"Племянник чародея" with W cat
Шрифт:
[ 473 ] “Quick,” said Polly, with a look at Digory. “Greens!”
[ 474 ] So the horse never got his drink. Instead, the whole party found themselves sinking into darkness. Strawberry neighed; Uncle Andrew whimpered. Digory said, “That was a bit of luck.”
[ 475 ] There was a short pause. Then Polly said, “Oughtn’t we to be nearly there now?”
[ 476 ] “We do seem to be somewhere,” said Digory. “At least I’m standing on something solid.”
473
– Быстро! – Полли взглянула на Дигори. – Зеленые!
474
Так и не пришлось Земляничке напиться. Вместо этого вся компания начала проваливаться во мглу. Лошадь заржала, дядюшка Эндрью взвизгнул. «Везет же нам», – сказал Дигори.
475
После нескольких минут молчания Полли удивленно спросила:
– Разве мы не должны уже где-то очутиться?
476
– Мы, по-моему, уже где-то очутились, – сказал Дигори. – Я, по крайней мере, стою на чем-то твердом.
[ 477 ] “Why, so am I, now that I come to think of it,” said Polly. “But why’s it so dark? I say, do you think we got into the wrong Pool?”
[ 478 ] “Perhaps this is Charn,” said Digory. “Only we’ve got back in the middle of the night.”
[ 479 ] “This is not Charn,” came the Witch’s voice. “This is an empty world. This is Nothing.”
[ 480 ] And really it was uncommonly like Nothing. There were no stars. It was so dark that they couldn’t see one another at all and it made no difference whether you kept your eyes shut or open. Under their feet there was a cool, flat something which might have been earth, and was certainly not grass or wood. The air was cold and dry and there was no wind.
477
– Хм,
478
– Наверное, мы в Чарне, – предположил Дигори, – только здесь ночь.
479
– Это не Чарн, – раздался голос ведьмы, – это пустой мир, где царит Ничто.
480
И действительно, окружающее весьма напоминало именно Ничто. Звезд не было. Темнота царила такая, что нельзя было увидать друг друга, и все равно, открыты глаза, или закрыты. Под ногами дышало холодом нечто плоское – может быть, земля, но уж точно не трава и не дерево. В сухом прохладном воздухе не было ни малейшего ветерка.
[ 481 ] “My doom has come upon me,” said the Witch in a voice of horrible calmness.
[ 482 ] “Oh don’t say that,” babbled Uncle Andrew. “My dear young lady, pray don’t say such things. It can’t be as bad as that. Ah—Cabman—my good man—you don’t happen to have a flask about you? A drop of spirits is just what I need.”
[ 483 ] “Now then, now then,” came the Cabby’s voice, a good firm, hardy voice. “Keep cool everyone, that’s what I say. No bones broken, anyone? Good. Well there’s something to be thankful for straight away, and more than anyone could expect after falling all that way. Now, if we’ve fallen down some diggings—as it might be for a new station on the Underground—someone will come and get us out presently, see! And if we’re dead—which I don’t deny it might be—well, you got to—remember that worse things ’appen at sea and a chap’s got to die sometime. And there ain’t nothing to be afraid of if a chap’s led a decent life. And if you ask me, I think the best thing we could do to pass the time would be sing a ’ymn.”
481
– Судьба моя настигла меня, – сказала ведьма пугающе спокойным голосом.
482
– О, не надо так, моя дорогая, – залепетал дядюшка Эндрью. – Моя милая юная госпожа, умоляю вас воздержаться от подобных суждений! Неужели все на самом деле так плохо? Не верю! И… извозчик, любезный… нет ли у тебя случаем бутылочки, а? Капля спиртного – это именно то, что мне сейчас чертовски необходимо!
483
– Ну-ну, – раздался добрый, уверенный и спокойный голос извозчика. – Не падайте духом, ребята! Кости у всех целы? Отлично! За одно это стоит спасибо сказать – вон мы с какой высоты свалились. Скажем, мы в какой-то котлован свалились, может, на новую станцию метро, так ведь придут же, в конце концов, и вызволят нас всех, точно? Ну, а ежели мы уже отдали концы – что очень даже могло случиться – что ж, двум смертям не бывать, а одной не миновать. И чего, спрашивается, бояться, если за плечами честная жизнь, а? А покуда давайте-ка время скоротаем и споем песнопение. Хорошо?
[ 484 ] And he did. He struck up at once a harvest thanksgiving hymn, all about crops being “safely gathered in”. It was not very suitable to a place which felt as if nothing had ever grown there since the beginning of time, but it was the one he could remember best. He had a fine voice and the children joined in; it was very cheering. Uncle Andrew and the Witch did not join in.
