Плексус
Шрифт:
– Хватило бы у них ума, так не пошли бы в полицию. Нет среди них приличных.
– Хорошо! Давай с этим покончим!
– Это ты думаешь, что на этом все кончилось, - он ведь так мило с тобой беседовал. Это их особые методы. И мы на заметку уже попали. Оглянуться не успеем, как нас отсюда турнут.
– Да брось ты!
– Еще убедишься… Свинья, он почти прикончил бутылку!
Другой тревожный случай произошел несколько дней спустя. Последние несколько недель я посещал дантиста по имени Док Забриски, с которым познакомился через Артура Реймонда. В его приемной можно было просидеть несколько лет. Как врач Забриски придерживался принципа «хорошенького понемногу». А на самом деле был большой любитель
Среди многого прочего Док Забриски обожал бокс и борьбу. Он посещал все сколько-нибудь значительные матчи и встречи. Как и многие другие интеллигентные евреи, он был без ума от музыки и литературы. Но самое замечательное его качество - он никогда не наседал на вас, требуя платы. И был особенно доброжелателен к людям искусства, к ним он питал явную слабость.
Однажды я принес ему только что законченную рукопись. Это было что-то вроде оды: в самом возвышенном стиле я славил маленького Геркулеса той эпохи - знаменитого Джима Лондоса. Забриски запоем читал мою писанину, а я с широко разинутым ртом сидел в кресле, безумно страдая от боли. Забриски пришел от статьи в восторг: он, естественно, тут же должен был показать ее брату Борису, а потом принялся названивать Артуру Реймонду.
Я не знал, что вы умеете так писать, - повторял он. А затем дал понять, что не прочь познакомиться поближе.
– Может, нам собраться как-нибудь вечерком и поговорить за жизнь?
Мы назначили дату и договорились встретиться в кафе «Ройал» после ужина. Пришли Артур Реймонд, Кронский и О'Мара. Скоро к нам присоединились друзья Забриски. Мы уже собирались продолжить встречу в румынском ресторане, стоявшем чуть дальше на той же улице, когда к нашему столу подошел бородатый старик, торгующий спичками и шнурка-ми. Не знаю, что на меня нашло, но, прежде чем я успел спохватиться, я уже вовсю насмехался над беднягой, бомбардируя его вопросами, на которые тот не мог ответить, стал тщательно осматривать его шнурки, сунул ему в зубы мою сигару - вообще вел себя как хам и отъявленный идиот. На меня смотрели с изумлением, которое понемногу сменялось явным неодобрением. Старика я довел до слез. Я попробовал отшутиться, говоря, что у него наверняка в старом саквояже припрятаны миллионы. Однако шутку мою встретили гробовым молчанием. Неожиданно О'Мара схватил меня под руку.
– Пошли отсюда, - сквозь зубы сказал он, - не строй из себя дурака! Он повернулся к другим и объяснил, что я, должно, быть, порядком наклюкался, он немного прогуляется со мной по свежему воздуху. Выходя, он сунул старику в лапу немного денег. А тот погрозил мне кулаком и выругался.
Мы подходили к углу квартала, когда вплотную столкнулись с Шелдоном - с Сумасшедшим Шелдоном.
– Мистер Миллер!- заорал он, протягивая ко мне обе руки и улыбаясь двумя рядами золотых зубов.
– Мистер О'Мара!- Будто обрел братьев, которых искал всю жизнь.
Мы взяли его под руки с обеих сторон и двинулись к реке. От радости Шелдон пускал пузыри. Он доверительно сообщил, что искал меня по всему городу. Сейчас он процветает. У него контора неподалеку от дому.
– А чем занимаетесь вы, мистер Миллер?
Я сказал, что пишу книгу.
Услышав мои слова, он высвободился и, сложив руки на груди, встал напротив. На лице его играло до нелепости серьезное выражение, глаза почти закрыты, губы поджаты. В любой момент, подобно пару, вырывающемуся сквозь сжатые губы, мог раздаться его неповторимый свисток.
– Мистер Миллер, - медленно и нравоучительно начал он, как бы призывая весь мир прислушаться к
тому, о чем сейчас поведает.
