом протянул Скорпиону нисколько не изменившую цвет жидкость. Верно говорят, что "это" пахнет миндалем - он перебивал даже аромат дорогого коньяка.
– Сделай напоследок красивый жест, папаша. Ты очень любил все красивое, так не разочаровывай людей перед смертью. Для воодушевления я могу рассказать тебе "сказку на ночь". Жил-был один скорпион. Он был насекомым, но не знал этого и считал себя царем всего сущего. Каждый, кого он считал неправым, умирал от его яда. И вот однажды он путешествовал по пустыне и заполз в оазис. Игравшие мальчишки увидели его и решили пошутить: он казался им таким отвратительным и ничтожным. Но скорпион угрожающе задирал хвост и щелкал клешнями, уверенный, что справится с любым из них. И тогда мальчишки пролили вокруг него керосин, а потом подожгли. Не найдя выхода из огненного кольца, скорпион в отчаянии укусил сам себя и умер. Зато он не сгорел. Пей!
– Да будь ты проклят, урод!
– и Скорпион-старший опрокинул в себя стакан с растворенным в коньяке цианистым калием.
Смерть была мгновенной и благородной. Скорпион любил все благородное...
НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ СПУСТЯ...
...Путь - это то, что находится за пределом слов.
Такое тонкое, что не имеет ни вкуса, ни запаха.
Вглядываясь в него, не сможешь его разглядеть,
вслушиваясь в него, не сможешь его услышать,
используя его, не сможешь его исчерпать!
Старик-Учитель вкладывает эти слова в уста китайских мыслителей. Здесь не властно Время. Здесь все --ВСЕГДА. Всегда прошлое, настоящее и будущее. Путь. Дао. Бенбен пирамиды, венец всего.
Ученики танцуют у ручья в Золотой Долине... В то же время в благостном Инну, Гелиополе, жрецы храма Феникса воспевают солнечную птицу и не на жизнь, а на смерть сражаются со служителями культа Тессетена, Темного Брата - отныне и во веки веков... А ладья ВСЕГДА плывет в бурном море и будет плыть, и это есть, было и никуда от этого не деться...
ОН скользит по границе между антимирами. ОН не там и не здесь, все видит, все понимает, но не срывается ни туда, ни сюда. Не до отдыха Ему сейчас...
Идущий истинным путем не найдет отпечатков колес.
Знающий истинные слова говорит без изъяна.
Лучший запор тот, что не имеет замка:
его невозможно взломать...
Пернатый медвежонок сползает с кедра и косолапо подходит к нему:
– Как вас много! Приветствую вас, Попутчики! Вот ты и сам стал Учителем, Первый...
– Где остальные одиннадцать? Я надеялся встретиться перед тем, как...
– Они придут...
И вот пернатый медвежонок уже просто Третий Даос - нечто, что нельзя заполнить до краев, как и всех, кто упорно карабкается к вершине пирамиды, невзирая на ветер, снег и дожди... Может быть, сейчас их видит кто-нибудь из антимира. Во сне. Может быть, даже кто-то из тех самых китайских философов... А потом он проснется и запишет загадочные слова на первой бумаге, которую так сложно и долго делали в его великой стране...