Плененная грешником
Шрифт:
— Мои дедушка и дядя не заслуживали.
Я делаю глоток кофе и должен признать, что он действительно хорош.
— Я не убиваю невинных людей.
Ее глаза возвращаются к моим.
— И все же ты угрожал убить любого, кто попытается мне помочь?
Уголок моего рта приподнимается.
— Если они вмешиваются в мои дела, они больше не невинны.
Ее губы приоткрываются, и она смотрит на меня так, как будто я превратился в монстра прямо у нее на глазах.
Я из кожи вон лез, чтобы быть с ней помягче,
— Не смотри так шокировано, маленькая Роза. В конце концов, я глава Братвы.
— Да, мне не следовало искать в тебе какие-то искупительные качества, — грустно шепчет она.
Оставив свою чашку кофе, она спешит вниз по ступенькам, хватает Луну и уносит ее обратно в дом.
И вот так просто весь прогресс, которого я добился с Розали, исчез, и я снова стал злодеем в ее истории.
Глава 13
РОЗАЛИ
Я обнаружила участок сада в стороне от других особняков сбоку от дома Виктора. Там я провожу свои дни с Луной, и не рискую столкнуться с кем-либо из членов семьи Виктора.
Я научила Луну сидеть и стоять, и работаю над тем, чтобы приучить ее лежать.
Всякий раз, когда Виктор дома, мы с Луной возвращаемся в мою комнату, где она дремлет, пока я читаю одну из своих книг.
Если бы не Луна и все эти книги, я бы сошла с ума.
Я украла блокнот и ручку из кабинета Виктора, чтобы вести счет дням. Каждый месяц – это праздник, потому что он приближает меня к моему двадцать первому дню рождения.
Впереди еще тридцать три месяца, и только Богу известно, как я их переживу. Некоторые дни даются легче, чем другие, и с помощью Луны бывают моменты, когда я забываю о своем затруднительном положении, и потеря моей семьи не такая острая и душераздирающая.
Виктор был занят на работе, и были даже дни, когда я его вообще не видела. Как последние два дня. Его не было дома, и я ненавижу, что совершила ошибку и скучаю по нему.
Больше всего меня беспокоят моменты, когда я забываю, кто он такой. Рутина тоже не помогает, потому что это место начинает казаться мне домом.
И я не могу допустить, чтобы это произошло.
Я не могу забыть, что я пленница на этой территории и что мой похититель – человек, который убил мою семью.
— Ложись, Луна, — говорю я, похлопывая по траве.
Она игриво отпрыгивает назад, затем подходит, чтобы понюхать мою руку.
— Нет. Ложись, — я пытаюсь обучить ее нежным голосом, мягко надавливая на ее спину, пока она не ляжет. — Смотри, вот так.
Я слышу двигатель машины, и прежде чем я успеваю схватить Луну, она бросается к черному внедорожнику и самым очаровательным образом виляет хвостом и задницей, когда Виктор вылезает из машины.
Я поднимаюсь на ноги, и, не в силах остановиться, мои глаза упиваются его видом.
Я скучаю по нему, когда его нет рядом, но ненавижу всякий раз, когда он дома. Мои эмоции крайне противоречивы, когда дело касается этого мужчины. И за ними всегда следует мучительное чувство вины.
Я начинаю хмуриться, когда мой взгляд останавливается на красных пятнах, покрывающих его мятую рубашку и пиджак.
Кровь.
Шок и беспокойство захлестывают меня, мое сердце мгновенно начинает биться быстрее.
Когда Виктор приседает, чтобы уделить взволнованной Луне внимание, я спешу к нему, спрашивая:
— Ты поранился?
Он выпрямляется и качает головой, когда смотрит на свою рубашку.
— Это не моя кровь.
Мои глаза расширяются, во рту пересыхает.
Виктор наблюдает за моей реакцией, затем наклоняет голову.
— Все же приятно, что ты беспокоилась обо мне.
Чувство вины поднимается подобно урагану, потому что мне должно быть наплевать на то, что с ним происходит.
— Пойдем, Луна, — говорю я онемевшими губами и, развернувшись, спешу обратно в дом.
Противоречивые эмоции бурлят в моей груди.
Когда я закрываю за нами дверь спальни, Луна запрыгивает на кровать и ложится, ее большие глаза наблюдают за мной, нахмурившись.
Я рада, что Виктор не пострадал, но мне также противно, потому что он, вероятно, снова убил.
Еще больше линий для татуировки на его спине. Хорошо, что они маленькие, а то бы места не хватило.
Эй, по крайней мере, он не похитил еще одну девушку.
Поднимая руку, я убираю волосы с лица и качаю головой.
Это безумие. Как я могу заботиться о своем похитителе?
Вероятно, это стокгольмский синдром.
Я сажусь на кровать и глажу Луну по голове, находя утешение в прикосновениях к ней.
Я не знаю, как я выживу в таком состоянии еще тридцать три месяца. ще больше линий для татуировки на его спине. Хорошо, что они маленькие, а то бы места не хватило.
Каждый раз, когда я начинаю забывать, кто такой Виктор, и мое сердце начинает открываться ему, происходит нечто подобное, напоминающее мне, что он глава Братвы.
Он удерживал и заставил меня смотреть, как мой любимый дядя умирает самым ужасным образом.
Он угрожал изнасиловать меня и душил.
У него нет совести.
Но он также приложил все усилия, чтобы сделать мое пленение здесь как можно более приятным.
Иисус, Розали! Прислушайся к себе. ‘Плен’ и ‘приятное’ никогда не идут рука об руку.
В мою дверь стучат, и она открывается прежде, чем я успеваю запретить войти.