Плато
Шрифт:
Первые годы в Аркадии также принесли ему немало унижений. Надо ли объяснять, что весь опыт в Отечестве и даже толстая записная книжка с телефонами бывших стажеров, ничуть не облегчили Хозяину жизни за границей? Полосатая униформа закусочной "Котлетный Король", слегка стилизованная под ливрею пажа, неслыханно огорчала его вольное сердце. Поиски более чистой службы (казавшейся единственным способом (оправданием) существования в Аркадии) тоже означали изрядное упражнение в смирении, оно же не минует любого переселенца из Восточной Европы на эти благословенные берега. Найденная, наконец, служба в "Аркадском Союзнике" принесла ему приличное жалованье,
Так что - и за прежнее, и за недавнее унижение расплачивался он теперь с судьбой, барски поглядывая на вошедшего в номер юркого лысого человечка с бурым чемоданчиком под мышкой. Увидав Сюзанну, человечек раскрыл рот и даже вздрогнул. Ах, как не по душе ему неумытый, развалившийся в кресле у помятой постели господин с эспаньолкой, и как неприятно, когда деловое свидание начинается, во-первых, с лишних свидетелей, а во-вторых, с вранья - представленная ему недорогая дама в кожаной куртке никак не могла быть женой господину в кресле, а в таком случае его визит, отчасти направленный на грядущее процветание человечества, сводился к заурядной торговой сделке и даже, Господи помилуй, приравнивался к постыдному уличному сексу.
Не понравился и профессор Хозяину. Промахнулся он позавчера в Гельсингфорсе, за жалкий аванс продал не бессмертную душу, нет, но - серьезную долю своего душевного спокойствия в Аркадии.
Он в …В то давнее жаркое лето, с новеньким паспортом, первые выбравшись в Европу, он что ответил, когда его об условиях спросили?
Накладные на груз ваши, наличные - мои. Никаких расписок. Никаких конкретных поручений. Беру список, достаю, что в моих силах. Иногда буду просить о кредите - тоже наличными.
Серьезный человек с худощавым среднеарифметическим лицом через столик уличного кафе вскинул на него внимательные глаза специфического серого оттенка. Кофе в этом небольшом восточноевропейском государстве был еще хуже, чем в Аркадии. К тому же Хозяин, в сущности, находился в полной власти своего собеседника. Однако не прошло и недели, как он - уже в другой стране, на которую полномочия сероглазого не распространялись, - с неслыханной прибылью вернул весь капитал, скопленный за два года честного труда и вложенный в небольшой контейнер с надписью "Медицинское оборудование". Получив стопку машинописных листков и полчаса устного инструктажа, не подписав ни одной компрометирующей бумажки, он отбыл в Город, где тут же не без шума уволился из "Аркадского Союзника" и открыл собственное дело.
А позавчера… Ах, как он пытался позавчера доказать, что не следует резать курицу, несущую золотые яйца! Ведь не шпион же я, поймите, твердил он, искательно поглядывая на безучастного собеседника, нет у меня к этому призвания. Зачем превращать меня в персонаж детектива? Очередной сероглазый (менялись они довольно часто) оборвал его монолог простым намеком на то, что их с Хозяином связывают отнюдь не только отношения равных партнеров. Хозяин даже задохнулся от ярости. "У меня свое начальство, - обаятельно улыбнулся собеседник, - мне приказывают, я выполняю. Мы вам, разумеется, приказывать не можем, однако..." Тут наступила многозначительная пауза, выдержав которую, Хозяин нехотя кивнул головой. "Есть и второе необременительное поручение, - сероглазый продолжал улыбаться, - уже не от меня, а от моих коллег из другого отдела. У вас в городе, по их сведениям, обретается некто, - услышав фамилию Гостя, Хозяин разинул рот в искреннем изумлении, - ваш бывший приятель, недавно бежавший в аэропорту Гусево. Кажется, ему не очень сладко. Так вот, разыщите его. Поговорите по душам."
"А дальше что?"
"Узнайте, как он себя чувствует, что собирается делать, не скучает ли по семье, не намерен ли просить о возвращении."
"Он мне давно не приятель".
"Мои коллеги иного мнения, - засмеялся собеседник, - помогите уж им. Как патриот, а?"
"Не люблю я таких слов, - заволновался Хозяин, поглядывая на свой "Ролекс" (в отличии от часов собеседника, не фальшивый, а настоящий). Я - бизнесмен. Я с вами сотрудничаю, чтобы зарабатывать себе на жизнь."
"Если бы все было так просто. Но у моих коллег крайне ограниченный бюджет. Знаете, как супруги в браке ожидают друг от друга постоянных признаний в любви, так и наш с вами союз нуждается в небольших символических жестах. Право, Хозяин, грешно сводить все к накладным и наличным..."
Немудрено, дорогой читатель, что после этой встречи Хозяин всю дорогу в Аркадию находился в таком упадке духа.
И неудивительно, что не отпускала его мысль бросить все.
Мысль почетная, мысль, выдающая принадлежность к думающей и дерзающей части человеческого рода, и посещающая автора этих строк с той же регулярностью, что и мысль разобрать свой архив. Увы, вероятность осуществления обеих исчезающе мала. Продать дело некому, оставить беспризорным - жалко и небезопасно. Архив основательно запущен. Желтеющие письма перемешаны со старыми черновиками, кое-кто из героев моих фотографий уже умер, иные забыли меня, третьи отошли в такую даль, что черты их лиц расплылись - будто смотришь сквозь слезы или сквозь гостиничное окно, залитое струями дождя.
Проводив ошарашенным взглядом Сюзанну, профессор сел во второе кресло и достал из чемоданчика пластиковую папку, бок которой был оттопырен каким-то предметом размером чуть меньше спичечного коробка.
– Как погода в Новой Мексике?
– осведомился Хозяин.
– Дожди, - облегченно сказал визитер с куда более слабым, чем у Хозяина, славянским акцентом , - иногда я скучаю по зиме, которая у вас, кажется, длится...
– Десять, что ли, месяцев в году, если верить местной шутке. Ваш аванс, - он протянул гостю конверт с половиной полученных в Цюрихе бумажек.
– Вы, надеюсь, понимаете, - суетливо начал лысенький, протягивая ему пластиковую папку, - речь только о накладных расходах. Мне всегда казалось, что нынешний мир, как бы выразиться, трагически расколот, что долг всякого честного человека состоит в том, чтобы...
– Вовремя оплачивать счета. И ходить по воскресеньям в церковь.
– Хозяин тонко улыбнулся. Вся его ненависть к гельсингфорсскому сероглазому сосредоточилась на этом идиоте.
– Высокие мотивы меня не интересуют. Можете изложить их на следствии.
– Право, - профессор изумленно замотал головой, - я думал, что имею дело с основательными людьми... вам известно, как я рисковал? И вдруг, - он непроизвольно мотнул головой в сторону двери, - да еще ваши шутки...
– Не сердитесь, шеф, - Хозяин понял, что перегнул палку, - я сам рискую не меньше вашего. У вас в папке...
– он протянул ему записку, тот поставил там какие-то птички.
– А как насчет...
– он протянул вторую записку.
– Минимум четыре месяца, - лысенький поморщился.
– А то и дольше. В июле я буду на конференции на Зеленых Холмах, и, может быть, сумею привезти. Но это обойдется в несколько раз дороже.