Платье из черного бархата

Куксон Кэтрин

– Ты очень сильно ошибаешься. Твое предположение так далеко от правды, как земля от солнца. Этот мужчина не такой, как другие. Поэтому ему так и нравился Дэйви. Он говорил, что хочет быть для него отцом. Тоже мне отец! Ему нужны мальчики, женщины его не интересуют. – Она прикрыла рот рукой и опустила голову, жалея о своей откровенности.

– Для меня это не такая уж и новость, Рия. – Тол приподнял ей голову и заглянул в лицо. – Я догадывался, что здесь что-то не так. Было странно, что он жил отшельником, сторонился ребятишек, а тут вдруг так привязался к твоим детям. Мне жаль его, Рия.

– Что ты сказал?

– Да, – подтвердил он, медленно кивая головой, – могу повторить еще раз: мне его жаль. Думаю, он долго-долго боролся с собой, но когда такой красавчик, как Дэйви, появился рядом, то не смог устоять. В деревне тоже

живет такой человек. Много лет жил со своей матерью, а потом сошелся с парнем из Гейтсхеда. Тогда-то преподобный Уикс запретил ему появляться в церкви.

– Ты рассуждаешь так, как будто их оправдываешь. – Теперь Рия смотрела на него с осуждением.

– Ты говорила, что родила восьмерых детей, но ты очень наивный человек, Рия, – он ласково улыбнулся. – Ты мало знаешь о жизни, хотя и выросла в городе. Горожане считают, что мы здесь, в деревне, дураки дураками. Подумать только! Джентри проводят в своих усадьбах по полгода, и если бы ты узнала, что творится в некоторых из этих больших домов, у тебя бы волосы на голове встали дыбом. Он, – Тол кивнул в сторону Персиваля, – невинное дитя по сравнению с некоторыми из этих господ. Мой хозяин, мистер Энтони, хоть и не такой, как его папаша и дед, но тоже иногда может выкинуть коленца. Его дед умер лет двадцать назад, я его помню, так он до самой смерти любил порезвиться. А в молодости не разрешал никому из прислуги жениться, пока не переспит с невестой. Отец мистера Энтони умер на охоте, после того как провел бурную ночь в компании красоток, которых его приятели привезли из города. Его жене под восемьдесят, а она жива-здорова, да еще всеми командует. В деревне много всего происходит, – с мягкой усмешкой проговорил он. – Все это свалилось на тебя так неожиданно и так тебя потрясло. Не знаю, как все сложится дальше. Но как бы все ни повернулось, прошу тебя, дорогая, – он ласково погладил ее руку, которую продолжал держать в своих ладонях, – не волнуйся. Все уладится. Если подождать достаточно долго, жизнь все расставит по своим местам. А теперь иди, отправь детей спать и сама ложись, я здесь посторожу.

– Нет, будем сидеть по очереди, – возразила Рия.

– Ерунда, я сплю чутко, лягу вот здесь, – он похлопал по дивану, – если он начнет резко двигаться, я услышу.

– Ты уверен?

– Конечно. – Он поднялся, увлекая ее за собой. Он не пытался поцеловать ее, да в этот момент это не имело значения, потому что она вдруг ощутила уверенность.

Выходя из гостиной, Рия точно знала, куда они идут, и никакая Энни Бристон не могла теперь встать на ее пути.

Глава 9

В гостиной поставили односпальную кровать, и Персиваль Миллер отлежал на ней три недели. В этот день доктор Притчард в первый раз разрешил ему встать и пройтись. Попытка закончилась плачевно: мистер Миллер свалился на бок и не смог бы подняться без помощи доктора, который попытался ободрить своего пациента:

– Не беспокойтесь. Первые шаги всегда трудные. Я пришлю вам костыль. С ним пока вам будет удобнее. Что же касается раны, то она зажила превосходно. Хорошая работа, мне самому нравится.

– У меня нога не разгибается в бедре даже когда лежу, – с горечью пожаловался Персиваль.

– И это тоже естественно. Вы пролежали на спине достаточно долго, и суставы потеряли прежнюю подвижность, и не забывайте о вашем серьезном ранении. Лежа в постели, старайтесь разрабатывать ногу, это должно помочь. Так или иначе, теперь все зависит от вас.

– Что от меня зависит? Смогу я ходить или нет?

– Да, именно это я и хотел сказать. Если проявите упорство, обязательно добьетесь результата. На ваше счастье, сухожилия остались целы. Хорошо, что вы оказались неуклюжим косарем. Замахнись вы посильнее, коса бы вас пополам разрезала. Так что вы еще легко отделались. Ну а сейчас мне пора. Кстати, – добавил доктор и полез в нагрудный карман и достал сложенный листок бумаги, – вот мой счет, я кладу его сюда. – Он положил бумагу на стол. – В конце следующей недели я заеду посмотреть, как у вас идут дела, тогда и получу по счету. Обязательно упражняйтесь, желаю успеха. До свидания.

