Плечом к плечу
Шрифт:
Почти все жители пещерной деревни, не занятые работами на своих крошечных огородиках или не ушедшие в море, высыпали из нор встречать гостей. Таша ловила на себе десятки взглядов — заинтересованных, любопытных, ждущих. Каждый надеялся — именно в его дом войдут чужестранцы и, кто знает, вдруг да приведут с собой благоволение судьбы. Привыкшая к относительному достатку жителей Инталии или показной скромности гуранцев, Таша была поражена убогостью одежды — правда, некоторые обноски, в которых щеголяли поморники, в далёком прошлом были богатыми нарядами из дорогой ткани. Несомненно, «дары моря» — безжалостно снятые с прибитых к берегу волнами тел или извлечённые из удержавшихся на плаву сундуков.
Спешившись,
Ещё несколько медяшек, и странникам указали на вход, перекрытый на удивление добротной, из плотно сбитых досок дверью, отделанной красной медью. По словам поморников, Бельга-хозяйка была в доме — давно уже не выходит, ногами мается, но зажиточна — в былые времена судьба ей улыбалась достаточно часто. Да и муж её, даром что совсем уж выжил из ума, но по-прежнему рукастый и добычливый. И козы у стариков получше, чем у многих, и улов иным на зависть, и урожай с огорода собирают такой, что впору подумать, а уж не поселилась ли в той норе сама удача. Средь сказанного явно сквозила и зависть, и застарелая… нет, не ненависть — скорее просто нелюбовь к более успешным соседям. Вот и гости к ним пожаловали, ещё больше, видать, удачу привадят.
В доме… нет, в норе было довольно темно. Две плошки-светильники с рыбьим жиром со своими обязанностями справлялись плохо, к тому же распространяли вокруг себя тяжёлый неприятный запах и наполняли спёртый воздух копотью. Нора оказалась на удивление глубокой и просторной, хотя и захламлена была чрезвычайно. Повсюду лежали, стояли, висели вещи, которые должны были, по всей видимости, символизировать богатство и достаток хозяев, но, на взгляд леди Рейвен, представляли собой никому не нужный хлам, изрядно подпорченный временем.
Владелица этого жилища и в самом деле была стара. В неверном свете плавающих в жире фитилей была видна изрытая морщинами и усыпанная бородавками кожа, спутанные седые волосы и скрюченные болезнью пальцы. Ноги у старухи больше напоминали наполненные водой бурдюки — огромные, опухшие, практически неподвижные. Таша ощутила, как волна мороза пробежала по коже — хозяйка дома была вполне достойна того, чтобы ею пугали детей.
— Был ли лёгок ваш путь, добрые странники? Устали ли с дороги? Имя мне Бельга, да вам уж и сказали, не иначе. Мой дом — ваш дом, старик-то мой, Матис, снеди какой соберёт, а завтра и козлёнка зарежет, ради дорогих гостей ничего не жалко. А коли дела у вас — так отдохнёте и о делах поговорим. Как козлёнка Матис на стол подаст, так и поговорим.
Голос старой карги вполне соответствовал облику, хрипло-скрипучий, лишённый и намека на мягкость. Но следовало отдать ей должное, говорила она почти правильно, не проглатывая отдельные звуки и части слов, как её соплеменники, фразы строила понятно… не иначе, не вся её жизнь прошла в этой норе. Слова она выплеснула на одном дыхании, словно
При мысли о том, что придётся ночевать в одной из этих рукотворных пещер, Ташу передёрнуло. Куда лучше было бы устроиться на свежем воздухе, пусть по-походному, завернувшись в плащ. Но Ангер успел объяснить молодой волшебнице особенности местных нравов.
Каждый раз, произнося слова «законы гостеприимства», человек подсознательно представляет себе, что именно он на законных (вернее, на традиционных) основаниях может получить от хозяев. Кров и стол, уважение и внимание. Говорят, в далёком прошлом, до Разлома, в Кинтаре и в других, более южных землях, гостю предоставлялась не только лучшая еда, но и кто-то из хозяйских дочерей, а то и жена — дабы согреть постель и ублажить путника после тяжёлой дороги. Об этой традиции в Кинтаре давно и прочно забыли… хотя, если хозяин богат, а гость ему и в самом деле чем-то особенно дорог, в согревательницах постели недостатка не будет. Правда, не из семьи хозяина.
Но законы гостеприимства на то и законы, чтобы определять обязанности обеих сторон. Так, гость не имел права поднять оружие на приютивших его. Происходило-то это сплошь и рядом, случалось, что пущенный на ночлег странник исчезал с утра, оставляя в доме трупы хозяев и унося с собой нажитое ими добро. Но те же ночные братья, для которых жизнь человеческая, что своя, что чужая, не стоила и медной монеты, вполне были способны, узнав о подобном злодеянии, порешить виновного — даже если он окажется членом Братства. С другой стороны, просто забраться в дом и вырезать всех хозяев спящими в Ночном Братстве особым грехом не считалось.
Также гость обязан отвечать на вопросы хозяев — при этом, вообще говоря, лгать не возбранялось (боги с неодобрением относятся ко лжи, но что поделать — часто ли люди поступают так, как угодно богам?), а вот отмалчиваться не следовало. Новости иногда ценнее, чем несколько монет, а плата новостями не облегчает кошелёк.
А ещё гость обязан был придерживаться тех правил, которые приняты в приютившем его доме. Если хозяева садятся за стол с наступлением темноты — то можно лишь попросить еды, но нельзя настаивать. Если в доме не пьют вина, гостю придётся ограничиться водой или травяным отваром. Если возносят молитвы Эмиалу, то и жрец тёмного бога, скрепя сердце и скрипя зубами, воздаст хвалу его светлому брату, пусть и не от души.
Коли уж не принято говорить о делах сразу, с порога — придётся ждать.
Таша как никогда была близка к тому, чтобы плюнуть на всё, хлопнуть дверью и уехать из этого отвратительного места. Но сдержалась — и ради Альты, на тайну рождения которой эта поездка может пролить свет, и просто потому, что путь проделан достаточно долгий и теперь глупо испортить всё из-за брезгливости. Блайт же был сама любезность — поблагодарил хозяйку за гостеприимство, посетовал на трудную дорогу, пустился в долгие рассуждения о трудностях жизни… Девушка постепенно начала испытывать странное чувство — восхищение умением Ангера вести беседу так, как ему нужно, невзирая на потребности собеседника, и, одновременно, зависть из-за того, что ей такого мастерства, похоже, не достигнуть никогда. Правда, Таша обратила внимание на то, что Блайт не только не снял плащ в душном помещении, но, напротив, кутался в него так, чтобы стягивающая мягкую ткань пряжка всё время была на глазах у хозяйки. Испытав когда-то действие этого древнего амулета на себе, леди Рейвен не сомневалась — старуха расскажет всё, что пожелает гость, и добавит ещё столько же от себя. Вряд ли она что-то заподозрит — магия Формы действовала мягко и ненавязчиво, внушая расположение к собеседнику и готовность услужить ему.