[ 485 ] Towards the end of the hymn Digory felt someone plucking at his elbow and from a general smell of brandy and cigars and good clothes he decided that it must be Uncle Andrew. Uncle Andrew was cautiously pulling him away from the others. When they had gone a little distance, the old man put his mouth so close to Digory’s ear that it tickled, and whispered:
484
И он тут же затянул церковное песнопение, благодарственный гимн в честь сбора урожая, который «весь лежал в амбарах». Гимн вряд ли подходил к месту, где никогда не выросло ни одного колоса, но извозчик помнил его лучше всех остальных. Голос у него был сильный и приятный. Подпевая, дети приободрились. Дядюшка и ведьма подпевать не стали.
485
На последнем куплете гимна Дигори почувствовал, как кто-то хватает его за локоть. По запаху коньяка, сигар и дорогого белья он понял, что это дядюшка Эндрью, пытающийся тайком отвести его в сторону. Когда они отошли на пару шагов от остальных, дядя склонился так близко к уху Дигори, что тому стало щекотно, и прошептал:
[ 486 ] “Now, my boy. Slip on your ring. Let’s be off.”
[ 487 ] But the Witch had very good ears. “Fool!” came her voice and she leaped off the horse. “Have you forgotten that I can hear men’s thoughts? Let go the boy. If you attempt treachery I will take such vengeance upon you as never was heard of in all worlds from the beginning.”
[ 488 ] “And,” added Digory, “if you think I’m such a mean pig as to go off and leave Polly—and the Cabby—and the horse in a place like this, you’re well mistaken.”
486
– Ну же, мальчик! Надевай свое кольцо! Давай отправляться.
487
Дядя недооценил хороший слух королевы.
– Глупец! – воскликнула она, спрыгивая с лошади. – Ты позабыл, что я умею читать людские мысли? Отпусти мальчишку. Если ты вздумаешь предать меня, то месть моя будет самой страшной со времен сотворения всех миров!
488
– Кроме того, – добавил Дигори, – ты очень даже зря принимаешь меня за такую жуткую свинью, которая могла бы оставить в таком месте Полли, извозчика и Земляничку.
[ 489 ] “You are a very naughty and impertinent little boy,” said Uncle Andrew.
[ 490 ] “Hush!” said the Cabby. They all listened.
[ 491 ] In the darkness something was happening at last. A voice had begun to sing. It was very far away and Digory found it hard to decide from what direction it was coming. Sometimes it seemed to come from all directions at once. Sometimes he almost thought it was coming out of the earth beneath them. Its lower notes were deep enough to be the voice of the earth herself. There were no words. There was hardly even a tune. But it was, beyond comparison, the most beautiful noise he had ever heard. It was so beautiful he could hardly bear it. The horse seemed to like it too; he gave the sort of whinney a horse would give if, after years of being a cab-horse, it found itself back in the old field where it had played as a foal, and saw someone whom it remembered and loved coming across the field to bring it a lump of sugar.
489
– Ты
490
– Тише! – сказал извозчик. И все они стали прислушиваться.
491
Что-то наконец начало происходить в темноте. Чей-то голос начал петь, так далеко, что Дигори даже не мог разобрать, откуда он доносится. Порою казалось, что он струится со всех сторон. Норою Дигори мерещилось, что голос исходит из земли у них под ногами. Самые низкие ноты этого голоса были так глубоки, что их могла бы вызвать сама земля. Слов не было. Даже мелодии почти не было. Но Дигори никогда не слышал таких несравненных звуков. Они пришлись по душе и лошади: Земляничка так радостно заржала, словно после долгих лет в упряжи кэба она вернулась на старый луг, где играла еще жеребенком, и словно кто-то, кого она помнила и любила, шел к ней через луг с куском сахара в руке.
[ 492 ] “Gawd!” said the Cabby. “Ain’t it lovely?”
[ 493 ] Then two wonders happened at the same moment. One was that the voice was suddenly joined by other voices; more voices than you could possibly count. They were in harmony with it, but far higher up the scale: cold, tingling, silvery voices. The second wonder was that the blackness overhead, all at once, was blazing with stars. They didn’t come out gently one by one, as they do on a summer evening. One moment there had been nothing but darkness; next moment a thousand, thousand points of light leaped out—single stars, constellations, and planets, brighter and bigger than any in our world. There were no clouds. The new stars and the new voices began at exactly the same time. If you had seen and heard it, as Digory did, you would have felt quite certain that it was the stars themselves which were singing, and that it was the First Voice, the deep one, which had made them appear and made them sing.
492
– Господи! – воскликнул извозчик. – Ну и красота!
493
. – И тут в один миг случилось сразу два чуда. Во-первых, к поющему голосу присоединилось несчетное множество других голосов. Они пели в тон ему, только гораздо выше, в прохладных, звонких, серебристых тонах. Во-вторых, черная тьма над головой вдруг мгновенно осветилась мириадами звезд. Вы знаете, как звезды одна за другой мягко проступают в летний вечер; но здесь было не так, здесь в глухой тьме сразу засияли многие тысячи светлых точек – звезды, созвездия, планеты, и все они были ярче и крупнее, чем в нашем мире. Облаков не было. Новые звезды и новые голоса возникли в точности в одно и то же мгновение. И если бы вы были свидетелем этого чуда, как Дигори, то и вы бы подумали, что поют сами звезды и что Первый Голос, густой и глубокий, вызвал их к жизни и пению.
