Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Полуян Вадим Петрович

Князь не мог оставаться в четырёх стенах, поднялся в верх терема, вышел на вислое крыльцо. Тьма объяла, как живого в могиле. И холод знобкий, как подземельный. Да какой ветер в могиле? Какая знобь в августе? Болезненное воображение, и только. Он болен своими ошибками. Что за жизнь - оплошность за оплошностью! А тут ещё новгородские буйства. Не ему бы выслушивать!

Пошарил за спиной дверь. Уйти отсюда, поскорее уйти! Вот железная ручка...

Вдруг в холодной ветреной тьме впереди Юрий увидел бледные огоньки. Как волчьи глаза, когда добирался пешим по снежной

глуши от Эдигеевой ставки к Владимиру. Однако эти огоньки не безмолвны. Он слышит звук колокольцев, всё яснее, всё громче! Он не видит ни соломенных крыш, ни дощатых кровель, ни улиц, но знает: конский поезд несётся по городу прямо к терему. Кони храпят, копыта бьют в деревянную мостовую. Факелы пылают в руках большой стражи...

Юрий сбежал по ворчливой лестнице с верхнего этажа в сени и услышал в переходе крик Вассы:

–  Господине! О, господине!.. Куда же наш беспокойный князь подевался?.. Анастасия Юрьевна, княгиня, её милость, только что прибыла из самой Москвы!

Сыновья прибежали в белых ночных рубашках быстрей отца. Княгиня, осунувшаяся, усталая, долго обнимала детей. Старшие были сдержанны, младший не отлипал, как прирос. Наконец, пришла очередь мужа. Анастасия приблизилась, взглядывая исподлобья, будто вопрошая о чём-то. Он поцеловал её в лоб. Крепко взял за руку, повёл в свою спальню. Тут за закрытой дверью мигом освободил от верхнего платья, дал волю чувствам...

Вся исцелованная, она плакала на его груди.

–  Что ты? Настасьюшка! О чём? Кто обидел?

В ответ слёзная жалоба:

–  Судьба... подло... обидела!

Сурьма стекала с ресниц, румяна мазались по щекам. Благовонье заморской водицы мешалось с хвойным духом лесов, диким запахом трав.

Ты знал! Ты всё знал!
– лепетала бывшая смоленская княжна.
– Мне - ни полслова: берег меня. Мой отец - убийца! Пузир открыл всё. Он солгал гонцу: боялся, что не поеду. Не знал, что не знаю, Дурень Яков!

–  Он - путаник!
– успокаивал жену Юрий.
– Про Святославича, должно быть, навыдумывал так, что не перелезешь!

–  Нет, - плакала Анастасия, - не навыдумывал. Добилась свидания у великого князя. Василий слово в слово повторил то же самое. Результаты поиска: отец заколол Романа, зарубил Юлианию...

–  Спьяну, - подсказал Юрий.

–  Ещё грешнее!
– надрывалась Анастасия.
– Ещё хуже!

Вдруг княгиня отпрянула, взглянула на князя полными ужаса глазами и прошептала:

–  Ты должен ненавидеть меня. Я - дочь преступника!

Долгий час потребовался, дабы успокоить, внушить, что его любовь стала ещё сильнее, ибо любимое существо в беде, а беду надобно удалить. Чем, как не ласками и вниманием?

Наконец, Анастасия уняла сомнения, прижалась к спасительному супругу, произнесла:

–  Слава Богу, ты есть у меня! А то ведь совсем одна. Брат Федя из-за козней Витовта добровольно покинул Новгород. Там его так ценили и уважали! Сейчас скитается где-то в немецких землях.

Оторвались друг от друга на время. Княгиню после длительного пути ждала освежающая баня с целебными натираниями, затем приведение

себя в домашний вид.

Позднее застолье с супругой разделил князь на женской половине. Речь шла в основном о строительстве новой обители. Затем - самое приятное - совместное удаление на ночь.

Померцал и погас в медном подсвечнике огарок. Оборвал свою песню запечный сверчок. В тишине Юрий слышал лишь себя и Анастасию, чувствовал лишь её одну. Бесприютность одиночества, длиннота ожидания, боль волнения канули в небыль. Как писано в «Травнике»: «Под магнитовом камнем сила магнитова». Давно стало истиной: не могут обе быть порознь. А значит, и времени друг без друга не может быть. Не было такого в жизни, и всё тут! Был лишь тяжёлый сон.

Князь лежал, переполненный счастьем, сжимая в ладони нежные персты княгини. Она быстрее его вернулась к обыденному, завела посторонний разговор:

–  Василий отдал дочь Василису за Александра Суздальского.

Юрий плохо знал Александра, нового приближенного государя московского, не жаловал вниманием и своих племянниц, великих княжон. Потому новость воспринял молча.

Анастасия перешла к другим известиям:

– Новый митрополит на Москве.

Да, Киприан несколько лет тому умер.

–  Кто же новый?

–  Морейский грек именем Фотий, - сообщила княгиня.
– Знает наш язык, хотя имя своё пишет по-гречески. Говорят, более печётся о мирском, нежели о духовном. Корыстолюбец! Тягается с боярами и князьями за сёла, земли, воды и пошлины.

Князь возразил:

–  Может, и справедливо тягается. При Эдигеевом опустошении многое церковное достояние было расхищено. Теперь же расхитителям рачительный владыка нелюб.

–  И твой братец-государь его не любит, - присовокупила жена.
– И Витовт Литовский его не хочет. Послал к патриарху за новым митрополитом для южной Руси.

Юрий вздохнул:

–  Повторяется судьба Киприана.

Княгиня уточнила:

–  Этот хуже предыдущего. Я была в соборе Успения на его проповеди. Вельми строг! Велит наказывать мужа с женой, совокупившихся без церковного брака. А венчались чтобы не в полдень, не ночью, а лишь после обедни. Третий брак дозволяется молодым и бездетным, да и то после этого пять лет в храм не ходить. Девицам до двенадцати лет замуж нельзя. Кто пьёт вино до обеда, лишён причастия. Ну, есть, конечно, и справедливые требования: осуждается непристойная брань именем матери. Иноки и черницы чтобы не жили в одной обители, а вдовые священники не служили в женских монастырях. Под запретом ворожба...

Княгиня стихла, думая, что муж спит. Князь сказал:

–  Я не сплю. Наслаждаюсь близостью твоей, драгоценным голосом. Неважно, что говоришь. Главное - ты рядом!

Анастасия, довольная его словами, продолжила излагать московские новости:

–  К государю на службу приехал правнук Гедимина Литовского некий князь Юрий Патрикеевич Наримантов. Василий обласкал его, посадил на первое место среди бояр. У них большие из-за этого недовольства.

Муж откликнулся:

–  Очередной временщик!