– Я всегда хотел, чтобы вы написали книгу. Шелдон понимает, да, да, Шелдон понимает.
– Он говорил с присвистом, выпятив нижнюю губу, в яростном одобрении мотая головой взад и вперед.
– Он пишет о Клондайке, - сказал О'Мара, всегда готовый довести Шелдона до белого каления.
– Нет, нет, - сказал Шелдон, фиксируя нас взглядом, хитровато улыбаясь и водя указательным пальцем у нас под носом.
– Мистер Миллер пишет великую книгу. Шелдон знает.
– Неожиданно он схватил нас за запястья, а потом, разжав хватку, приложил палец к губам. Ш-ш-ш!
– Он оглянулся, как бы проверяя, не слышит ли его кто-нибудь еще, а затем стал пятиться, все так же подняв кверху палец. Палец метрономом покачивался из стороны в сторону.
– Подождите,- шептал он, - я знаю одно место… Ш-ш-ш!
– Нам надо пройтись, - бесцеремонно сказал О'Мара, отодвигая его в сторону и волоча меня за собой.
– Он пьян, ты разве не видишь?
Шелдон пришел в неподдельный ужас.
– О нет!
– закричал он.
– Нет, только не мистер Миллер!- Он нагнулся, заглядывая мне в лицо.
– Нет, - повторил он, - мистер Миллер напиться никак не может.
– Теперь он вынужденно семенил на полусогнутых ногах, по-прежнему мотая перед собой пальцем. О'Мара шел все быстрее и быстрее. Наконец Шелдон остановился и застыл как столб, пропустив нас вперед на порядочное расстояние. Он неподвижно стоял, сложив на груди руки. Затем столь же неожиданно побежал.
– Осторожнее!
– прошептал он, догнав нас.
– Тут повсюду поляки. Ш-ш-ш!
– О'Мара рассмеялся ему в лицо.
– Не смейтесь!
– попросил Шелдон.
– Ты сошел с ума!
– скривился в улыбке О'Мара.
Шелдон шел рядом энергично, но осторожно, словно ступая голыми ступнями по битому стеклу. Несколько минут он молчал. Неожиданно он остановился, распахнул пальто и пиджак, быстро украдкой застегнул свои внутренние карманы, а затем вновь застегнулся на все пуговицы. Он выпятил нижнюю губу, сощурил буравообразные глазки до узких щелочек, надвинул на глаза шляпу и двинулся вперед. Вся эта невообразимая пантомима разыгрывалась в абсолютном молчании. По-прежнему молча, он вытянул руку и со значением повернул свои тускло сверкающие кольца на пол-оборота. Потом глубоко засунул обе руки в карманы пальто.
Тише!
– прошептал он, еще осторожнее переступая ногами.
– Он что, совсем сбрендил?
– спросил О'Мара.
– Ш-ш-ш!
Я негромко рассмеялся. Сдавленным голосом, почти не-слышно, едва шевеля губами, Шелдон заговорил. До меня доносились лишь обрывки речи.
– Эй, раскрой шире рот!
– крикнул О'Мара.
Еще более сдавленное бормотание, прерываемое протяжными возгласами о-о-о-о-о-о или и-и-и-и-и-и. И все это на фоне сдавленных отрывистых вскриков и под дьявольский присвист маленького паровозика. Мне стало жутковато. Мы приближались к каким-то бакам и складам. Безлюдные улицы казались мрачными и зловещими. Неожиданно я почувствовал, как пальцы Шелдона вцепились мне в руку. С его потрескавшихся губ сорвался звук, похожий на у-у-гх. Он цеплялся за меня и мотал головой. Совсем как жеребец, потряхивающий гривой.
Я резко оглянулся. По другой стороне улицы шел домой, выписывая ногами зигзаги, пьяный. Здоровенный детина в распахнутой куртке, без галстука и без шляпы. Время от времени он останавливался и грязно ругался.
– Быстрее, быстрее!
– бормотал Шелдон, вцепляясь в меня все судорожнее.
– Ш-ш-ш! Все нормально,- прошептал я.
– Это поляк, - шепнул он в ответ. Я чувствовал, как он дрожит всем телом.
– Пошли обратно к авеню,- сказал я, повернувшись к О'Маре. Щ Ему плохо.