Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
– Здрав буди, князь!
– Каково здравствуешь, Юрий Дмитрич?
– Благодарствую. Здоровы ли прибыли?
Уже в приёмной палате, пообнимавшись с друзьями, Юрий отослал слуг, заметив, что остаётся наедине не только с Галицким и Морозовым, но и с третьим прибывшим. Сами они не только против этого, а воспринимают как должное, освобождают новичку место перед князем. Гостям предстоит краткий отдых в отведённых спальнях, потом - баня, после неё - застолье с хозяевами. Сейчас князю хотелось бы перемолвиться несколькими, наиболее важными, касающимися лишь двоих, словами. А тут - третий лишний! Что за невидаль?
Согнулся перед Юрием в поясном поклоне, коснулся пола перстами правой руки, представился:
–
Князь поднял брови:
– А где Ачкасов?
Хотя понимал: не ехать же старику на край света!
– Тимофей занедужил, - пояснил Галицкий.
Алексей Стромилов не славился громовым ачкасовским голосом, да он и вещать ничего не стал, просто протянул свиток, скреплённый великокняжеской печатью Василия. Юрий отпустил гостей готовиться к трапезе, потом удалился в свой покой, присел в одиночестве к светлевшему слюдяному оконцу, да ещё трёхсвечник возжёг, и с трепетом развернул послание.
При первых строках напряжённость спала, собравшиеся было морщинки разгладились. Государь доволен его поездкой! Задача, почитай, выполнена. Все договора с Вяткой приняты Москвой. Юрий положил на колени лист: кажется, дорога домой открыта. Но нужно дочитать...
Чтение, чем дальше, тем больше, повергало в уныние.
Брат писал, что новгородцы живут с ним в мире более притворном, нежели искреннем. Не перестают досаждать. Несмотря на то, что наслаждаются внутренним гражданским спокойствием, выдвигают всё новые требования. Например, воевать и мириться по собственной воле, а не с согласия государя московского. Эта строптивость требует наказания. Юрию необходимо изыскать силы и побеспокоить новгородское Заволочье. Хорошо бы напасть на Двинскую землю и досадить Новгороду, будто действуя без всякого сношения с Москвой. Это самая важная, последняя задача. Возвращение домой со щитом вполне достойно чести и славы второго по старшинству князя.
Юрий бросил лист. Хитро сказано: последняя задача. Самая важная? Самая глупая! Вспомнил встречу Витовтовны, поход с дядюшкой на Торжок, войну с булгарами, разведку в стане Эдигея, наконец, бескровное присоединение Вятки. Теперь... Нет, это вовсе уж постыдное дело. Он не способен воевать Заволочье. Не тать, не татарин, не нехристь! Однако же государево слово... Ох, задира-братец! Притом - я не я и хата не моя!
Другой вопрос: почему Юрий именуется вторым по старшинству князем? Первый - дядюшка Владимир Храбрый, второй - сам государь Василий. Место, стало быть, остаётся третье. С каким умыслом просчёт? Скорее всего, описка.
В столовой палате вскоре собрались трое приезжих и хозяин с хозяйкой. Княгиня выслушала московские новости, потрапезовав, удалилась, сославшись на простудную немочь. А новости - самые разные, одна занятней другой. Во- первых, возвращению перемётчика Свидригайло не обрадовались государи-братья в Польше и Литве, ни родной Ягайло, ни двуродный Витовт. Осрамившегося героя схватили в Кременце, заковали в цепи, заключили в темницу. Томится в ней до сей поры. Во-вторых, Эдигея по возвращении из похода преследовали несчастья. Его ставленник Булат-Салтан умер. Тохтамышевы сыновья, хотя и не одолели великого темника, однако очень усилились. В Больших Сараях Эдигей посадил нового ставленника Тимур-Хана. Дабы прочней привязать, женил на одной из своих дочерей. И, всуе! Через несколько месяцев зять поднял оружие против тестя. Тут счастье повернулось задом к эмиру. Он был разбит и бежал в Хорезм. Правда, и Тимур-Хан не воспользовался своей победой. Его свергнул сын Тохтамыша Джалал ад-Дин.
При этом имени Юрий живо представил гололицего толстячка в русской княжеской шапке с соболиной опушкой, и мысленно отметил: «Тегиня теперь пошёл в гору!»
Семён Фёдорович Морозов, недавно вернувшийся
Долгим повествованием Морозова завершилось застолье. Утомлённые дальней дорогой гости разошлись почивать. Затих терем: угомонилась челядь, заснули гости. Лишь Борис Галицкий уединился с князем в его покое.
– Гляжу, Юрий Дмитрич, лица на тебе нет, - вздохнул бывший дядька.
– Постыла вятская жизнь, соскучился по московской?
– Не то, - отмахнулся князь.
– Постылы братние задачи.
И рассказал о содержании свитка, привезённого дьяком.
Борис понуро свесил залихватские усы и задумался. Долго длилось молчание. Наконец, хитроумный боярин задал, казалось бы, пустячный вопрос:
– Как тебе нравится Глеб Семёныч?
– Вовсе не нравится, - сказал князь.
– Переговорщик из него аховый. Нет-нет да и помяну тебя дурным словом за такого помощника.
Галицкий вскинул голову, покрутил усы:
– Не по праву гнев твой, господине. Я сватал не дипломатика, а пройдоху. Вот и пошли его с глаз долой. Пусть воюет двинян да злит новгородцев.
Князь ещё больше раздосадовался:
– Суесловие, да и только! Воевать - нужна рать. А у меня нет даже своей дружины. Что твой пройдоха, Аника-воин?
Борис далее не стал спорить. Почесал за ухом, пощипал голый подбородок. Лик его помрачнел, как небо перед затмением.
– Много тебе, князь Юрий, привезли новостей, - сказал печально.
– Одной лишь не сообщили. У Морозова не повернулся язык, у дьяка тем более.
Юрий насторожился:
– Так хоть ты наберись храбрости.
– Наберусь, - вздохнул Галицкий. И встал.
– Дядюшка твой Владимир Андреевич, славный витязь Донского побоища, прозванный Храбрым...
– Что-о?
– поднялся вслед за ним Юрий.
– Ты хочешь сказать...
Бывший дядька перекрестился:
– Воистину так. Ещё на Страстной неделе князь Серпуховской приказал долго жить.
Юрий опустился на лавку, спрятал лицо в ладонях и ощутил, что они мокры. Разум не воспринимал случившегося. Родителева кончина была тяжёлой, но... Дядя - ближе отца? Теперь прояснилось: вот почему брат назвал Юрия вторым по старшинству в Калитином роде. Первым стал он сам.
Борис тем временем повествовал о завещании внука Калиты, согласно коему дети и сыновья поручаются великому князю, старшему сыну Ивану даётся Серпухов, Семёну - Боровск, Ярославу - Малоярославец, названный его именем, Андрею - Радонеж, Василию - Перемышль и Углич, супруге - множество сел.