Плексус
Шрифт:
– Что? Господи, это просто невероятно! Как ты мог спокойно молчать о таких вещах?
– Я думал, рассосется. Уверен, что она не любит его.
– Но она может выйти за него просто мне назло!
– выкрикнул я.
– Это правда… Но если она так сделает, будет потом всю жизнь каяться.
– А мне с этого какой прок? Слушай, ты просто болван, знаешь ты это?
– Не расстраивайся, Хэл. Что я мог сделать? Если б я рассказал, ты стал бы переживать. Кроме того, мы так долго не виделись.
– Почему не признаться честно? Тебе было
– Что ты городишь, не будь идиотом!
– Джордж, - сказал я, - я по-настоящему люблю тебя, не могу не любить, мы были так близки все эти годы. Но я никогда больше не буду тебе доверять. Кто, как не ты, должен был поставить меня в известность.
– Ладно, Хэл, как знаешь.
Мы ничего больше не сказали друг другу. Молча легли спать после того, как Джордж тщательно помылся. У меня была некоторая надежда, что я вправил ему мозги.
Утром я распрощался со всеми. В Нью-Йорке зашел в кондитерскую и, не зная, чем таким угодить старикам, послал им коробку шоколадных конфет.
С тех пор Джордж Маршалл перестал быть мне братом-близнецом.
– Так ты и потерял Уну?
– спросил Макгрегор.
– Да! Вернувшись, я узнал, что она вышла замуж. Всего три дня назад.
– Что ж, может, это и к лучшему, Хэл.
– Ты прямо как Джордж.
– Нет, серьезно, на кой пытаться насиловать судьбу? Предположим, ты все-таки женился на ней. Через год или два вы бы, насколько я тебя знаю, разошлись.
– Лучше разойтись потом, чем вообще не жениться.
– Хэл, ты дубина! Послушать тебя, так подумаешь, что ты все еще любишь ее.
– Может, люблю.
– Ты рехнулся. Если завтра встретишься с ней на улице, небось удерешь во все лопатки.
– Может, и так. Но это совсем другое дело.
– Ты безнадежен, Хэл.
– Он повернулся к Трикс.
– Ты когда-нибудь слышала что-нибудь подобное? И он называет себя писателем! Хочет писать о жизни, а не знает человеческой природы.
– Он посмотрел на меня.
– Когда соберешься писать великий американский роман, Хэл, приходи ко мне! Я тебе расскажу парочку историй из жизни, чтобы ты понял, что к чему.
Я засмеялся ему в лицо.
– Давай-давай, умник, смейся. Когда перестанешь витать в облаках, опустишься на землю, приходи, я помогу тебе выпутаться из неприятностей. Научу, как прожить пару лишних лет с этой… как там ее… да, с Моной. Мона, Уна… одна другой стоит, ведь так? Почему не найдешь девчонку, которую зовут попроще: Мэри, допустим, Джейн или Сал?
Облегчив душу, Макгрегор немного смягчился.
– Хэл, - снова начал он, - все мы простаки. Ты не такой плохой парень, это я тебе точно говорю. Беда в том, что у всех нас есть идеалы. Но стоит раскрыть глаза пошире, как начинаешь понимать, что ничего нельзя изменить. Конечно, слегка изменить кое-что можно - революцию там устроить и все такое, но это ничего не значит. Люди остаются какими были - роялистами, коммунистами или просто демократами. Каждый за себя, вот в чем дело. Когда ты молод, это действует угнетающе. Просто не можешь в это поверить. Чем больше в тебе веры, тем сильнее разочарование. Потребуется еще пятьдесят тысяч лет, - или больше!- прежде чем в человечестве произойдет какое-то коренное изменение. А пока не будем унывать. Согласен со мной?
– Ты рассуждаешь точно как твой старик.
– Потому что это достаточно верно, - сказал он с серьезным видом.
– И показывает, что мы не так оригинальны, как нам казалось. Мы стареем, ты это понимаешь?
– Ты - может быть, я - нет!
– сказал я как отрезал.
Даже Трикс засмеялась над нашим спором.
– Оба вы сущие дети, - сказала она.
– Не валяй дурака, сестренка.
– Макгрегор потянулся к ней, чтобы приласкать.
– Если я еще ретив в постели, это не значит, что я мальчишка. Я старый человек, растерявший все иллюзии, хотите верьте, хотите нет.
– Тогда зачем ты хочешь жениться на мне?
– Да не знаю,- устало сказал Макгрегор.
– Может, потому, что просто хочется чего-нибудь новенького.
– Это мне нравится, - слегка обиделась Трикс.
– Ты знаешь, что я имею в виду, - вздохнул Макгрегор.
– Господи, неужели нужно изображать из себя романтиков, только чтобы угодить этому типу? Мне хочется иметь дом, настоящий дом, вот что! Меня тошнит от того, что я бегаю сюда тайком.
Трикс молча поглядела на меня и покачала головой.
– Не принимай его всерьез, - сказал я успокаивающе.
– Он вечно наговаривает на себя.
– Точно, - развеселился Макгрегор.
– Давай расскажи обо мне что-нибудь хорошее, а я послушаю. Скажи ей, чтобы не волновалась, что я скоро успокоюсь. Убеди, что из меня получится прекрасный муж… Нет, погоди! Лучше ничего не говори. У тебя чертовский талант все портить.
– Пусть говорит!
– возразила Трикс.
– Мне любопытно знать, что твой лучший друг Генри на самом деле думает о тебе.
– Ты ведь не считаешь, что он скажет правду? Этот парень скользкий как угорь. Он рассказывает о Джордже Маршалле, но… Не знай я его как облупленного, я б давно перестал водить с ним дружбу.
– Генри, - спросила Трикс, - ты действительно считаешь, что стоит выходить за него замуж?
– Пожалуйста, не задавай мне таких сложных вопросов, - попытался я отшутиться.
– Видишь, - оживился Макгрегор, - он не может сказать ни «да», ни «нет», вот так-то. Но что это значит, Генри? «Да» или «нет»?
Я промолчал.;
– Значит, «нет», - сказал Макгрегор.
– Не спеши!
– одернула его Трикс.
– Так, Генри. Не похоже на откровенность, - сказал Макрегор.
– Полагаю, ты меня слишком хорошо знаешь.
– Я не сказал ничего ни хорошего, ни дурного, - попробовал я отбиться.
– Зачем делать выводы? Кстати, который час?
– Ну вот! Теперь он интересуется, сколько времени. В этом весь Генри.
– Только половина третьего, - сказала Трикс.
– Сделать еще кофе?