Плененная королева

Уэйр Элисон

– Ваша милость, мой господин посылает вам это, – проговорил гонец, протягивая Генриху свернутый свиток. Тот сломал печать, развернул пергамент – и нахмурился.

– Это стихи, – озадаченно произнес он. – Почему он прислал их мне?

– Мой господин просит вас прочесть их, ваша милость герцог.

Генрих стал читать. Стихи были любовные.

Я Господа благодарюЗа дар бесценный.Пред тем как мне уйти,Она сказала, не таясь:«Мне

ваши песни по душе».Хотел бы я, чтоб весьХристианский мир знал о моем восторге,Ведь песни и стихи моиДля радости ее.

Генрих оторвал глаза от свитка:

– Кто это написал?

– Бернарт де Вентадорн. – У гонца, молодого человека со свежим румяным лицом, был смущенный вид. – Мы могли бы поговорить наедине?

Генрих провел его в отгороженную часть комнаты.

– Ну, так что все это значит? – раздраженно спросил он.

– Мой господин Жоффруа сказал мне, что эти стихи посвящены мадам герцогине. Она принимает Бернарта де Вентадорна. Он всегда желанный гость у нее. О его преданности герцогине теперь широко известно, и многие говорят, что де Вентадорн влюблен в нее. Мой господин просил передать вам, что стихи в честь герцогини поют теперь даже в Анжу и Нормандии.

Генрих схватил гонца за ворот кожаного колета.

– Ты что хочешь этим сказать?! – прошипел он, и лицо его исказила гримаса ярости.

– Ничего, – выдохнул молодой человек. – Я лишь повторяю слова моего господина. Он из любви к вам считает, что вы должны знать, о чем начинают судачить люди. Мой господин сказал, что сам он, конечно, никогда бы не стал сомневаться в добродетельности мадам герцогини, но другие говорят, что этот Бернарт ее любовник.

– Да как они смеют?! – зарычал в бешенстве Генрих. – И как Жоффруа смеет делать такие выводы? Я за это повешу его! А то произведу над ним еще чего похуже!

Он кричал так громко, что несколько воинов, выпивавших поблизости, повернулись и, посмотрев на своего будущего короля, переглянулись. Но Генрих и не заметил проявленного любопытства. Он вспомнил, что Алиенора в прошлом не постеснялась улечься в постель с трубадуром. Что она обманывала Людовика.

– Скажи мне честно! – прорычал он. – Ты считаешь, в этих слухах есть хоть капля истины? Честью своей поклянись!

– Многие говорят, что это невозможно. Все знают о том, как герцогиня любит вас…

– Но другие говорят, что возможно! – добавил Генрих, когда гонец замолчал.

– Некоторые считают, что она влюблена в этого Бернарта. – Гонец с трудом сглотнул.

Для Генриха эта мысль была невыносима. Алиенора принадлежала ему, и только ему! Он ей не Людовик, который, ложась с ней в постель, закрывал глаза на все ее интрижки. Алиенора его жена, его герцогиня, мать его наследника.

Генрих не без труда совладал с собой.

– Можешь сказать своему хозяину, что я разберусь сам! – хриплым голосом сказал он, после чего отправился в канцелярию, где сидели его чиновники, думая на ходу, что кастрация слишком легкое наказание для этого наглеца Бернарта де Вентадорна.

Но, даже охваченный яростью,

Генрих понимал, что его месть будет тоньше. Скандал ни в коей мере не должен затронуть имя Алиеноры и запятнать их отношения. Надо срочно принять меры, чтобы скандал не расширился. Если решить эту проблему осторожно, слухи сами вскоре стихнут. Но на сердце у Генриха было тяжело. Неужели Алиенора предала его? Неужели она одаривала своими улыбками – а то и чем больше, упаси Господи, – какого-то ничтожного писаку? Он должен узнать правду. И как можно скорее. Он все поймет, как только увидит ее, в этом Генрих был уверен. Но пока он еще не может покинуть Англию. А значит, его ждут несколько недель мучительных терзаний. Он будет воображать, как жена, лежа в объятиях другого мужчины, распаляет его страсть так, как умеет делать только она, использует все те штучки, которым научилась с ним. Нет, это невыносимо!

Сначала на уме у Генриха было убийство. Совершить его тайком – ничего лучше не придумаешь, а тело под покровом темноты сбросить в реку, чтобы и следов не осталось. Но все же внутреннее чувство справедливости – благодаря которому Генрих и станет великим королем – восторжествовало, и его лихорадочные мысли составили иной план.

– Меня вызывают в Англию, мадам, – сказал Бернарт, сделав Алиеноре элегантный поклон.

– В Англию? – Она посмотрела на своих дам, которые были также удивлены.

– Да, мадам. Мой господин герцог хочет, чтобы я сочинил военные мелодии для моей лиры, дабы развлечь рыцарей. – Бернарт опустил глаза, полные отчаяния.

– Похоже, ваша слава распространяется по христианскому миру, – смущенно сказала Алиенора, спрашивая себя, какие слухи могли дойти до Генри. У него в Англии и без того хватает дел. Зачем еще посылать за трубадуром для развлечения рыцарей?

– Так мне сказал посланник от герцога, мадам. Но, увы, я не могу уехать или попрощаться с лицом, дороже которого для меня нет.

– Когда вызывает герцог, никто не вправе отказываться, – ответила Алиенора. – Его покровительство будет очень ценно для вас и добавит вам славы. Вы счастливчик.

Откровенно говоря, чрезмерные изъявления преданности со стороны Бернарта становились слишком назойливыми, и Алиенора не расстроилась бы, покинь он двор, поскольку то, что началось как приятное отдохновение, теперь становилось мучительно однообразным и неловким ритуалом. И потом, вскоре она воссоединится с Генри. Муж прислал весточку, в которой сообщал, что надеется вернуться весной. Она считала дни до его приезда.

Бернарт с ужасом и болью понял, что Алиенора не возражает против его отъезда в Англию и расставание с ним ничуть не печалит ее. В уединении своей комнаты он пролил горькие слезы, думая о неблагодарности герцогини и о необходимости расставания с ней – чудесным существом, чье присутствие так необходимо для его счастья. Бернарт пытался утешить себя мыслями о том, что Алиенора всего лишь защищает себя, отдаляясь от него, ведь его любовь была тайной, и герцогиня не должна выдать ее чрезмерными эмоциями на публике, и в конечном счете даже убедил себя, что их разлука станет для нее не менее мучительной, чем для него.