Рия была свидетельницей разговора. Она стояла недалеко от кровати и молча слушала.

– Вы слышали что-либо подобное? – с возмущением обратился к ней Персиваль после ухода доктора.

– Да, – ответила женщина, – и он прав.

– Что значит «он прав», в чем прав?

– Вы должны стараться, чтобы снова ходить. Вам… придется постараться.

– Почему придется?

– Да, именно так, потому что вам скоро придется самому заботиться о себе. Я – ухожу.

Он приподнялся на постели, помогая себе здоровой рукой и, прищурившись, переспросил:

– Что вы сказали?

– Вы же слышали, сэр, я ухожу от вас. Мы все уходим.

– Вы хотите сказать, что собираетесь уйти и оставить меня, беспомощного?

– Вы можете вернуть Фанни, или наймете кого-либо из деревни. Я слышала, там женщины как раз ищут работу.

Он откинулся на подушки, глядя на нее с укором.

– Вы готовы оставить меня на милость Фанни или какой-то невежественной девицы из деревни? Неужели вы сделаете это?

– Да.

– Почему?

– И вы еще спрашиваете? – возмутилась Рия. – Вы же хорошо знаете причину. Я ухожу, потому что больше не могу жить рядом с вами. Хотите, чтобы сказала яснее? Хорошо. Вы – не такой, как все, не настоящий мужчина, у вас черные мысли. – Она брезгливо скривила губы. Но в следующий момент испуганно ахнула, когда Персиваль, опираясь на здоровую ногу, резко поднялся с кровати.

– Не смейте так говорить обо мне, – с яростью вскрикнул он. – Слышите, никогда! Больше чтобы я этих слов от вас не слышал. Мое чувство к вашему сыну было чистым. Я бы никогда не причинил ему вреда!

– Это только слова! – с вызовом бросила Рия, она уже пришла в себя после выпада мистера Миллера.

Он лихорадочно оглядывался по сторонам, словно искал, чем бы запустить в нее. И вдруг как-то весь обмяк, голова его свесилась на грудь, плечи безвольно опустились.

– О, женщина, мне никогда не удастся тебе все объяснить, и никому другому меня не понять. Но я ошибался. Мне казалось, что вы поняли меня. Я любил вашего мальчика. Люблю его и сейчас: не смотря на то, что он меня так покалечил. Я любил его, как родного сына. – Он поднял голову и заговорил таким тоном, каким объяснял урок детям: – Любовь бывает разная, Рия. Тот, кто создал нас и наделил чувствами, не пользовался одной меркой. Иногда он отступал от правил. Мужчинам, в массе своей, предназначалось любить женщину, но некоторых из нас чем-то обделили, хотя мне больше нравится думать, что наша психика получила дополнительные возможности, и мы оказались способны испытывать любовь не только к женщине, но и представителям своего пола. Я уже говорил вам, что не любил другой женщины, кроме своей матери. Но временами мне казалось, что я мог бы полюбить и вас, Рия. Да, да, я говорил это и раньше, так что не смотрите на меня такими глазами. Но я создан по другому образцу. Меня влекло к мужчинам. Влекла изначальная красота, существовавшая до того, как мужское начало победило в них чувственность. Я всегда любил красоту во всех ее проявлениях. – Он помолчал и, грустно качая головой, заключил: – Вы меня не понимаете, нет!

Да, она его не понимала. И мысленно ругала себя за то, что в душе ее зародилась жалость к этому человеку. Почему он не оказался нормальным мужчиной. Он так ей нравился раньше, и даже немного больше, чем нравился. Если бы он пришел к ней в тот вечер, когда она надела черное бархатное платье, может быть, все сложилось бы иначе, и ничего бы страшного не произошло. Возможно, природа исправила бы свою ошибку. Но он сам сказал, что создан иначе.

Внезапно ужасная догадка поразила ее: вот почему он отдал ей платье из черного бархата. Это был не подарок. Им он заплатил ей за Дэйви. Боже! Боже! Подумать только! Мистер Миллер вообразил, что она понимает его, и расплатился с ней любимым платьем своей матери. Возможно, он не причинил бы ему зла, но все равно он собирался так или иначе завладеть им. Сначала он учил бы его, потом держал себя с ним, как отец, и в конце концов ей, не такой уж образованной женщине, не оставалось бы места в жизни сына. Она снова почувствовала приступ гнева и с вызовом ответила:

– Понимаю я или нет, неважно, главное то, что я ухожу.

– Нет, Рия, вы никуда не уйдете! – Его тон сразу изменился. Теперь хозяин говорил не как учитель, терпеливо пытающийся втолковать ученикам трудный урок. Слова его прозвучали решительно и жестко.

– Вы не можете меня оставить.

– Напротив, могу.

Он устроился на постели поудобнее и продолжал все так же сухо:

– Если вы попытаетесь оставить этот дом, я немедленно заявлю в суд, что Дэйви на меня напал. Думаю, мне не надо рассказывать, что произойдет дальше.