Плата за обман
Шрифт:
Ульяна постепенно стала воспринимать Дегтярева как свою семью, которой у нее давно не было. Кличку «Ультерьер», которой он ее в шутку наградил, она воспринимала как знак оценки ее преданности. Она для него была готова на все. Ну и что, если у него случаются мимолетные увлечения? Ульяна даже не ревновала. Все равно он в конце концов приходит к ней, только ей доверяет и только с ней делится сокровенным.
Это потому что она молодец, здорово наладила распространение. Конечно, не без агрессии… Она, не задумываясь, использовала весь свой испытанный арсенал давления на людей. Ведь во всех точках, где приходилось договариваться насчет продажи «Эгоиста», работали
Она не сомневалась, что когда-нибудь Глеб поймет: Ульяна Чуб надежнее всех на свете. И женится на ней. О детях она не думала, ей не хотелось. Дело в том, что это было ее больное место. Еще юной спортсменкой она «залетела» от кого-то на сборах. Обычное дело: мальчики, девочки… Сделала аборт. Спустя годы, став уже взрослой женщиной, она встречалась с одним военным и решила (…) [1]
— Марат Артурович! Даже если мне пока чего-то не хватает, что с того? Дайте попробовать! Не ошибается тот, кто ничего не делает. Позвольте мне совершить свои собственные ошибки!..
1
В скане (pdf) отсутствуют стр. 290–291 — Weer. :(
— А не пошел бы ты, — сказал Ладыгин, — вместе со своими ошибками знаешь куда?
И сказал куда.
Пришлось Дегтяреву уйти опозоренным. Он пытался поговорить с другими владельцами журнала. Но оказалось, что Ладыгин его опередил: он рассказал друзьям о смехотворных притязаниях Дегтярева. И они над ним лишь поиздевались.
Однако время и связанные с ним перемены работали на него. Соучредители Ладыгина отказались от своих долей, издательский бизнес стал для них слишком мелок. Сам Марат вскоре перебрался в Москву и через три месяца издание продал. У «Эгоиста» появился новый хозяин. С ним Глеб сумел договориться, и его назначили на долгожданную, главную в журнале должность…
Обиду, нанесенную ему Ладыгиным, он помнил все время. В своих мечтах Глеб часто представлял, как он отомстит. Например, напишет разгромную насмешливую статью о новоявленном миллионере Ладыгине. Или распустит о нем позорные слухи. Или еще что-нибудь придумает. Правда, Марат теперь далеко и высоко, и до него не дотянуться.
Прошли годы. И вдруг такое великолепное стечение обстоятельств: в Киеве открывается бутик дочери Ладыгина Миры. И журнал «Эгоист», случайно опять-таки, в числе остальных СМИ подключен к рекламной кампании девочки-кутюрье. У Глеба прямо-таки закружилась голова и зачесались руки от открывшихся возможностей. Что бы такое придумать? Как Ладыгину отомстить?
Марат, конечно, уже не помнил киевского журналиста, которому он отказал в должности. А Глеб все помнил.
Стилистка готовила Миру к съемкам, фотограф ставил свет, по всей комнате тянулись провода, огибая лежащие на полу зонты, перевернутые зачем-то вверх ручками. То и дело ослепительно мигала вспышка, хоть съемка еще не начиналась. Фотограф метался между треногами и зонтами, в двадцатый раз сдвигая что-то на миллиметр. Вся эта суета называлась «фотосессия». Глеб с Ульяной заглянули сюда просто так, посмотреть. От нечего делать Глеб задавал девушке какие-то ничего не значащие вопросы, а сам думал
И тут в беседе проскользнуло что-то, что-то забрезжило у него в голове… Так-так-так… Мечтательная Мира проговорилась! Ей хотелось бы ненадолго уехать или оказаться на необитаемом острове. Прямо она и не высказывалась — так, намекнула. Но этого Глебу хватило для коварного замысла. Девочку надо похитить. Точнее, якобы похитить, она ведь сама хочет немного оторваться, удрать… Ну, в общем, свалить. И потребовать у папаши-миллионера выкуп.
— Так что, ее никто не похищал?! — не выдержал кто-то из слушателей.
— Знаете, — заметил Гоша Стоян, — все это выглядит как полный бред.
— Ничего себе историйка!
— Согласна, — сказала Лученко, — замысел этот был с самого начала, прямо скажем, авантюрный и идиотский. Что делать… Один старый мудрый редакционный курьер давненько заметил Глебу: «Умная у тебя голова, только дураку досталась». То-то и оно. Но Глеб Дегтярев, как всегда, далеко не заглядывал. И не понимал, насколько опасно, насколько рискованно такое мероприятие, как похищение человека. Ведь он понятия не имел ни о криминальных структурах, ни о том, как это делается, ни о спецслужбах и их реакции, ни вообще о том, что за всем этим последует. Главное, заставить миллионера Ладыгина по-настоящему страдать: «Ах, где мой ребеночек!» — и с денежками расстаться.
Конечно, с Мирославой он ничего плохого делать не собирался. Девчонка сама поможет себя «похитить». И вообще очень удачно все сложилось. Вот и Ульяна Мирославу к себе расположила, та просто в рот ей смотрела. Как же: такая сильная, затянутая в кожу, на мотоцикле ездит… И плюет на общественную мораль.
Мира долго росла в слишком стерильном и безопасном мире. Это называется — не выходила из зоны комфорта. Всюду ее возили, везде охраняли. А любое живое существо должно испробовать все. Ну, или почти все. Если не обжечься, то не узнаешь, что горячее трогать нельзя. Не упадешь — не будешь осторожен, находясь на высоте. Опыт необходим. У Миры его не было, зато образовалась неосознанная тяга к запретному. К негативному, экстремальному, взрослому. А у Ульяны этого было хоть отбавляй.
Она ждала Миру в аэропорту. Девушка перехитрила своих охранников, они сели на мотоцикл и сбежали в Переяслав-Хмельницкий. Почему именно туда? Это не так уж и важно. Хотя удобно: городок маленький, никто не обратит на них внимания, да и от Киева недалеко. Наверное, у кого-то из героев моей истории там осталась от родственников недвижимость… Может, у вас, Глеб Данилович?
Дегтярев уже давно порывался вскочить и выкрикнуть этой докторше, или кто она там, что он не позволит выливать на себя помои лжи. Да, такое выражение он придумал — «помои лжи». Ведь все собратья по перу уже давно и с интересом разглядывали его, и он чувствовал себя как на унитазе со спущенными штанами посреди сцены театра. Но ему никак не удавалось вклиниться в ее размеренный рассказ. К тому же с ним случилась удивительная неприятность: он будто приклеился к стулу и не мог пошевелить ногами.
Но вдруг его попустило.
— Безобразие! — Он все-таки вскочил, задев животом тарелку с остатками бутербродов. Пластмассовая посуда шлепнулась на пол. — Какая наглость!
Он совершенно забыл, что хотел сказать, только брызгал слюной и беспомощно хрипел. Свитер с высоким горлом душил главного редактора, на красном лбу выступила испарина.
— Спокойно, Дегтярев, не пыжьтесь! Так и до инсульта недалеко, — предупредила его Лученко.
Он сипло дышал, с ненавистью глядя ей в лицо.