[ 494 ] “Glory be!” said the Cabby. “I’d ha’ been a better man all my life if I’d known there were things like this.”
[ 495 ] The Voice on the earth was now louder and more triumphant; but the voices in the sky, after singing loudly with it for a time, began to get fainter. And now something else was happening.
[ 496 ] Far away, and down near the horizon, the sky began to turn grey. A light wind, very fresh, began to stir. The sky, in that one place, grew slowly and steadily paler. You could see shapes of hills standing up dark against it. All the time the Voice went on singing.
494
– Чудо-то какое дивное, – сказал извозчик, – знал бы я раньше, что такое бывает, другим бы был человеком.
495
Голос на земле звучал все громче, все торжественней, но небесные голоса уже кончили подпевать ему и затихли. И чудеса продолжились.
496
Далеко-далеко, у самого горизонта, небо стало сереть. Подул легкий, очень свежий ветерок. Небо над горизонтом становилось бледнее и бледнее, так что вскоре на его фоне начали проступать очертания гор. Голос все продолжал свое пение.
[ 497 ] There was soon light enough for them to see one another’s faces. The Cabby and the two children had open mouths and shining eyes; they were drinking in the sound, and they looked as if it reminded them of something. Uncle Andrew’s mouth was open too, but not open with joy. He looked more as if his chin had simply dropped away from the rest of his face. His shoulders were stopped and his knees shook. He was not liking the Voice. If he could have got away from it by creeping into a rat’s hole, he would have done so. But the Witch looked as if, in a way, she understood the music better than any of them. Her mouth was shut, her lips were pressed together, and her fists were clenched. Ever since the song began she had felt that this whole world was filled with a Magic different from hers and stronger. She hated it. She would have smashed that whole world, or all worlds, to pieces, if it would only stop the singing. The horse stood with its ears well forward, and twitching. Every now and then it snorted and stamped the ground. It no longer looked like a tired old cab-horse; you could now well believe that its father had been in battles.
497
Вскоре стало так светло, что можно было различить лица друг друга. Извозчик и двое детей стояли, раскрыв рты, с сияющими глазами, впитывая в себя каждый звук и будто пытаясь что-то вспомнить. Разинул рот и дядюшка Эндрью, но не от радости. Выглядел он так, словно у него отвалилась челюсть. Колени у дядюшки дрожали, голову он спрятал в плечи. Голос очень не нравился старому чародею, и он охотно уполз бы от него куда угодно, хоть и в крысиную нору. А вот ведьма, казалось, понимала Голос лучше всех остальных, только по-своему. Стояла она, крепко стиснув зубы и сжав кулаки, словно с самого начала чувствовала, что весь этот мир исполняется волшебства, которое сильнее ее собственных чар, и совсем на них непохоже. Бешенство переполняло колдунью. Она бы с радостью разнесла на куски и этот мир, и все остальные, лишь бы только остановить пение. А у лошади подрагивали уши. Она то и дело весело ржала и била копытом по земле, словно была не заезженной лошадью извозчика, а достойной дочерью своего отца из кавалерии.
[ 498 ] The eastern sky changed from white to pink and from pink to gold. The Voice rose and rose, till all the air was shaking with it. And just as it swelled to the mightiest and most glorious sound it had yet produced, the sun arose.
[ 499 ] Digory had never seen such a sun. The sun above the ruins of Charn had looked older than ours: this looked younger. You could imagine that it laughed for joy as it came up. And as its beams shot across the land the travellers could see for the first time what sort of place they were in. It was a valley through which a broad, swift river wound its way, flowing eastward towards the sun. Southward there were mountains, northward there were lower hills. But it was a valley of mere earth, rock and water; there was not a tree, not a bush, not a blade of grass to be seen. The earth was of many colours: they were fresh, hot and vivid. They made you feel excited; until you saw the Singer himself, and then you forgot everything else.
498
Небо на востоке стало из белого розовым, а потом золотым. Голос звучал все громче и громче, сотрясая воздух, и когда он достиг небывалой мощи, поднялось солнце.
499
Никогда в жизни не видал Дигори такого солнца. Над развалинами Чарна солнце казалось старше нашего, а это солнце выглядело моложе. Поднимаясь, оно словно смеялось от радости. В свете его лучей, пересекающих равнину, наши путешественники впервые увидели мир, в котором очутились. Они стояли на краю долины, посреди которой текла на восток, к солнцу, широкая стремительная река. На юге высились горы, на севере – холмы. В этой долине ничего не росло, и среди земли, воды и камней не было видно ни деревца, ни кустика, ни былинки, хотя разноцветные краски земли, живые и жаркие, веселили сердце. Но тут появился сам Певец – и пришельцы позабыли обо всем остальном.