Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
– Вывози семью. Эдигей идёт на Москву!
– Не может быть, чтобы...
– остановился участник битвы с Мамаем, свидетель нашествия Тохтамыша. Подумал и... повернул назад.
В Набережных сенях князь повстречал Анютку, бывшую служанку матуньки, а ныне великой княгини Софьи.
– Государь с государыней кушают, - поклонилась Юрию старая дева.
Пришлось пройти в Столовую палату. Здесь над кашей с белорыбицей и лососёвой печенью сидели двое - Василий и Софья. Княжны ещё не вернулись из Коломенских летних хором. Завсегдатаи-гости в постные дни не докучали своими особами.
– Садись, брат, - пригласил
Юрий сел, но от блюд отказался.
– Не до еды, когда Тохтамышев ад грозит вот-вот повториться.
– С чего бы?
– спросила Софья.
– Эдигей идёт на Москву!
Василий возразил:
– Не верю! Мои люди в Орде загодя сообщили, что старый темник и впрямь идёт с превеликой ратью. Однако же он прислал постоянного между нами связного Басыра с большим письмом. Вот оно!
Василий достал перевязанный свиток, протянул брату. Юрий прочёл:
«Се идёт царь Булат [71] с ордой наказать литовского врага твоего за содеянное им зло на Руси. Спеши изъявить царю благодарность: если не сам, то пошли хотя своего сына или брата, или вельмож».
Дождавшись, когда Юрий кончит читать, Василий сказал:
– Сам в Орду не еду, дабы не ронять достоинства. Сына у меня пока нет.
– После значительного молчания государь с гордостью вскинул указательный перст: - Пока] Но скоро будет. А вот брат есть. Так не съездить ли тебе, Гюргий?
71
К тому времени Эдигей правил именем марионеточного хана Булат-Салтана.
Софья, улыбаясь тонкими губами, вперила колючие глаза в смутившегося деверя.
Юрьево смущение длилось недолго. Он ответил:
– Добро! Поеду. Не к Булату, Эдигеевой кукле, что сидит в Больших Сараях, а в шатёр к самому темнику. Уж там наверняка проведаю, к какой цели и зачем движутся ордынские тьмы тысяч в боевом порядке.
– Бедный мой отец!
– вздохнула Софья.
– Бедная Москва!
– поправил Юрий.
Государь проговорил:
– Шли скорого гонца. Твоему известию, каким бы оно ни было, поверю больше, нежели письму старого друга-полководца. Только быстро поезжай. Ибо в запоздалой вести смысла нет.
Князь встал, откланялся и вышел. Вдогонку услыхал:
– Крепкую стражу возьми!
Подумал: «Как же! Надёжнее скакать не князем, а гонцом». Решил взять одного Асайку, что весьма кстати был оставлен дома.
Возвратился Юрий, а прощаться не с кем. В глубине души надеялся застать Анастасию. Не застал. Быстро Галицкий спроворил хлопотный отъезд! Дворский Матвей Зарян тщательно запирал на все замки осиротевший терем. Бесполезно, если Кремль возьмут татары. От своих же татей оставленная челядь отобьётся.
Князь ночевать дома не стал. Взял колоколец скорого гонца [72] и под вечер с Асайкой по Комаринской дороге пустился в путь.
Скакали с запалёнными факелами. На ямских стоянках меняли коней. Ночь черна, как смоль. Земля молчала под незримым одеялом туч. Тревожил тишину копытный топот, как стук позднего путника в заснувшую избу. Чем дальше в ночь, тем яростнее надобно было будить ямских конюших: не бодрствовали,
72
Золотоордынские гонцы ездили со специальными колокольцами, чтобы на ямских станциях о них слышали заранее и своевременно готовили сменных коней.
– Сто-о-о-ой!
Государева печать освобождала путь. И снова - топот, вихрь в лицо. И неотвязное, изматывающее беспокойство: подобру ль, поздорову ль добралась Анастасия с княжичами, удобно ли ночует? Говорят, татей прибыло на Владимирке. Уж больно бойкая дорога!
Самому же князю, по его здравом рассуждении, разбойный сброд не угрожал. Ведь он, по колокольцам судя, скорый гонец. А гонца грабить не прибыльно и опасно: тощая мошна, зато искать будут в сто раз усерднее, найдут - голову долой!
К утру сняли камору на постоялом дворе. Так уломались, - ни зги в глазах, ни толку в голове. Асайка на пол лёг, а князь - на лавку.
– Ещё день, Гюргибек, - и встретят наши, - сказал оружничий.
– Кто «наши»?
– спросил Юрий.
– Тьфу! Проклятые ордынцы, - сплюнул татарин.
И заснул, как умер.
Следующий день до вечера прошёл в пути. К ночи остался позади последний ямской гон. Негде менять коней. Усталые Серко с Гнедком поплелись шагом.
К полудню неожиданно оборвался лес. Ехали-ехали узкой просекой и вдруг внезапная перемена: последние ели махнули зелёными лапами, как бы проводили, а впереди открылась бескрайняя пустота. Куда выехали? Не на край ли света? Нет, на крутой обрыв. Дорога резко уходила вниз. А там - степь да серое небо.
– Дикое Поле, - сказал Асай.
– Великая Кыпчакия!
Князь понял, что окончилась Русь. Он попал в собственно Орду. Где-то поблизости её полчища.
Встреча с ордынцами не заставила себя ждать. Вскоре князь и оружничий оказались окружёнными татарским конным дозором. Вёл переговоры Асай.
– Надо ехать с ними, - сказал он.
Немалое прошло время, пока перед скачущей стайкой всадников на огромном пространстве задымили костры. В ноздри ударил дух жареной баранины. Дозорные замерли у шатра. Один вошёл внутрь, потом поманил пальцем знатного уруса. Юрий оказался в шатре. Перед ним на волчьей шкуре восседал на пятках тучный ордынец и прихлёбывал молоко из глиняной чашки.
– Драствуй, каназ!
– улыбнулся он.
– Хочешь кумыс?
– Поделился наполовину опорожнённой посудиной. На отрицательный кивок заметил: - Кобылье молоко не пил?
– И велел: - Дай твою пайдзу [73] .
Юрий понял, протянул грамоту, которую дозорные отказались осмотреть по неграмотности. Да и этот, видно, был неграмотен. Повертел писаное на двух языках, русском и половецком, полюбовался печатью, вернул.
– Ходи, куда надо.
– И тут же полюбопытничал: - А куда?
73
Пайдза– своеобразное удостоверение личности, выдаваемое в Золотой Орде.