Пленённая
Шрифт:
– Лишний рот на столе нашего улуса – вот ты кто!.. Шаман сказал, что от тебя не будет никакого прока… Скоро и Галзан-бай поймёт это и выпнет тебя как можно дальше…
Мальчишка ныл, сжавшись в комочек. Миркхиец отвесил ему последний пинок и повернулся ко мне.
– Эмир Симбир желает тебя видеть у себя. Стража!
В кибитку вошли трое рослых мужчин. Наверняка это были самые высокие миркхийцы, потому что они были едва ли не на две головы выше Отхона.
– Развяжите её и ведите за мной. Ни на миг не отпускать.
Острый нож перерезал верёвки. Меня
За пределами кибитки стоял яркий солнечный день. Чудовищная несправедливость – небо пронзительно чистое и безоблачное в противовес ужасу, поджидающему на каждом шагу. В кибиточном городке миркхийцев царит оживление – снуют воины и женщины, горят костры. Отовсюду доносятся залпы хохота и бренчание трёхструнок. По мне снуют любопытные взгляды, по большей части равнодушные, но некоторые откровенно враждебные.
Вслед летят похабные шутки и пустые бахвальные речи. Стража ведёт меня к самой большой кибитке. Попросту говоря, огромной. Кипельно-белая, она возвышается над всеми остальными. А округлые стены увиты замысловатыми красными узорами. Возле кибитки играют двоё мальчишек, возрастом чуть младше Чомпота. Они пинают в пыли друг другу нечто округлое. Приблизившись, я понимаю, что это – отрубленная голова Шен-Ри. Ярко-жёлтые глаза потухли, через приоткрытую пасть виден кончик шершавого языка. Стража толкает меня в спину, направляя к пологу, но я всё же успеваю сказать:
– Злые духи не любят тех, кто надругается над их вместилищем.
Косоглазые мальчишки замирают, переглядываясь, и бросаются с криком прочь, забыв про свою забаву. Стража отдёргивает полог, толкая меня внутрь пространства кибитки, и ведёт через всё её пространство к тому, кого величают Эмир Симбир.
Глава 8. Артемия
Эмир полулежит на возвышении, устланном горой мягких подушек. Все остальные кочевники сидят на войлоке, сложив под себя ноги. С появлением меня голоса смолкают и воцаряется тишина. Мягкий войлок гасит звук моих шагов. Эмир Симбир с интересом разглядывает меня, скользя узкими глазами по телу, всё ещё затянутому в доспехи. Меня останавливают за несколько шагов до его «трона» и болезненным тычком по задней стороне икры заставляют опуститься на колени.
– Поднимите, – лениво велит эмир, – и снимите с неё доспехи. За ними невозможно разглядеть её фигуры. Может, их женщины не так хорошо сложены, как о них говорят.
Несколькими резкими движениями молчаливые стражники сдёргивают с меня доспехи. От грубых движений рвётся и рукав просторной рубахи, сейчас мокрой от пота и прилипшей к телу. Стражники бросают доспехи на войлок и туда же летит оторванный рукав под одобрительные громкие возгласы кочевников.
– Поверните её спиной. У нас принято оценивать хорошую кобылу сзади.
Слова эмира тонут в громком хохоте. Советники, предводители улусов и военачальники оглушительно ржут, хлопая себя ладонями по ляжкам.
– На самом деле белая шлюха, – смакует свои слова эмир, – а то по грязному окровавленному лицу было непонятно, какого цвета твоя кожа.
Симбир отличается от числа своих военачальников. Эмир достаточно молод, ему едва ли около сорока. Он из тех, кого называют тонкокостным. Узкие плечи и длинные руки, худое лицо. Может, он не столь силён физически, как тот же Отхон-бай, но его глаза и тонкие губы выдают противника иного рода. Не зря именно ему удалось объединить под своим началом семь враждующих улусов. С одного взгляда становится понятно, что ему по вкусу жестокие удовольствия – такой будет, не отрывая взгляда, смотреть на то, как его жертву разрезают на лоскуты и смаковать при этом свой ужин.
Эмир хочет сказать что-то ещё, но в кибитку входит ещё один миркхиец.
– Эмир, к вам просится жена.
– Какая? Их у меня четверо.
– Оюна, мой господин.
– Скажи, что я приму её позже.
За пределами кибитки слышится высокий недовольный женский голос. И эмир, вздохнув, кивает:
– Нет, всё же запусти её сюда.
Миркхиец отходит назад и отдёргивает полог, впуская женщину. Она семенит коротенькими ножками к трону, бросая на меня взгляды, полные ненависти.
– Что тебе, мать моих сыновей?
– Убей ведьму немедля. Она угрожала твоим сыновьям. Говорила о злых духах, что может напустить на них.
– Вот как? И когда же она успела это сделать? Стража?
– У входа в вашу кибитку, эмир, – подаёт голос один из стражников.
– О, на твоём пороге… И она ещё жива? – возмущению Оюны нет предела.
– Я непременно разделаюсь с ней так, как посчитаю нужным. А теперь ступай, Оюна. Я приду к тебе вечером.
На лице женщины расплывается улыбка, и она, торжествующе взглянув на меня, спешит прочь. Эмир причмокивает губами и морщится от досады.
– Чем больше жён, тем больше проблем. Я даже рад, что небеса избавили меня от пятой, – тычет он в мою сторону пальцем, – от тебя было бы ещё больше раздора. Гораздо проще иметь рабынь. Итак, скажи, где ваш правитель? Он позорно бежал из города, оставив его на попечение шлюхи?
– Нет. Ему перегрызла глотку пантера. Та самая, голову которой пинали в пыли твои дети.
– Мальчишки. Что с них взять. У каждого возраста свои причуды и предпочтения.
Сальный взгляд, не таясь, гулял по моей фигуре.
– А что с остальным населением? Куда делись все женщины и дети?
– Спроси об этом у своих шаманов. Я была слишком занята обороной города, чтобы следить за наседками и их выводком.
– Не стоит дерзить мне. Твоего города больше нет, как и твоего величия. Сейчас ты стоишь передо мной и моими людьми. Просто ещё одна девка из тысяч других. Только и всего. По моему приказу тебя могут кинуть на забаву воинам моего улуса. А после того как каждый из них отдерёт тебя вволю, тебя закатают в сырой войлок и оставят сушиться на солнце. Но… ты можешь избежать этой участи. Если ты как следует порадуешь сейчас меня и моих людей, займёшь место среди моих рабынь. Станцуй для нас.